Принципы искусства (Теория воображения) - Коллингвуд Роберт Джордж - Страница 10

Заблуждение того же рода проявляется и в употреблении слова образ. Обе ошибки похожи в том, что каждая из них проецирует на чувство или на какую-то фиктивную сущность, построенную по образу

и подобию чувства, ошибки, которые мы совершаем, думая об этом чувстве, причем думая непоследовательно. Жертва второго заблуждения скажет: "Все это можно лучше выразить, используя слово образ". Если мы наблюдаем за двумя людьми на разных расстояниях или смотрим под углом на железнодорожные пути, то, что мы видим, является образом предметов, на которые мы смотрим. Образ стоящего вдалеке человека в самом деле меньше, чем образ человека, стоящего вблизи, образы рельсов в самом деле сходятся к одной точке, образ палки, погруженной в воду, в самом деле изломан, однако из этого не следует, что вещи похожи на свои образы. Это зависит от условий, при которых эти образы создаются".

Если это терминология, то она вызывает возражения, если же теория, то она ложна. В качестве терминологического рассуждения сказанное выше предлагает аналогию между связью чувства с телом и связью фотографии или рисунка с объектом, который сфотографирован или зарисован. Это вызывает возражения, поскольку такой аналогии не существует. Сущность отношения между рисунком и нарисованным объектом в том, что оба они визуально доступны нам как воспринимаемые нами тела, и один называется образом другого, поскольку зрительно на него похож. Назвать то, что мы видим, когда смотрим на железнодорожные пути, образом железнодорожных путей, значит предположить, что мы видим обе эти вещи по отдельности (в то время как суть теории состоит в том, что это не так), и к тому же предположить, что то, что мы видим, - это правильная копия железнодорожных путей (хотя изначально было оговорено, что и это не так). В качестве теории это построение ложно, поскольку оно вводит между нами и предметом, на который мы смотрим (то есть тем, что визуально предстает для нас как воспринимаемое тело), некую третью вещь, из-за вмешательства которой мы уже вообще не видим так называемого объекта, вещь, которая, если только наше восприятие не являются иллюзией, должна быть точным подобием объекта и, тем не менее, признается очень на него непохожей. Вся эта теория оказывается не чем иным, как попыткой объяснить ошибки, которые мы временами допускаем в отношении наших чувств, проецируя эти ошибки на сами чувства.

9

- 9. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Теперь вернемся к воображению и начнем с наблюдения, что, когда в обыденной речи мы говорим, что вообразили какой-то предмет, то, что мы воображаем, не обязательно должно быть чем-то, "реально здесь не присутствующим". Передо мной лежит спичечная коробка. Три ее грани обращены ко мне, и вижу я только их. Однако я воображаю и три остальные - одну желто-черную, одну синюю и одну коричневую. Кроме того, я воображаю внутренность коробки вместе со спичками, которые там лежат. Я воображаю, какая она на ощупь, воображаю запах ее коричневых граней с их покрытием из фосфорной смеси. Все эти вещи в самом деле существуют, почти как я их вообразил. Более того (этот момент отметил Кант), лишь потому, что я все это воображаю, я сознаю, что спичечный коробок является пространственным телом. Человек, способный видеть, но не способный воображать, увидел бы не пространственный мир тел, но всего лишь (как сказал Беркли) "разнообразно расположенное многоцветье". Итак, по словам Канта, воображение является "неотъемлемой функцией" для познания окружающего нас мира.

С этим нельзя не согласиться, однако все еще можно настаивать, что в случаях другого рода то, что мы воображаем, оказывается просто призраками, вещами без реального существования. Я не совсем понимаю, что это значит. Когда я смотрю на радугу, я не думаю, что смотрю на раскрашенную арку, по которой можно карабкаться, на которой ласточки могут вить гнезда и которая стоит двумя концами на каких-то определенных участках земли. Я думаю, что смотрю на дождь (хотя, конечно, я не вижу самих капель), освещенный солнцем и разбивающий его белый цвет на радужные составляющие. Когда я говорю это, я отрицаю одну интерпретацию своих чувств и признаю другую. Радуга действительно существует, причем не в одном смысле, а в двух. Как чувство или совокупность чувств она на самом деле передо мной, в том смысле, что я ее вижу. В этом же смысле реально существует мой воображаемый зверь в темном углу комнаты. Точно так же существуют змеи белой горячки. В другом смысле то, что реально существует, - это дождь и солнечный свет, то есть те вещи, посредством которых я интерпретирую свои чувства.

