Тонкий человек - Хэммет Дэшил - Страница 14

Я положил письмо на стол Маколэю и сказал:

– Звучит вполне логично. Ты помнишь, по какому поводу они поссорились с Розуотером?

– По поводу каких-то изменений в структуре кристаллов. Я могу уточнить. – Маколэй взял первую страницу письма и нахмурился. – Он пишет, что в тот вечер получил от нее тысячу долларов. Я передал ей пять тысяч; по ее словам, именно столько было ему нужно.

– Четыре тысячи дохода от так называемого «поместья дядюшки Джона»? – предположил я.

– Похоже на то. Странно: никогда бы не подумал, что она способна обокрасть его. Надо будет выяснить насчет остальных денег, которые я ей передавал.

– Ты знал, что она отбывала приговор в Кливлендской тюрьме по обвинению в мошенничестве?

– Нет. Это правда?

– Так утверждает полиция. Под именем Роды Стюарт. Где Уайнант ее нашел?

– Понятия не имею, – покачал он головой.

– Тебе известно что-нибудь по поводу того, откуда она родом, кто ее родственники и все такое прочее?

Он вновь покачал головой.

– С кем она была обручена?

– Я и не знал, что она была обручена.

– На безымянном пальце у нее было надето кольцо с бриллиантом.

– Для меня это новость, – сказал Маколэй. Он прикрыл глаза и задумался. – Нет, не припомню, чтобы она носила обручальное кольцо. – Он поставил локти на стол и улыбнулся мне. – Итак, каковы шансы привлечь тебя к тому, что он хочет?

– Слабые.

– Я так и думал. – Он передвинул руку, прикоснувшись к письму. – Ты так же как и я представляешь, что он должен чувствовать. Что бы могло заставить тебя изменить решение?

– Я не...

– Если бы я убедил его встретиться с тобой, это помогло бы? Я могу ему сказать, что только при этом условии ты взялся бы...

– Я хочу с ним поговорить, – сказал я, – однако ему пришлось бы говорить гораздо более откровенно, нежели он пишет.

Маколэй медленно спросил:

– Ты намекаешь на то, что думаешь, будто он убил ее?

– Я ничего об этом не знаю, – сказал я. – Не знаю даже того, что известно полиции, и как подсказывает мне интуиция, у них недостаточно улик для ареста, даже если они смогут найти его.

Маколэй вздохнул.

– Не очень-то весело быть адвокатом душевнобольного. Постараюсь заставить его прислушаться к доводам рассудка, хотя знаю, что это бесполезно.

– Я хотел спросить, каково сейчас его финансовое положение? Оно по-прежнему такое же неплохое, как и раньше?

– Почти. Конечно, экономический кризис не обошел его, как и всех нас, да и авторские доходы от использования технологии горячей обработки с тех пор, как металлы потеряли былое значение почти иссякли, однако он до сих пор может рассчитывать на пятьдесят или шестьдесят тысяч годового дохода от своих патентов на глассин и звукоизоляционные материалы, плюс кое-что еще, поступающее от всяких мелких... – Он прервал фразу и спросил: – Ты, случаем, не сомневаешься в его способности заплатить тебе за работу?

– Нет, просто любопытно. – В голову мне пришел другой вопрос: – У него есть родственники, помимо бывшей жены и детей?

– Сестра, Элис Уайнант, которая с ним даже не разговаривает около... должно быть, лет уже четырех или пяти.

Про себя я предположил, что это была та самая тетушка Элис, к которой Йоргенсены не поехали на Рождество.

– А почему они разругались?

– Он дал интервью одной из газет, где сказал, будто не думает, что пятилетний план в России обязательно обречен на провал. Надо сказать, выразился он при этом ничуть не крепче, чем я процитировал.

Я рассмеялся.

– Да они же...

– Тетушка Элис будет еще почище, чем он. Она все забывает. Когда брату удалили аппендицит, на следующий день после операции они с Мими ехали в такси и по дороге встретили похоронную процессию, которая двигалась со стороны больницы. Мисс Элис схватила Мими за руку и сказала: «О Боже! А вдруг это он... как там бишь его зовут?»

– Где она живет?

– На Мэдисон авеню. Адрес есть в телефонном справочнике. – С минуту он колебался. – Мне кажется, что не стоит...

– Не собираюсь ее тревожить. – Прежде, чем я успел произнести что-нибудь еще, зазвонил телефон.

