Мальтийский сокол - Хэммет Дэшил - Страница 40

Мальчишка поставил одну ногу на пол, приподнялся на локте, вытаращил глаза, поставил на пол другую ногу, сел и огляделся. Увидев Спейда, он перестал таращить глаза.

Кэйро встал с кресла и подошел к мальчишке. Он обнял его одной рукой за плечи и начал говорить что-то. Мальчишка резко встал, сбросив с себя его руку. Он еще раз оглядел комнату и снова остановил взгляд на Спейде. Лицо его окаменело, тело напряглось так сильно, что, казалось, стало еще меньше.

Спейд сидел на углу стола, беззаботно болтая ногами.

– А теперь послушай меня, малыш, – сказал он. – Если ты подойдешь ко мне и начнешь сучить ручонками, я тебе врежу. Так что садись, молчи, веди себя прилично, и будешь жить долго.

Мальчишка повернулся к Гутману.

Гутман благодушно улыбнулся ему и сказал:

– Видишь ли, Уилмер, мне тяжело терять тебя, и я хочу, чтобы ты знал, что я люблю тебя, как родного сына, но – видит бог! – если теряешь сына, можно родить другого, а мальтийский сокол только один.

Спейд засмеялся.

Кэйро снова подошел к мальчишке и зашептал ему на ухо. Мальчишка, не сводя холодного взгляда ореховых глаз с лица Гутмана, снова сел на диван. Левантинец сел рядом.

Гутман вздохнул, что никак не изменило благодушного выражения его лица. Он сказал Спейду:

– В молодости многого не понимаешь.

Кэйро снова обнял мальчишку за плечи, не переставая шептать ему на ухо. Спейд ухмыльнулся Гутману и обратился к Бриджид О'Шонесси:

– Было бы здорово, если бы ты поискала на кухне что-нибудь поесть для нас и сварила побольше кофе. Хорошо? Я не хочу покидать моих гостей.

– Разумеется, – сказала она и направилась к двери. Гутман перестал качаться.

– Одну минутку, дорогая. – Он вытянул вперед свою толстую руку. – Может, вы все-таки оставите здесь конверт? Как бы вам не посадить на него жирное пятно.

Девушка посмотрела вопросительно на Спейда. Он сказал безразличным тоном:

– Конверт все еще принадлежит ему.

Она опустила руку за вырез платья, вынула конверт и протянула его Спейду. Спейд бросил его на колени Гутману со словами:

– Можете сесть на него, если боитесь потерять.

– Вы меня неправильно поняли, – ответил Гутман вкрадчиво. – Я совсем не боюсь, просто дела следует делать по-деловому. – Он открыл конверт, вынул банкноты, пересчитал их и хмыкнул так громко и выразительно, что заколыхался его живот. – Вот, кстати, здесь осталось только девять бумажек. – Он разложил их на своих жирных ляжках. – Когда я передавал его вам, бумажек, как вы сами убедились, было десять. – Улыбался он широко, радостно и торжествующе.

Спейд взглянул на Бриджид О'Шонесси и спросил:

– Ну?

Она выразительно покачала головой. Но ничего не сказала, хотя губы ее беззвучно двигались. Вид у нее был испуганный.

Спейд протянул руку к Гутману, и тот вложил в нее деньги. Спейд пересчитал деньги – девять тысячедолларовых банкноти вернул их Гутману. Потом встал, лицо его приняло непроницаемо спокойное выражение. Он взял три пистолета со стола. Голос его звучал по-деловому:

– Мне необходимо разобраться в этом. Мы, – он кивнул в сторону девушки, не глядя на нее, – идем в ванную комнату. Дверь будет открыта. Чтобы выйти отсюда, если, конечно, не брать в расчет прыжков с четвертого этажа, необходимо пройти мимо этой двери. Лучше не пытайтесь.

– Ну что вы, сэр, – запротестовал Гутман, – нет никакой необходимости угрожать нам подобным образом. Это невежливо, а кроме того, еще и противоречит нашим намерениям – мы совсем не хотим уходить отсюда.

– Я многое узнаю, когда закончу. – Спейд был спокоен, но решителен. – Этот фокус путает мне все карты. Я должен найти ответ. Это займет немного времени. – Он дотронулся до локтя девушки. – Пошли.

В ванной Бриджид О'Шонесси обрела дар речи. Она положила обе руки ему на грудь и, приблизив лицо, зашептала:

– Я не брала этих денег, Сэм.

– А я тебя ни в чем и не подозреваю, – сказал он. – Просто я должен убедиться. Раздевайся.

