Шоколад - Харрис Джоанн - Страница 51

Ремонт на чердаке почти завершён. Штукатурка местами ещё не высохла, но новое окно, круглое, в медном обрамлении, как иллюминатор корабля, готово. Завтра Ру настелит пол, и, когда половицы будут отциклёваны и покрыты лаком, мы перенесём кровать Анук в её новую комнату. Двери нет. Входом служит люк с опускной лестницей из десяти ступеней. Анук уже горит нетерпением. Почти постоянно торчит в проёме чердака, надзирая за работой Ру и давая ему «ценные» указания. Остальное время проводит со мной на кухне, наблюдает за приготовлениями к Пасхе. Часто с ней Жанно. Они сидят рядышком у кухонной двери и тараторят сразу в два голоса. Мне приходится подкупом выпроваживать их на улицу. После болезни Арманды к Ру вернулось прежнее расположение духа. Он насвистывает, накладывая последние мазки краски на чердачные стены. Ремонт он сделал отлично, хоть и не своими инструментами, об утрате которых он очень сожалеет. Те, которыми он работает сейчас, позаимствованы с лесопилки Клэрмона. По утверждению Ру, эти инструменты не совсем удобные, и он намерен при первой же возможности приобрести свои собственные.

— В Ажене есть место, где торгуют старыми речными судами, — сказал он мне сегодня, подкрепляясь чашкой шоколада с эклерами. — Хочу купить старый корпус и отремонтировать его за зиму. Сделаю из него красивый и удобный плавучий дом.

— И сколько денег на это нужно?

Он пожал плечами:

— Наверно, тысяч пять франков, может, четыре. Посмотрим.

— Арманда с удовольствием одолжила бы тебе.

— Я не возьму. — В этом вопросе он непреклонен. — Она и так мне помогла достаточно. — Указательным пальцем он обвёл ободок чашки. — К тому же Нарсисс предложил мне работу. Сначала в его питомнике, потом на винограднике, когда придёт пора сбора урожая, а там дальше картошка, бобы, огурцы, баклажаны… В общем, до ноября без дела сидеть не буду.

— Замечательно. — Его энтузиазм неожиданно вызвал во мне прилив тёплой радости. Мне было приятно, что к нему вернулось хорошее настроение. Он и выглядел теперь лучше. Стал более уравновешен, избавился от своего ужасного затравленного выражения, отчего прежде его лицо напоминало заколоченное наглухо окно дома, населённого призраками. Последние несколько дней он ночевал у Арманды по её просьбе.

— На тот случай, если меня опять прихватит, — серьёзно сказала она, заговорщицки подмигнув мне за его спиной. Может, с её стороны это была и уловка, но я очень обрадовалась тому, что Ру согласился присматривать за ней по ночам.

В отличие от Каро Клэрмон. В среду утром она явилась в «Небесный миндаль» вместе с Жолин Дру — якобы для того, чтобы поговорить об Анук. Ру сидел за прилавком, потягивая кофейный шоколад. Жозефина, всё ещё побаивавшаяся его, упаковывала на кухне конфеты. Анук завтракала. Перед ней на прилавке жёлтая чашка с какао и половинка круассана. Женщины одарили Анук сахарными улыбками и брезгливо покосились на Ру. Тот отвечал им дерзким взглядом.

— Надеюсь, я не помешала? — с вышколенной учтивостью в голосе обратилась ко мне Жолин, однако за её приветливостью и обаянием не было ничего, кроме равнодушия.

— Вовсе нет. Мы как раз завтракаем. Позвольте предложить вам шоколад?

— Нет, нет, что вы! Я никогда не завтракаю. — Выразительный взгляд в сторону Анук, на который моя дочь, занятая завтраком, и не подумала обратить внимания.

— Мне хотелось бы поговорить с вами, — проворковала Жолин. — С глазу на глаз.

— Можно, конечно, и с глазу на глаз, — отвечала я. — Но думаю, в этом нет необходимости. Вы всё можете сказать прямо здесь. Уверена, Ру не станет возражать.

Ру усмехнулся, а Жолин сразу скисла.

— Видите ли, это несколько деликатный вопрос.

— Тогда, мне кажется, вы обратились не по адресу. Полагаю, деликатные вопросы больше в компетенции кюре Рейно…

— Нет, я желала бы поговорить именно с вами, — процедила сквозь зубы Жолин.

— Вот как? И о чём же? — вежливо поинтересовалась я.

