Ночная тень - Коултер Кэтрин - Страница 1

Кэтрин Коултер

Ночная тень

Пролог

Найт отстранился и встал на колени, глядя сверху вниз на белое как снег тело Дэниеллы, такое таинственно прекрасное, каким может быть только женское тело во мраке ночи, освещенное лишь неясным лунным светом. Он осторожно коснулся ее груди.

— Ты несравненна, — выдохнул он. Дэниелла, открыв глаза, посмотрела на мужчину, любовницей которого была вот уже почти четыре месяца.

— Да, — пробормотала она, сама не сознавая, что говорит, и провела ладонью по его груди, наслаждаясь ощущением жестких вьющихся волос, бугрящихся мышц. Рука скользнула ниже, по плоскому, теплому, упругому животу, и отыскала набухшую мужскую плоть. Женщина блаженно вздохнула. Найт застонал.

— Ты к тому же еще и ненасытна, — страдальчески улыбнулся он, едва сдерживаясь.

— Возможно, — промурлыкала она, лаская его, — а ты ужасно похотлив. Не будешь же отрицать это?

— Святая правда, — согласился Найт, врезаясь в нее одним мощным толчком. Охнув от неожиданности, она тем не менее тут же изогнулась навстречу его уверенным движениям, а Найт сжал ее бедра, притягивая еще ближе.

Глаза Дэниеллы были закрыты, губы напряженно сжаты. Но в этот момент Найт вновь отстранился, пристально глядя в ее лицо, забавляясь разочарованием, мгновенно мелькнувшим в глазах.

— Животное, — прошептала Дэниелла, рывком поднимая бедра. Когда он вновь наполнил ее, женщина застонала и обвила ногами его талию.

«Теперь мне не вырваться», — подумал Найт, проникая дальше и дальше. Дэниелла почти достигла экстаза — он чувствовал, понимал это, слишком хорошо изучив ее тело за эти недели: легкая дрожь мышц живота, спазматическое сжатие бедер и ягодиц, прерывистые стоны, рвущиеся из горла, — хриплые, уродливые, неподдельно мучительные. Но Найт безжалостно переходил от быстрого неровного ритма к медленному, все более глубокому, пока Дэниелла не выкрикнула, молотя кулачками по его плечам:

— Найт!

Улыбнувшись, он очень тихо сказал:

— Хорошо…

Его рука скользнула между их телами, длинные пальцы умело ласкали ее, и Дэниелла громко закричала, судорожно выгибаясь, уставившись на Найта огромными невидящими глазами.

В эти мгновения Найт всегда чувствовал себя совершенно одиноким и невероятно могущественным. Ни разу с девятнадцати лет, того возраста, в котором он впервые научился доставлять женщине наслаждение, Найт не оставлял своих любовниц неудовлетворенными, всегда безошибочно ощущая, когда женщина притворяется: слишком хорошо он знал все уловки, чтобы позволить одурачить себя. Увидев, что Дэниелла обмякла и лежит неподвижно, не в силах пошевелиться, Найт позволил обжигающему потоку семени вырваться на волю.

— Ну что ж, — сказал он больше ей, чем себе, немного погодя, когда сердце вновь забилось ровно и спокойно, — думаю, на сегодня из меня выжали все, что можно.

Дэниелла улыбнулась сытой улыбкой удовлетворенной женщины, заставившей Найта вновь почувствовать свою неограниченную власть. Найт пригладил ее волосы, нежно поцеловал в губы, поднялся и, потянувшись, зажег лампу. Потом встал на колени у камина и подбросил дров в огонь.

— Холодно сегодня, — заметил он несколько минут спустя, когда начал умываться из тазика, стоявшего на комоде.

Дэниелла наблюдала за любовником; пламя камина и мягкий свет лампы ясно обрисовывали силуэт мускулистого тела. Женщина подумала, что редко встречала столь красивых мужчин, с волосами такого необычного оттенка: не иссиня-черными, как у ирландских повес, с которыми она зналась когда-то, не угольно-черными, как у нее самой, отражавшими свет и игравшими темно-рыжими переливами, нет, волосы у Найта очень густые, темные, почти черные, слегка вьющиеся на концах.

