Лагерный флаг приспущен - Дьяконов Юрий Александрович - Страница 2

Улыбаясь, Анастас слушал Ануш и, прихватив на обед кусок сыру с лепешкой, спешил на работу.

Если бы Ануш встретила Анастаса за углом улички, увидела его лицо, сдвинутые к переносью широкие брови, накрепко сцепленные зубы и тоску, страшную тоску в глазах, она бы, наверно, никогда больше не рассказывала ему своих радужных снов.

Анастас не шел, а будто бежал, сжимая почерневшие от сапожного вара пальцы в громадные кулаки. Потом замедлял шаг и брел, ничего не видя, в хозяйскую мастерскую. Он знал: не убежать ему от нужды, от подвала, куда и солнце-то заглядывает только к вечеру всего на пять минут и, скользнув по стенам, поспешно прячется за горы. Он уже давно не верил в то, что сможет когда-нибудь купить землю, зажить по-человечески… Но Ануш верит. Это дает ей силы.

От Петроса, брата Ануш, который еще пятнадцатилетним парнишкой уехал на заработки и работал на цементном заводе в Новороссийске, три-четыре раза в год приходили письма. В каждом из них он рассказывал о плодородных, никем еще не занятых землях на Черноморском побережье, о богатых садах и виноградниках, дающих громадные урожаи.

Эти письма читали и перечитывали до тех пор, пока на бумаге уже начисто не стирались карандашные строки. Хороши земли! Но как преодолеть тысячеверстный путь? Где взять денег на дорогу?.. И путешествие к сказочной земле откладывались год от года.

Может, и не собрались бы никогда покинуть Ереван, но по кварталам бедняков пошел тиф. Страшная болезнь перекидывалась с дома на дом. У соседей за стеной заболел и умер старший мальчик.

И тогда, спасая детей, они решили уехать к Петросу в Новороссийск. С тремя детьми, старшему из которых, Григору, было семь лет, они покинули Ереван…

Их небольшие сбережения кончились, едва они добрались до Сухума. Анастас целыми днями бегал по городу в поисках работы. Но в городе было много своих безработных. Ему отказывали везде.

От селенья к селенью кочевали они по Черноморскому побережью. Жили на гроши, которые иногда удавалось заработать Анастасу то в порту на срочной погрузке, то у богатого виноторговца на сборе винограда.

А когда до Новороссийска оставалось всего около сорока верст, случилось страшное. Тиф догнал их в дороге. В маленьком приморском городишке заболели дети. Малыши метались в жару, бредили, сгорали на глазах. Они жили в деревянном сарае около пристани, где Анастасу посчастливилось наняться грузчиком. С утра до вечера таскал он громадные тюки с турецких фелюг.

Но когда подрядчик узнал, что дети заболели тифом, он прогнал Анастаса с работы и приказал немедленно убираться на все четыре стороны. Прибыли санитары и руками в резиновых перчатках выбросили их пожитки на улицу, залили вонючей карболкой весь сарай. Пришлось уходить…

Никто не хотел везти больных. Наконец, Ануш удалось уговорить старого рыбака, возившего на хозяйской телеге рыбу в город, довезти их до Новороссийска.

Они выехали. И перед первым же селеньем в пути умерла трехлетняя дочь… Анастас с почерневшим от горя лицом сколотил из дощечек от упаковочных ящиков маленький гроб. И вечером отнес его на кладбище. Еле увел Ануш от могилы.

Из большого, сильно потрепанного брезента, оставленного возницей, устроил Анастас жилище — палатку на пустующем, никем не занятом месте посреди селенья, у самого подножья горы.

На второй день умер младший сын Мкртыч. И Ануш закаменела. Запеклось сердце. Не было больше слез. И когда через несколько дней свалился в тифозной горячке Анастас, она даже не заплакала. Молча ухаживала за больными. Не было денег, пищи, не было лекарств. Не было надежды. Но она ходила, еле переставляя ноги, к роднику и поила умиравших ключевой водой.

