Лагерный флаг приспущен - Дьяконов Юрий Александрович - Страница 10

Рыжий попросил Вовку продать свисток. Ох и свисток же был! Такой пронзительный, что, когда Вовка, набрав полные легкие воздуха, свистел, дворничиха Дормидонтовна аж приседала на месте, а потом с полквартала гналась за ним с метлой. Рыжий показал Вовке гривенник. Гривенник за свисток! Это была чудесная цена. Но, когда доверчивый Вовка отдал свисток, Рыжий вместо денег сунул ему под нос кукиш и убежал, выкрикивая: «Обманули дурака на четыре кулака…» А может, и этот с яблоками хочет так?

— Да-а-а… а ты сначала дай яблоки посмотреть.

Мальчишка дал. Яблоки хорошие. Но Вовка решил поторговаться:

— Бабка за двугривенный вон какое здоровое давала… А эти…

— Ну и обратно ж дурак. Оно же червивое, — мальчишка подумал и предложил: — Ну ладно. Ради дружбы, бери вот сливу впридачу, — и протянул ему большую) темно-коричневую сливу.

Вовка, не медля больше, отдал деньги. И мальчишка, косолапя босыми ногами, поминутно поддергивая; штаны, быстро пошел прочь.

Слива оказалась удивительно вкусной. Вовка быстро расправился с ней. А косточку спрятал в карман трусов — пригодится.

В самом хорошем расположении духа он вошел в ворота лагеря. За пазухой лежало яблоко. А второе он потер о трусики, и кожица его заблестела, как лакированная. Оно было очень красиво. Темно-красные и розовые полосочки, чередуясь, стрелками расходились от хвостика. Вовка шел, подбрасывая яблоко высоко вверх, и ловил на лету с радостными криками: «Оп-ля!.. Опля!..» Под ноги что-то попалось. Вовка споткнулся. Яблоко стукнулось о землю и покатилось по дорожке.

Когда Вовка вскочил, яблоко было уже в чужих руках. Перед ним стояла высокая стройная девочка в синих коротких шароварах. На черных, подстриженных, по-мальчишески волосах, на самой макушке — синий берет. Большие черные глаза девочки с удивлением рассматривали яблоко.

— Ты Иванов… Витя, да?

— Нет. Я Вовка!.. Я тебя тоже знаю. Ты испанка? Лаура.

— Правильно. Вова, Ануш пришла на базар? — обрадовалась Лаура.

— Ага. Как бы не так! Ануш чуть не померла. Она дома лежит.

— А почему у тебя ее яблоко?

— И совсем не ее. Это я у мальчишки купил.

— Ты его знаешь? Из какого отряда?

— Не из какого. Наверно, из «Пищевика». Я своих всех знаю.

— Странно… — Лаура обтерла яблоко и отдала Вовке. Сунула руку в карман шаровар и протянула желто-розовый персик. — Бери, Вова. Кушай. Он вкусный!

— Спа-сибо, Лаура, — Вовка крутнулся на месте и вприпрыжку понесся к своему корпусу. Вот странная. Кто же не знает, что персик вкусный?

Да, в этот день Вовке определенно везло.

АЛЬКА

Альку Клещова мучила совесть. Он никогда не предполагал, что так может быть. Раньше как было: школа, интересные книги, мама, товарищи по улице, брат Ленька, доставлявший маме много огорчений.

Но все в жизни Альки всегда уравновешивалось. После «неуда» по арифметике он вдруг получал «хор». Ребята, с которыми вчера поссорился, сегодня сами предлагали мириться. Пропадавший дни и ночи с рыбаками Ленька вдруг целые недели никуда не уходил со двора и, будто желая загладить свою вину, помогал маме во всем. С азартом принимался носить воду из колонки или колоть дрова на зиму. И мама, такая усталая и больная, становилась веселой. Всякое дело спорилось в ее никогда не отдыхающих руках. Она шутила и вполголоса пела свою любимую песню:

Даже в книгах, которые он читал, потерпевшие кораблекрушение благополучно добирались до берега. А здесь, в лагере, все сдвинулось со своих мест. Закрутилось, запуталось в большой серый клубок. И не найти конца. И нет сил сразу всё кончить. Чтобы снова было спокойно на душе. Чтоб не надо было сторониться хороших ребят и прятать глаза в книжку.

