Мятежный дух - Хенди Барб - Страница 59

Ноздри щекочет знакомый аромат мятного чая. Чейн поднимает голову и видит, что к нему с подносом в руках идет Винн. Она ласково улыбается, и эта улыбка предназначена только ему. Ее вьющиеся темно-русые волосы заплетены в длинную косу, а оливково-смуглое лицо отливает нежным сиянием в свете кристалла.

Винн ставит на стол поднос, на котором дымятся две чашки. Чейну хочется улыбнуться ей в ответ, но он не в силах улыбаться. Он может только наслаждаться созерцанием ее лица. Винн протягивает руку и нежно касается его щеки. Тепло ее ладони порождает в Чейне дрожь. Винн садится рядом, задает вопросы, жадным взглядом изучая пергамент. Так они и беседуют ночь напролет, покуда у Винн не начинают слипаться глаза — ее клонит в сон. В этот восхитительный, умиротворенный миг Чейн замирает, не зная, отнести ли ее в спальню или же сидеть и любоваться, как она засыпает…

Конь Чейна неистово заржал. Чейн мгновенно открыл глаза, и видение исчезло.

Снизу, от подножия склона, между скрюченных ветром деревьев к ним крались дикие собаки. Чейн не услышал и не учуял их, погруженный в свои блаженные грезы.

Шестеро псов, не сводивших глаз с коня и его хозяина, с ворчанием подбирались все ближе и ближе.

Все они были черной масти с редкими пятнами бурого или серого цвета, и у всех на боках зияли проплешины — от постоянного недоедания у животных выпадала шерсть. Желтые глаза горели голодным огнем, под обвисшей дряблой кожей ходили ходуном ребра.

Конь замотал головой и попятился, отчего из-под копыт покатились вниз по склону мелкие камешки.

Схватив поводья, Чейн протянул руку к седлу — туда, где у седельной луки висел в ножнах его меч. Как эти твари умудрились выжить в этих бесплодных местах? Пальцы Чейна сомкнулись на рукояти меча, и в тот же миг два ближайших пса бросились под брюхо коня. Чейн отпрянул от животного, взвившегося на дыбы, и тогда первый пес прыгнул.

Он повис на горле коня, цепляясь передними лапами за шею. Второй пес вцепился лошади в ногу. Конь пронзительно заржал и попятился. Прежде чем Чейн успел вступить в бой, за спиной у него раздалось рычание.

Он развернулся в тот миг, когда тощий пес уже взвился в прыжке. Чейн отпрыгнул в сторону и нанес удар.

Его клинок насквозь проткнул шею зверя.

Пес рухнул наземь и заскользил вниз по склону, оставляя за собой кровавый след. Еще один зверь прыгнул Чейну на спину и сбил его с ног.

Острые зубы вонзились в основание его шеи, и он услышал, что пронзительное ржание коня заглушило рычание других псов.

Чейн выпустил меч и перекатился на спину, придавив своей тяжестью пса, но тот не ослабил хватку. Чувствуя, как собачьи зубы рвут его кожу, Чейн вывернул руку и со всей силы ударил локтем назад. Глухо хрустнули ребра, и пес со сдавленным всхлипом разжал челюсти. Чейн развернулся, встав на колени, прижал голову пса к земле и ударом кулака размозжил ему череп.

Его конь упал. Четверо оставшихся псов яростно терзали его, и жалобное ржание животного сменилось затихающими хрипами.

Внезапно все псы остановились. Разом подняли окровавленные морды.

Позади них стоял Вельстил, держа в руке поводья своего коня. На лице его было написано откровенное недоумение.

— Почему ты их не остановил? — резко спросил он. — Чего ради сам полез в драку, точно бешеная шавка?

— Я пытался… — сиплым шепотом ответил Чейн. — Их было слишком много, чтобы управиться со всеми разом.

— Ты же вампир, — с отвращением сказал Вельстил. — Ты мог бы укротить этих тварей силой мысли.

Чейн моргнул.

— Я не обладаю такой способностью. Торет говорил, что у таких, как мы, со временем развиваются разные способности — у каждого свои. Мне вот такого не дано.

Гримаса отвращения исчезла с лица Вельстила, и он обреченно покачал головой, казалось состарившись на глазах.

— Да… верно. — Он окинул испытующим взглядом псов, затем посмотрел на грудь Чейна. — Ты по-прежнему носишь на шее этот свой сосуд?

