Темная роза - Хэррод-Иглз Синтия - Страница 4

– Тогда, сэр, не позволите ли вы мне отправиться в город и навестить дядю Джона? Тетя Бел сказала, что его охотничья собака ощенилась и что если я буду хорошенько учить греческий, то смогу получить щеночка.

– Щеночка? – Пол поймал веселый взгляд Бел: Джон был ее братом, наследником состояния Баттсов, тесно связанных с Морлэндами, так как они торговали тканями, производимыми Морлэндами. Джон Баттс, как и Морлэнды, был женат на кузине, Люси Кортней, другой правнучке Элеоноры Кортней, и уже родившей ему двух мальчишек. Полу иногда казалось, что в мире счастливы все, кроме него.

Эмиас с надеждой смотрел на отца.

– Но ты не можешь ехать в город один, – сказал Пол, однако, за долю секунды заметив тень отчаяния, наползающую на любимое лицо, добавил: – Впрочем, у меня там есть дело, я возьму тебя с собой, и ты сможешь переночевать у дяди Джона, а завтра я пошлю за тобой слугу.

– Разве я не могу вернуться с вами, сэр? – спросил Эмиас, которому было по душе скакать в город вместе с отцом – поездка со слугой не столь восхитительна.

Пол отвел глаза.

– Я вернусь поздно, даже сам не знаю когда. Теперь на него устремился взор Анны, и ее губы задрожали от непроизнесенного вслух вопроса. Ей хотелось бы знать, какое дело задержит его так поздно в городе, и Полу необходимо было пресечь возможную дискуссию. Он быстро поднялся и сказал:

– И ехать нужно немедленно. Накинь плащ, дитя мое, и попрощайся с матерью, встретимся на конюшне, через пять минут. – И он покинул зал, ощущая на себе взгляды двух человек – злобный и ненавидящий Анны и веселый Бел. Да, весьма смелая юная особа эта Бел!

Эмиас быстро распрощался с матерью и учителем, поклонился дядюшке Ричарду и начал поторапливать матушку Кэт, широкие юбки которой не позволяли ей так быстро достать из сундука его верховой плащ. Но не успело развеяться смятение, вызванное его отъездом, как возникло новое – приехали Илайджа и Мэдж с их девятилетним Эзикиелом, чтобы скоротать вечер в компании.

– Жаль, что Пол не знал о вашем приезде, – приветствовал их Ричард, занявший кресло Пола. – Он отправился в город по делам и вернется очень поздно.

Илайджа выразительно посмотрел на отца:

– Но он знал о нашем визите – сегодня приезжает Джек, и мы все хотели поужинать вместе.

Ричард задумался и быстро оглянулся на собравшихся – женщины занимались детьми, и никто не слышал сказанной вполголоса фразы Илайджи.

– Лучше об этом помолчать, – вымолвил он наконец. – У него явно что-то на уме, не думаю, чтобы он забыл о вашем приезде.

– Конечно, нет, – добавил Илайджа и произнес громче: – Вам следует послушать песню, которую ваш внук разучивал для вас целую неделю, ему не терпелось увидеть вас. Вы так редко бываете дома, не правда ли, Мэдж?

– Разумеется, – горячо согласилась Мэдж, кладя руку ему на плечо, – вы почти забыли нас, отец!

– Это все для блага моей души, вы так любите меня, что во мне пробуждается тщеславие. Ну, Эзикиел, иди-ка сюда, встань рядом и спой мне песню. Держись прямо, как тебя учили, подними голову и начинай. Вот так...

И семейство снова успокоилось.

Переполох, вызванный прибытием Джека, длился еще дольше, и слава Богу, что этого не видел Пол, который еще больше бы расстроился – последовали десятки поцелуев, объятий и восклицаний, хотя Джека и не было-то всего четыре дня, но его все любили. Он ездил в Кентдейл, в Уэст Морлэнд, крестить ребенка одного из многочисленных родственников Невиллов. Пол занимался в семье сельским хозяйством, а Джек – торговыми делами, и благодаря этому, а также своему прекрасному характеру и доброму нраву, у него была масса друзей и знакомых, не только в Йоркшире, но и по всей стране. Он был знаком со всеми купеческими фамилиями, и вряд ли нашелся бы дом дворянина, где Джеку Морлэнду не представилась бы возможность пообедать.