Но самой привлекательной чертой Найта были глаза, карие, с золотистыми искрами, как у лиса, умные, проницательные, циничные. Природа наградила Найта идеальным сложением. Он славился как атлет и спортсмен, считался лучшим наездником Клуба Четырех Коней и, к чести его, был любимым учеником Джентльмена Джексона, знаменитого боксера, обучавшего своему искусству богатых людей. Джексон во всеуслышание утверждал, что виконт Каслроз обладает прекрасными познаниями, необычайной силой и редкой сообразительностью. Дэниелла не совсем понимала смысл этих похвал, но, похоже, ее любовник и здесь превзошел всех, и она наслаждалась сознанием этого, потому что он принадлежал ей, пусть даже не навсегда. Уже четыре месяца… пролетели как один день. Когда он устанет от нее?

Дэниелла бессознательно качнула головой, боясь даже подумать о том, что ожидало ее в будущем. Но ведь ни одной женщине не удалось получить над ним власть, даже благородным высокорожденным леди… а она даже не была таковой… Сколько раз Найт, смеясь, решительно заявлял, что женитьба не для него, что он верит в принципы, исповедовавшиеся отцом, считавшим, что жениться нужно, самое раннее, в сорок лет и выбрать при этом девушку не старше восемнадцати, здоровую, как буйволица, покорную, словно овца, и способную нарожать кучу детишек.

Сам отец произвел на свет наследника и рано покинул его, так что мальчик рос, так и не узнав о многих причудах и капризах родителя. Найту Уинтропу, виконту Каслрозу, только три месяца назад исполнилось двадцать семь, и до рокового сорокалетия было еще далеко. Он считался закоренелым холостяком, обладавшим определенной долей язвительного цинизма во взглядах, хотя был лишен жестокости в суждениях.

Дэниелла жадно смотрела на любовника. Тот, не обращая на нее внимания, плавными грациозными движениями мыл длинные ноги. Плавная медлительность была особенностью его манер: точно так он занимался любовью — никогда не спешил, всегда держал себя в руках и такой чувственной сдержанностью доводил Дэниеллу до мучительно-небывалого блаженства. Но она почему-то понимала, что даже в минуты близости он был далек от нее, пребывая в своем неведомом мире, там, куда ей было не дано проникнуть. Дэниелла осознала это, наблюдая однажды за его лицом в момент наивысшего наслаждения.

— Даже твои ноги прекрасны, — вырвалось у нее.

Вскинув голову, Найт засмеялся:

— Что ты сказала? Мои ноги что? Дэниелла тряхнула головой, только сейчас сообразив, что говорит вслух, и, осознав, какую глупость совершила, выдав себя, быстро поправилась:

— Пет, нет, милорд, я сказала, что ваши ноги ужасно грязные и нужно их получше вымыть.

Он ничего не желал слышать о чувствах и прогонит ее, если узнает, что она видит в нем не только щедрого покровителя. Найт не совершит ничего злобного или жестокого… просто уйдет. Навсегда.

Дэниелла слегка приподнялась и потянулась, выгибаясь всем телом, как кошка, чувствуя на себе его взгляд. Потом таким же лениво-бесстыдным движением вновь скользнула под одеяло.

— Надень что-нибудь или тебе не сдобровать, — внезапно охрипшим голосом пробормотал Найт. Боже, он снова хотел ее, эту соблазнительную женщину, лежавшую на боку в такой небрежной позе, — пышные груди прижаты друг к другу, изящный изгиб бедра вызывал непреодолимое желание сжать ее в объятиях. Волосы такие черные, какие бывают только у итальянок, а кожа белая, как… «Нет, не снег, — внезапно решил он, — слишком банальное сравнение». Просто бледная, и все. А в темных миндалевидных глазах светилась неуемная страсть ее неаполитанских предков.

Бросив ей прозрачный пеньюар цвета персика, подаренный им несколько недель назад, он наблюдал, как она заворачивается в него заученными движениями невинной соблазнительной девственницы, не сознающей своей силы.

— Чай, милорд?

Найт кивнул, неожиданно почувствовав громкое бурчание в пустом желудке:

— Осталось что-нибудь от ужина?