– Тебе недостаточно моего честного слова?

– Нет. Раздевайся.

– Не буду.

– Ладно. Мы вернемся в комнату, и я заставлю их раздеть тебя.

Она отпрянула, зажав рот рукой. В округлившихся глазах застыл ужас.

– Заставишь раздеть меня? – спросила она, не отнимая руки ото рта.

– Заставлю, – сказал он. – Я должен знать, что случилось с этой банкнотой, и никакая девичья скромность меня не остановит.

– Ты меня не так понял. – Она снова положила руки ему на грудь. – Я не стесняюсь раздеваться перед тобой… понимаешь?., но не так. Неужели тебе не ясно, что если ты заставишь меня… то убьешь что-то важное между нами?

Спейд не повысил голоса.

– Я ничего такого не знаю. Знаю только, что я должен выяснить, где банкнота. Раздевайся.

Она посмотрела в его немигающие желто-серые глаза, лицо ее на миг порозовело, а потом снова побледнело. Она убрала руку с его груди и начала раздеваться. Он сел на край ванны, наблюдая за девушкой и за дверью. Из гостиной не доносилось ни звука. Она раздевалась быстро, без заминок, бросая одежду себе под ноги. Раздевшись донага, она отступила в сторону и взглянула на него. В ее гордом взгляде не было ни вызова, ни смущения.

Спейд положил пистолеты на крышку унитаза и, стоя лицом к двери, опустился перед ее одеждой на колено. Он поднимал вещь за вещью, тщательно осматривал и ощупывал ее пальцами. Тысячедолларовой банкноты он не нашел. Закончив осмотр, он встал и протянул ей охапку одежды.

– Спасибо, – сказал он. – Теперь я все знаю.

Она взяла свою одежду, не проронив ни слова. Он поднял пистолеты. Закрыв за собой дверь ванной, вернулся в гостиную.

Гутман улыбался ему дружески из кресла-качалки.

– Нашли? – спросил он.

Кэйро, сидевший на диване подле мальчишки, поднял на Спейда свои темные вопрошающие глаза. Мальчишка не пошевелился. Он сидел, уперев локти в колени и обхватив голову руками, и смотрел в пол.

Спейд сказал Гутману:

– Нет, не нашел. Это ваших рук дело.

Толстяк хмыкнул.

–Моих?

– Да, – ответил Спейд, позвякивая пистолетами. – Сами признаетесь или мне обыскивать вас?

– Обыскивать?..

– Вам придется признаться, – сказал Спейд, – или я обыщу вас. Третьего не дано.

Гутман взглянул на суровое лицо Спейда и громко рассмеялся.

– Ей-богу, сэр, я верю, что вы так и сделаете. Верю. Ну вы и тип, сэр, если вы позволите мне так выразиться.

– Ваших рук дело, – сказал Спейд.

– Да, сэр, моих. – Толстяк вынул мятую банкноту из жилетного кармашка, разровнял ее на громадной ляжке, вынул конверт с девятью купюрами из кармана пальто и положил в него десятую банкноту. – У меня неистребимая тяга к шуткам, и, кроме того, мне было очень интересно посмотреть, как вы поведете себя в такой ситуации. Должен сказать, что вы превосходно выдержали испытание. Никогда не поверил бы, что вы найдете такой простой и убедительный способ дознаться до истины.

Спейд усмехнулся презрительно, но без горечи.

– Таких выходок можно ожидать разве что от ровесников вашего сопляка.

Гутман хмыкнул.

Бриджид О'Шонесси, одетая, как раньше, только без шляпки и пальто, вышла из ванной, сделала шаг в сторону гостиной, передумала, пошла на кухню и включила свет.

Кэйро придвинулся поближе к мальчишке и снова начал шептать ему на ухо. Мальчишка раздраженно пожал плечами.

Спейд, скользнув взглядом по пистолетам в своей руке, посмотрел на Гутмана, вышел в прихожую и остановился около шкафа для одежды. Открыв дверцу шкафа, он положил пистолеты на верхнюю полку, закрыл дверцу, запер ее, опустил ключ в карман брюк и подошел к кухонной двери.

Бриджид О'Шонесси возилась с алюминиевой кофеваркой.

– Все нашла? – спросил Спейд,

– Да, – ответила она холодно, не поднимая головы. Потом отставила кофеварку в сторону и подошла к двери. Щеки ее зарделись, в укоряющих больших глазах стояли слезы. – Напрасно ты так со мной, Сэм, – сказала она тихо.