И эта всеобщая любовь была еще одной занозой в сердце Пола, и, хотя его также пригласили на крестины в Кентдейле, он отказался поехать, зная, что это лишь знак вежливости, потому что на самом деле ждали только Джека. Покончив с приветствиями, Джек уселся у огня с Нанеттой на одном колене и с Джеки на другом, а Бел опустилась на скамеечку у его ног, остальные собрались вокруг, чтобы выслушать его рассказ. Посторонний наблюдатель мог бы решить, видя эту сцену, что именно Джек – хозяин этого поместья.

– Ну, рассказывай, Джек, – сказал Илайджа, – мальчик или девочка?

– Ох, совсем забыл, что вы этого не знаете! – начал рассказ Джек. – Это оказалась девочка, но Парры не слишком огорчились – никогда не видел более горделивого папаши, чем сэр Томас, прохаживающегося с младенцем туда и сюда, как самая заправская нянька, рассказывая всем, какая девочка умненькая и хорошенькая, хотя всякий мог видеть, что она ничем от других младенцев не отличалась. Разумеется, его украшала подаренная королем цепь...

– ...стоимостью в 140 фунтов, – вставила Бел, и все рассмеялись. Сэр Томас был гофмейстером двора, И король пожаловал ему в знак благодарности и уважения большую золотую цепь, и сэр Томас, упоминая о ней, никогда не забывал назвать ее цену – не из алчности, а чтобы продемонстрировать степень королевской милости.

– Да, именно та самая, – улыбнулся Джек, – и когда девочка, как все младенцы, уцепилась за нее, он объявил, что это – знак понимания ребенком, кто есть ее повелитель и благодетель.

– А король послал подарок на крестины? – поинтересовался Ричард.

– Послал – красивую серебряную чашку. Практичную Мод Парр это обрадовало больше, чем предполагаемая мудрость младенца. Замечательная женщина – ей всего-то семнадцать, тощая как щепка, а уже управляет всем поместьем, словно сорокалетняя матрона, и не только поместьем, но и мужем, как недремлющий ястреб. Она сказала Болейну...

– Там был Болейн? – спросил Илайджа.

– Он и привез королевский дар. Там были все – Лэтимеры, Боро, Грины, а Невиллов больше, чем сельдей в бочке, Фицхью, старый Сен-Мор, весь словно выжатый – и не удивительно, если вспомнить, сколько у него отпрысков. Болейн как раз переезжает – они собираются жить в Кенте, из-за болезни жены, как я понимаю, – и он сказал, что рад убраться из этого шума, гама, пыли и прочих неприятностей. А леди Болейн снова беременна – о, это настоящая красавица!

– Даже с животом? – как бы невзначай поинтересовалась Бел.

Джек улыбнулся в ответ и погладил ее по щеке.

– Когда женщины беременны, они прекрасны. Ей, конечно, не везет – семь беременностей и только трое выживших детей, – но она остается на высоте – такая душка! А как умна! И хороша, словно... словно...

– Моя мама? – невинно заметила Нанетта. Джек снова рассмеялся и поцеловал дочь.

– Почти как твоя мама, болтушка. И никогда не забывает о том, что она из Ховардов. Даже юная Мод Парр обращается к ней с почтением, а она из тех женщин, что не склоняются и перед мужчинами. Подумайте только – перенести беременность в Кентдейле, куда вот-вот может нагрянуть неприятель, и она окажется в осаде этих сумасшедших шотландцев!

– Судя по твоему рассказу, – заметил Илайджа, – она бы Им в одиночку показала, где раки зимуют!

– Она бы посоветовала им убраться домой и предварительно вымыться, – добавила Мэдж, и все расхохотались.

Джек был одним из тех редких мужчин, которые по-настоящему могли восхищаться женщинами, и он несколько увлекался в своем повествовании о Мод Парр или леди Елизавете Болейн. Возможно, этим-то и объяснялся сильный характер Бел и ее невозмутимость в обществе.

– А как они назвали девочку, ты нам не сказал? – спросила Бел.

– А, разумеется, Кэтрин, в честь королевы. Попробовали бы они назвать иначе, учитывая пост Парра при дворе. Ну, мы обмыли это дело доброй толикой вина и неплохо поохотились на следующий день и поболтали. Военные дела идут неважно – да вы и сами это знаете. В такой передряге мы еще не бывали – солдаты голодают и болеют, Болейн сказал мне, что ряды дезертиров множатся с каждым днем, а те, что еще не сбежали, вряд ли годятся в бой.