Началось все в тот вечер, когда Ленька опоздал на ужин. После отбоя у туалета состоялся разговор.

— Алька, тут близко есть яблочки — первый сорт!

— Я не полезу воровать.

— Чудик! Зачем воровать? Мы так возьмем. Тут садов без хозяев пропасть. Они ж их побросали и разъехались от голода.

— Врешь ты!

— Тю! Вот те крест святой! Чего ж добру пропадать? Мы не возьмем — другие возьмут. А то и погниют вовсе… Что, кишка тонка? Струсил?!

Алька больше всего боялся прослыть трусом. И пошел.

Ночь. Тихо. Темно. И страшно. Крадутся вдоль заборов, как разведчики… Когда уже нарвали яблок и стали перелезать назад через полуразвалившийся плетень, вдруг кто-то как закричит:

— Жюлик! Жюлик!.. Резыть будем!..

Выскочили из сада. А дядька бежит сзади и орет. В руках у него блестит что-то. Кинжал, наверно. Хорошо еще, что луна опять за тучи спряталась. Упали с Ленькой в кювет, затаились. Пробежал дядька мимо, не заметил. А они — сперва ползком по канаве, потом-проулком к горе, к ручью. Отдышались и влезли в окно» «склепа».

Утром Алька обозвал Леньку жуликом и пообещал, все рассказать начальнику лагеря. Ленька влепил затрещину. И подрались. А вечером Алька из седьмой палаты перешел жить во второй корпус. Хотел сразу пойти к, Андрею Андреевичу, да смелости не хватило. Решил Сережке-горнисту рассказать: пусть посоветует, что делать.

Но вечером Ленька отозвал Альку в сторону:

— Ты думаешь, я боюсь? Иди, говори. Я ничего не имею. Хочешь, я сам пойду и расскажу?

Алька опешил. Такого от Леньки он не ожидал.

— Только ты, дурак, подумай. Кому польза будет?.. Ну выгонят нас с тобой из лагеря. А ты про мать забыл?.. Вот то-то… Ей знаешь что? Проходу на фабрике не будет… Этот ваш Андрей хитрый: «Признайтесь, детки, не бойтесь»… А попробуй признайся! Враз по-другому заговорит… Знаю я их, фараонов. Насмотрелся.

С тех пор все безнадежно спуталось в Алькиной голове. Выходит, Ленька жалеет мать. А вот Алька — не жалеет?! И начальник может обмануть — из лагеря выгонит. Кому верить?.. А ребятам тогда как в глаза смотреть?.. Жулик! Братья Клещовы — жулики… И прощай лагерь, горы, море…

А может, это не «украл» называется? А как-нибудь по-другому? Ведь не нарочно же! И Ленька уверяет, что в темноте ошибся, не в тот сад залезли… И что ему сделается, Фаносопуле? Сколько тех яблок взяли… И опять же: не его яблоки. Говорят, чужие сады прикарманил. Кулак он. Сам жулик…

Нужно успокоиться и забыть. Будто ничего не было. Но Алька не может забыть и мучится.

Особенно плохо Альке с тех пор, как обнесли сад тетушки Ануш. Кто?.. Флаг чуть не на середине мачты болтается. Смотреть муторно. А может, тоже Ленька? Надо спросить.

Но при первых словах Ленька угрожающе надвинулся на Альку и процедил сквозь зубы:

— Ты, тюлька дохлая!.. Да я тебя за такие слова… Ты видел?! Дурак. Я знаешь какой авторитет у ребят имею?! Я, может, в комсомол подавать буду. Ты мне дорогу не заступай! — сплюнув под ноги оторопевшему Альке, он отвернулся и вперевалочку ушел прочь.

И правильно, что тюлькой дохлой обозвал. А если бы мне такое сказали?.. Человек в комсомол собирается, а я понапрасну…

Все как будто правильно. И все-таки Алька нигде не находил себе места. Может, сказать про яблоки?.. А мама?..