— Это касается вашей дочери. — Она сдержанно улыбнулась. — Как вам известно, я — её классный руководитель.

— Да, я в курсе. — Я налила Ру ещё одну чашку кофейного шоколада. — А в чём дело? Она плохо учится? Не успевает по каким-то предметам?

Я прекрасно знаю, что учёба Анук даётся легко. Она читает запоем с четырёх с половиной лет, а по-английски изъясняется почти так же бегло, как и по-французски, поскольку одно время мы жили в Нью-Йорке.

— Нет, нет, — поспешила разубедить меня Жолин. — Она — очень умная, сообразительная девочка. — Быстрый взгляд в сторону Анук, но моя дочь по-прежнему слишком поглощена своим завтраком. Думая, что я не наблюдаю за ней, она ловко стянула с витрины шоколадную мышку и запихнула её в середину своего круассана, чтобы он по вкусу напоминал pain au chocolat.

— Значит, она плохо себя ведёт? — Преувеличенно озабоченным тоном уточняю я. — Хулиганит? Грубит? Выказывает непослушание?

— Нет, нет. Разумеется, нет. Ничего подобного.

— А что же тогда?

Каро смотрела на меня с терпким выражением на лице.

— На этой неделе кюре Рейно несколько раз приходил в школу, — уведомила она меня. — Чтобы поговорить с детьми о Пасхе, объяснить значение этого религиозного праздника и так далее.

Я кивком дала понять, что внимательно слушаю. Жо-лин участливо улыбнулась мне.

— Видите ли, Анук… — опять смущённый взгляд в сторону моей дочери, — не скажу, что это хулиганство, но она задаёт очень странные вопросы. — Она скривила губы в неодобрительной усмешке и повторила: — Очень странные.

— Ну, моя дочь всегда отличалась пытливым умом, — беззаботно отвечала я. — Уверена, вы и сами поощряете дух любознательности в ваших учениках. И потом, — озорно добавила я, — не хотите же вы сказать, что месье Рейно настолько несведущ в отдельных областях, что не способен ответить на вопрос ребёнка.

Глупо улыбаясь, Жолин заверила меня в обратном.

— Но своими вопросами она расстраивает остальных детей, мадам, — строго сказала она.

— Вот как?

— Анук убеждает их, что Пасха на самом деле вовсе не христианский праздник и что Господь наш… — она помедлила в замешательстве, — что предание о воскресении Христа позаимствовано из более древних сказаний о каком-то боге урожая. О каком-то божестве плодородия языческих времён. — Она выдавила ледяной смешок.

— Да. — Я провела рукой по кудряшкам дочери. — Она у нас начитанная девочка, правда, Нану?

— Я только спросила про Остару, — без тени смущения объяснила Анук. — Кюре Рейно говорит, что в честь её праздники давно уже не устраивают, а я сказала, что мы устраиваем.

Я прикрыла ладонью рот, пряча улыбку.

— Думаю, он просто не понял тебя, солнышко. Наверно, не стоит мучить его вопросами, если они его так огорчают.

— Они огорчают детей, мадам, — указала Жолин.

— Вовсе нет, — возразила Анук. — Жанно говорит, что на праздник мы должны развести костёр, зажечь красные и белые свечи и всё такое. Жанно говорит…

— Жанно говорит слишком много, — перебила её Каролина.

— Должно быть, весь в маму, — заметила я.

Жолин приняла оскорблённый вид.

— Вы, я вижу, не очень-то обеспокоены поведением дочери, — сказала она, чуть приглушив свою улыбку.

— Я не вижу причин для беспокойства, — невозмутимо отвечала я, пожимая плечами. — Если я вас правильно поняла, моя дочь просто участвует в обсуждениях, устраиваемых в классе.

— Есть темы, которые не подлежат обсуждению, — вспылила Каро, и я на мгновение под лоском благовоспитанности узрела в ней её мать, властную и деспотичную. Я даже прониклась к ней симпатией за то, что она проявила характер. — Некоторые вещи должно принимать на веру, и, если бы ваш ребёнок воспитывался по законам морали… — Она смущённо прикусила язык. — Впрочем, я не собираюсь читать вам лекцию о воспитании детей, — сухо закончила она.

— Это радует, — с улыбкой сказала я. — Мне не хотелось бы ссориться с вами.

Обе женщины смотрели на меня с выражением обескураженности и неприязни.