Опьяненные свободой - Журавлев Владимир Борисович - Страница 18

Мне стало неуютно. У Саши Кузьмина, оказывается, вовсе и не свиные глазки. Он их, оказывается, всегда прикрывает веками, вообще всегда. А сейчас вот впервые глянул, да так, что насквозь. Огромные у него, оказывается, глаза. Проникающие. Строгие. Никакого добродушия.

— Да нет там никакого секрета! — сказал я, стараясь не впасть в нервозность. — Все же давным-давно известно! Понять, что нужно людям. Для того опросы есть, мониторинги и прочее… Далее, понять, что есть люди, да не вообще, а конкретно эти, с которыми предстоит жить. И про это немало сказано, в частности, есть такая наука, психология называется… Заразить стремлением к невероятной, фантастической, но реально достижимой цели… а это любой хороший учитель в любой школе может делать! И далее — стремиться к ней! То есть просто жить. Интересно, азартно — но все-таки просто жить! И все. Ну и где тут секреты?

— А почему у нас не получается?

— Слишком много факторов приходится учитывать, — признался я. — Слишком. Все, что можно вместить в одно слово — любовь. А туда вселенную поместить можно. Вот и получается, что работа с людьми — не ремесло, а высокое искусство. Тут, как в любом искусстве, способности требуются. И гениальность. И горение души. Вы же не претендуете на мировую славу в области… балета, хотя бы? Вот и здесь не претендуйте. Здесь требуются арты. Которых у нас пока нет.

— Ага! — удовлетворенно кивнул Кузьмин. — Это я слышал. Это из сказок Ивана. Он их в танцклассе рассказывает, а девочки потом по всему Городу разносят. Но это ведь сказки?

— Это у вас — сказки! — неожиданно для себя самого рявкнул я. — Вы чем людей собрались увлечь? Пятичасовым сном своим, работой своей бесконечной, да? Да у вас нет времени даже друг на друга посмотреть!

— У нас? — сразу понял Кузьмин. — То есть у Жени Гафарова, у Володи Чученова, у всего командирского корпуса — но не у командира боевой пятерки Деда?

Кузьмин молча и отрешенно изучал меня. Что я мог ему сказать? Я мог только встать и выйти вместе с ним в зеленую зону, туда, где мягко светились огни, гремела музыка, сияли фонтаны и гудела толпа. За лидером-один, конечно, возникли Чученов и Гафаров. Командиры — к плечу плечо! А вот девушек на этот раз не было.

— Кое-что наши аналитики определили, — мягко сказал Володя, искоса глянув на меня. — Все эти гуляния, танцы и шоу служат одной цели — создать в Городе несокрушимую традицию, основанную на… древнейших инстинктах, выразимся так. Гордость за своих женщин. Стремление защитить их от всего мира. Любование женской красотой. Опьянение ею. Скажу честно: нам не глянулось. Если б мою любимую, как это сейчас принято, стали передавать с рук на руки вокруг всего Города всем мужским составом, я б те руки поотрывал. Уж командиры знают те ручки, среди них немало и шаловливых. А там ведь не только катания на руках…

— Вы не понимаете! — сказал я с отчаянием. — Это же первый шаг! А на чем еще можно создать дух общности?! Это командирам дурная работа в сладость, а прочих мужиков ничем, кроме женской красоты, не проймешь!

— А женщин? — подал голос Гафаров.

— Возможностью получить — или сохранить — красоту, — криво усмехнулся я. — И не думайте, что это обман рекламы. В танцклассе у Сагитовой и не такие чудеса происходят. И все про это знают, а потому верят и так бешено поддерживают новые…веяния.

— Мы — не знаем, — обронил Кузьмин.

Меня охватило отчаяние. Все бесполезно. Ну не умею я объяснять! Сейчас бы сюда Анико-сан! Чтоб хотя бы поколебать их железобетонную уверенность в … а в чем, собственно? В непогрешимости их собственных суждений?

— Ребята, а от вас никто же не прячется, — не удержался я от язвительного замечания. — Могли бы подойти в танцкласс и посмотреть, что там происходит. Или хотя бы включить экраны наблюдения. Или спросить у девочек. Вот Лена в танцкласс пришла сама. И спросить не постеснялась, чем мы там занимаемся. И сейчас участвует. Потому что ей тоже надоело наказывать и выселять на Сортировочную! И Саша пришла. И Рита. И… кстати, Риту я вам сейчас покажу! Может, начнете понимать, что такое арт!