Человек, страдающий от разлития желчи, может увидеть перед глазами рисунок из зигзагообразных линий. Когда я слишком быстро поднимаюсь в гору, в центре поля зрения я вижу зернистое пятно зеленого света, яркое посредине и переходящее в красноту по краям. Я полагаю, что это пятно имеет какое-то отношение к работе моего сердца, в то время как упомянутые выше линии связаны с болезнью внутренних органов. Обладают ли эти вещи "реальным существованием"? В первом смысле - да. Эти чувства воспринимаются на самом деле. Во втором смысле ответ можно дать только тогда, когда мы их проинтерпретируем, как мы проинтерпретировали радугу в терминах дождя и солнца. Однако это уже сделано. Если, глядя на радугу, мы видим капли дождя и белый солнечный свет, то в зигзагообразных линиях мы видим разлитие желчи, а в зеленом свете - работающее сердце. Точно так же, видя, как у человека краснеет лицо, мы видим его гнев, а видя, как раскачиваются ветви деревьев, мы видим ветер.

А вот случай еще одного, третьего типа. Мальчику снится пожар, разрушающий его дом, в то время как он беспомощно стоит рядом. Это

явный случай воображения, усложненный, без сомнения, иллюзией. Когда мальчик проснется, иллюзия рассеется, однако воображение (если он "будет помнить" свой сон, то есть будет переживать его дальше в воображении) останется. "Реально ли существует" этот пожар? Опять-таки, в первом смысле - да. Чтобы ответить на этот вопрос во втором смысле, нам необходимо проинтерпретировать этот сон, и наш ответ будет зависеть от выбранного толкования. Если мы решим истолковать его как то, что дом его отца скоро будет сожжен, или как то, что дом его друга уже жгут сейчас, то тогда нам придется признать, что огонь не настоящий, и таким образом присоединить свой голос к мнению большинства, "гласящему, что в снах нет правды, а все они суть ложь"; или, проще говоря, что у нас есть толкование, но, хотя мы и сознаем его неправильность, ничего лучше предложить все равно не можем. Современные психологи свяжут этот сон с пробуждающимися страстями отрочества, которые терзают тело подростка, пугают его душу, разрушая спокойную и защищенную жизнь, которую он до этого вел. Если эта интерпретация верна, пожар так же реален, как радуга или зигзагообразные линии. Именно так ребенок видит подступающий к нему кризис.

Таков результат нашего исследования. Чувства нельзя разделить с помощью какого-либо теста на реальные и воображаемые, ощущения нельзя разделить на реальные ощущения и воображение. Опыт, который мы называем ощущением, принадлежит только к одному классу и не поддается разделению на реальный и нереальный, истинный и ложный, соответствующий действительности и иллюзорный. Истинной или ложной может быть мысль, а наши чувства называются реальными или иллюзорными в зависимости от того, истинно или ложно мы о них думаем. Думать о чувствах - значит их интерпретировать, то есть устанавливать связи между ними и другими чувствами, действительными или возможными. Реальное чувство - это чувство, правильно истолкованное; иллюзорное чувство - чувство, истолкованное ложно.

Воображаемое чувство - это такое чувство, которое вообще не получило истолкования, либо потому, что мы пытались это сделать, но не смогли, либо же потому, что вообще не пытались. В мире не существует трех типов чувств, не существует также и чувств, соответствующих трем типам актов чувствования. Это не чувства, которые, если их правильно проинтерпретировать, окажутся связаны с другими чувствами отношениями трех разных типов. Это чувства, в отношении которых интерпретирующая работа мысли либо была проведена правильно, либо неправильно, либо же вообще не была сделана.