Маколэй приложил трубку к уху и сказал:

– Алло... Да, это я... Кто?.. Ах, да... – Мышцы вокруг его рта напряглись, а глаза чуть расширились. – Где? – Некоторое время он слушал. – Да, конечно. А я успею? – Он бросил взгляд на часы, которые носил на левой руке. – Хорошо, увидимся в поезде. – Он положил трубку.

– Это был лейтенант Гилд, – сказал он. – Уайнант пытался покончить жизнь самоубийством в Аллентауне, штат Пенсильвания.

XIII

Когда я вошел в «Пальма Клаб», Дороти и Куинн сидели за стойкой бара. Они не видели меня, пока я не подошел к Дороти и не сказал:

– Привет, ребята.

Дороти была одета так же, как и в тот день, когда я увидел ее последний раз. Она взглянула на меня, на Куинна, и лицо ее вспыхнуло.

– Значит, вы ему сказали.

– Девочка в дурном настроении, – радостно сказал Куинн. – Я купил для тебя эти акции. Советую приобрести еще и сказать мне, что ты пьешь.

– Как всегда. Ты замечательный гость: уходишь, ни словом не обмолвившись.

Дороти вновь посмотрела на меня. Царапины у нее на лице побледнели, синяк едва проступал, а опухоль на губах исчезла.

– Я вам верила, – сказала она. Казалось, она вот-вот заплачет.

– Что ты имеешь в виду?

– Вы знаете, что я имею в виду. Я верила вам, даже когда вы поехали на ужин к маме.

– А почему бы тебе и не верить?

– Она весь день в дурном настроении, – сказал Куинн. – Не дергай ее. – Он положил ладонь ей на руку. – Ну, ну, дорогая, не надо...

– Замолчите, пожалуйста. – Она отняла у него руку. – Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду, – сказала мне она. – Вы с Норой оба смеялись надо мной, когда были у мамы, и...

Я начал понимать, что произошло.

– Она тебе так сказала, и ты ей поверила? – Я рассмеялся. – Прожив с ней двадцать лет, ты все еще попадаешься на удочку ее лжи? По всей видимости, она позвонила тебе после нашего отъезда: мы поссорились и долго там не задерживались.

Она повесила голову и сказала тихим, жалким голосом:

– Ну и дурочка же я! Послушайте, давайте поедем сейчас к Норе. Я должна перед ней оправдаться. Я такая идиотка. Так мне и надо, если она никогда больше...

– Конечно. У нас много времени. Давайте сначала выпьем.

– Брат Чарльз, позвольте пожать вашу руку, – сказал Куинн. – Вам удалось вернуть солнечный свет в жизнь нашей малышки, нашего сокровища, и... – Он опорожнил свой стакан. – Поехали к Норе. Напитки там ничуть не хуже, а обойдутся нам дешевле.

– Почему бы вам не остаться здесь? – спросила она.

Он расхохотался и покачал головой.

– Мне? Никогда! Может, тебе удастся уговорить Ника остаться здесь, но я еду с тобой. Мне целый день пришлось терпеть твое ворчание: теперь я намерен купаться в солнечных лучах.

Когда мы добрались до «Нормандии», вместе с Норой у нас был Гилберт Уайнант. Он поцеловал сестру, пожал руку мне и – после представления – Харрисону Куинну.

Дороти тут же приступила к пространным, чистосердечным и не слишком связным объяснениям перед Норой.

– Хватит, – сказала Нора. Тебе незачем передо мной извиняться. Если Ник сказал тебе, что я рассердилась или обиделась, или что-нибудь еще в этом роде, то он просто лживый грек. Позволь мне взять твое пальто.

Куинн включил радиоприемник. Удар гонга возвестил пять часов тридцать одну минуту пятнадцать секунд по Западному стандартному времени.

– Побудь барменом: ты знаешь, где хранится все необходимое, – сказала Нора Куинну и проследовала за мною в ванную. – Где ты нашел ее?

– В баре. Что здесь делает Гилберт?

– Сказал, что приехал проведать ее. Она не пришла вчера домой, и он думал, что она все еще здесь. – Нора засмеялась. – Однако, он не удивился, когда не застал ее. По словам Гилберта, Дороти вечно где-то шатается, у нее дромомания, которая происходит от комплекса на почве отношений с матерью и представляет собою весьма интересное явление. Он говорит, что, согласно утверждению Штекеля, больные дромоманией также часто проявляют клептоманиакальные наклонности, и он специально оставлял в разных местах вещи, чтобы посмотреть, не украдет ли она их, но, насколько ему известно, пока она ничего не украла.