Они бы умерли все. Но на третий день, после того как заболел Анастас, утром заглянул к ним в палатку под горой старый русский фельдшер Иван Антонович. Посмотрел и ушел. А через час вернулся с коричневым кожаным саквояжем, наполненным едой и лекарствами, со свертком из шерстяных серых одеял. Заставил Ануш лечь, и она послушалась — легла, вернее, упала без сил.

Две недели фельдшер и Ануш ухаживали за больными. Иван Антонович приносил лекарства, еду. А когда начались осенние ливни, перевез их в свой дом на краю села.

Быстро поправлялся семилетний Григор. Потом полегчало и Анастасу. Ануш же болезнь обошла. Весной они снова перешли жить в палатку под горой и с разрешения сельского начальства стали строить себе жилье.

Не видать бы им своего домика, если бы не Иван Антонович. Взял он Анастаса к себе на службу кучером, на линейке возить к пациентам. Но работой не отягощал. Отправляясь в соседнее селенье, иногда говорил:

— Оставайся, Анастас. Я сам поеду. Ты лучше что там надо по хозяйству делай.

А частенько и коня давал для перевозки бревен и других работ. Так быстро, в полтора года, обзавелись они своим домом, своим клочком земли.

Земля… Разве знают ей цену люди, всю жизнь прожившие в городе!.. Сколько труда вложили они в этот каменистый участок, поросший травой и кустами. Кирками долбили крупные камни. Оттаскивали и складывали забором глыбы, скатившиеся с горы. Возами возили, носили плетенками ее, жирную, плодоносную землю, из ущелья на свою каменистую, белеющую даже во тьме делянку. Заложили маленький сад. Первый в жизни свой сад. Сколько радости было, когда впервые зацвели абрикосы и яблоньки.

А вскоре расстались они с Иваном Антоновичем. Перевели старого фельдшера на работу в глубь России. Расставаясь с ним, плакали. Этот простой душевный русский человек сделал для них все, что только было в его силах.

Очень трудно жили до самой революции.

В 1914 году Анастаса взяли на германскую войну. А через год, летом, вернулся он без трех пальцев на левой руке и с вечно рвущим душу кашлем, от которого сотрясалась его когда-то такая могучая, а теперь ссутулившаяся спина. Надышался рядовой Анастас Хачикян желтого удушающего газа иприта, пущенного немцами. И отправили его после госпиталя в тыл на родину, доживать свой век.

Тянулись руки отставного солдата к работе, к земле. Но нагнется он, понатужится — и долго-долго кашляет, сплевывая кровь. Пять лет промучился Анастас и умер, оставив Ануш одну с сыном. Умирая, просил:

— Не бросай дома. Не уходи с земли, где лежат наши дети. Вырасти Григора честным человеком…

И Ануш вырастила сына. Стал он объездчиком в лесничестве. Женился. А в 1932 году, когда из-за кулацкого саботажа на Дону и Кубани стало совсем голодно, уехал Григор с женой и девятилетним сыном Карапетом па Урал, в Челябинск, куда давно звали его товарищи.

Сменил Григор должность лесника на самую почетную специальность первой пятилетки — стал сталеваром. Сын и невестка упрашивали Ануш уехать с ними. Но Ануш была непреклонна:

— Никуда отсюда не уеду. Отцу слово дала…

Так и жила одна. Хозяйство небольшое. Рыжая упрямица — коза Зойка. Полдюжины курочек с огненно-рыжим петухом впридачу. Черный, как ночь, зеленоглазый кот со странным именем — Бублик. Садик из двух десятков деревьев и маленький огород.

Ануш очень любила детей. Грустила, когда разъезжались в города к началу учебного года пионеры. И с нетерпением ожидала, когда вновь оживут все три пионерских лагеря в селенье, зазвучат горны и задорные песни. Она никогда не пропускала ни одного пионерского костра. И часто сама отмечала понравившихся артистов. Подзовет к себе и вручит какое-нибудь чудо природы: прекрасное, словно лакированное, яблоко или огромную, в два детских кулака, грушу.