Чейн схватился за кожаный шнурок, липкий от его собственной черной крови. Потянув за шнурок, он извлек из-под рубахи небольшой бронзовый сосуд.

Вельстил шагнул ближе, пройдя мимо псов, которые даже не шелохнулись.

— Одного оставь в живых, сделаешь его фамильяром. Он будет разведывать дорогу и, быть может, пригодится нам в поисках.

Он отвернулся, мельком глянул на издыхающего коня и устало вздохнул.

Чейну всегда казалось странным слышать, как вампир вздыхает, — даже если это делал он сам. Вампиры вдыхали и выдыхали воздух, только когда им требовалось поговорить, а уж вздохи были только привычкой, сохранившейся от прежней, смертной жизни.

— Пойдем пешком, а на моего коня навьючим вещи, — сказал Вельстил. — Собери, что там осталось от корма твоего коня, и нажарь конины — пригодится кормить твоего нового фамильяра.

Чейн подобрал меч. Решение Вельстила было разумно и здраво, но вокруг стоял чересчур сильный запах крови. Он ощутил приступ голода, хотя сейчас и не нуждался в пище.

Лошади, псы — тупые бессловесные животные… Но конь верно служил Чейну, а собаки всего лишь хотели выжить. Чейн понимал их, и ему стало не по себе, когда он проткнул мечом первого пса. Даже услышав его предсмертный визг, остальные псы не тронулись с места — стояли и ждали, когда их прикончат.

Он не стал тратить время на выбор и просто убивал псов, покуда не остался только один. Тогда Чейн закрыл глаза и вновь представил…

Обитель мира и покоя, где округлое лицо отливает нежным сиянием в свете холодной лампы. Глаза ее слипаются, и она задремывает над пергаментом, и тогда Чейн протягивает к ней руку…

Вместе с Мальцом и Лилией Винн вернулась к лесной стене. Серебряного оленя там уже не было, но прочие маджай-хи бродили поблизости.

Царапины на лице и руках саднили, левая нога болезненно ныла, но Винн, хромая, упрямо шла вперед. Что значили все эти мелочи по сравнению с изувеченным телом маджай-хи, которое они нашли под ветвями рухнувшей березы? Серо-стальная самка пришла на помощь Винн, когда стихийные духи пытались ее прикончить. Теперь брат-близнец погибшей бесцельно бродил меж деревьев, почти не приближаясь к остальным маджай-хи.

Из всех опасностей, с которыми довелось столкнуться Винн — от вампиров до лорда Дармута и его прислужников, — больше всего ужаснула ее внезапная ярость духов. Такого она никак не ожидала.

До встречи с Мальцом Винн полагала, что стихийные духи не более чем умозрительное обозначение стихийных сил, из которых создан ее мир. Познакомившись с Мальцом и поверив в его необыкновенную сущность, она пришла к убеждению, что все стихийные духи такие, как он, — загадочные, но вместе с тем благожелательные.

Они убили маджай-хи только потому, что Винн подслушала их и узнала, как они обошлись с Мальцом.

Мир в глазах Винн лишился изрядной доли осмысленности.

Малец подошел к колючим плетям ежевики, заплетавшим просветы между деревьями лесной стены. Расставил лапы, прочно уперевшись в землю. Винн и без помощи магического зрения догадалась, что он делает.

Она видела, как шелковистые языки призрачного белого огня поднимались вокруг Мальца, когда он выступил против своих сородичей. Когда Малец обрушился на них, чтобы защитить ее, Винн, тело его полыхнуло таким нестерпимым светом, что она на миг ослепла. И сородичи Мальца бежали в страхе.

Малец так часто злил Винн своими собачьими замашками, своим неряшеством и обжорством, что ей нелегко было помнить, кто он есть на самом деле. Когда он, чавкая, пожирал жирную сардельку, Винн не понимала, как существо, в котором воплощено вечное сияние духа, может вести себя настолько… по-животному.

И все же Малец был стихийным духом — теперь отверженным. Наверное, можно было сказать, что он предал своих вечных сородичей, хотя лучшего они и не заслуживали.

Малец сомкнул зубы на плети биссельники, и Винн, холодея, зачарованно следила за происходящим.

Округлые ягоды меж широких листьев и длинных шипов кустарника съежились, превращаясь в цветы, затем в крохотные бутоны. Листья и шипы уменьшились, стали светло-зелеными черенками. Плеть на глазах укорачивалась, отступая все ниже к земле.