На камне у фонтана кружилась маленькая отчаянная женщина: вскинутые руки, султан черных волос, ломкие детские жесты — и невероятная страстность…

Рита ошеломила даже их. Жаль, что они не нарвались на явление Анико-сан! Гафаров неотрывно смотрел на танцовщицу и мучительно кривился. Ему было больно.

— Сахарная тростинка… — пробормотал он.

— Вы думаете, ее кто-то теперь сможет оскорбить? — спросил я. — Да за нее любому голову оторвут! Смотрите, вот это — арт! Арт… делает первый шаг к объединению людей.

— А что, предполагается и второй шаг? — поинтересовался Кузьмин.

— Ну да, — в смущении признал я. — Но его должны сделать мужчины.

— Не танцую! — отрезал Кузьмин. — Женя, по-моему, признает только вальсы. Володя?

— Не танцую.

— Ребята, ну чем вы недовольны? — риторически вопросил я. — Ну кто считал, что командирский корпус зашел в тупик в деле построения Е.К.Г.? Вы же и считали — и правильно считали! Ну вот сейчас объявился кто-то, кто профессионально делает эту работу! Вы только не мешайте! А еще лучше — подключайтесь!

— Не танцуем.

— Иван сказал вас не трогать, — признался я. — Он сказал, вы не сможете перебороть себя. Он сказал, для вас есть другая задача.

— Может, он еще что-то сказал?!

— Да. Он сказал, что ждет вас в Информатории, чтоб поставить задачу.

Командиров в Информатории поубавилось: кто не дежурил, все ушли на гулянье, что было забавным показателем эффективности подготовки девочек. Определенно, они становятся настоящими артами! Кузьмин тоже отметил пустой зал — и правильно это оценил. Его проницательность меня смутила. Как-то не соответствовала его проницательность бандитской внешности.

В кресле перед мониторами наблюдения, устало прикрыв глаза, лежал Иван. Мне стало его жалко. После занятий всего лишь с одним отделением школы юнг я приползал в апартаменты выжатый досуха — а Иван тащил на себе всех. Но боевая пятерка Кузьмина — в мужской части — этого не знала, и потому вид вечно сонного, вялого мужчины вызывал у них вполне понятное раздражение. И брезгливость. Ну, ребята сейчас будут вынуждены поменять мнение. И отношение.

— Вы понимаете, что сейчас делают ваши девочки? — спросил Иван, глянув исподлобья на Кузьмина.

— Обольщают мужчин Города, — подумав о чем-то своем, все же отозвался Кузьмин. — Откровенно провоцируют. И допускают к себе слишком близко. А так нельзя. Результат: в Городе отмечен массовый мордобой из-за женщин. А командиры всегда выступают против драк. И будут выступать. Кстати! Охрана у девочек неплохая, но когда-то недоглядит. И ваших девочек … покалечат. И кому-то придется поглядеть обманутым в глаза. И ответить за это.

Командиры настороженно следили за Иваном, и я с великим огорчением признал, что дружбы не получится. А чего я хотел?! Что боевые командиры, спаянные накрепко, так вот запросто пойдут в подчинение новому лидеру? Двум медведям в одной берлоге не ужиться. Даже если оба медведя выше всяческих похвал. Это не я придумал, это закон жизни. А жаль.

Пауза тянулась и тянулась.

— У них нет охраны, — задумчиво сказал Иван. — Я как раз и хотел попросить командиров, чтоб к артам приставили личных телохранителей. На первое время. Пока не закрепится стереотип поведения… Но раз так, эту проблему решу я сам.

Иван устало потер лоб. Еще одна проблема. Не хватает времени!

— Значит, так, — сказал он. — Слушайте внимательно. О девочках. Они не обольщают. Они… доказывают всей своей жизнью, что самая простая, заурядная женщина может достичь всего, о чем обычно мечтает любая женщина. Что невозможного нет. Что чудеса есть. Знаете ведь, в чем слабое место любой религии? Обращение к слепой вере, к самообману. А девочки демонстрируют реальные, измеримые, повторяемые чудеса. Чудеса по строгим канонам науки. Вера, возникшая на такой неоспоримой базе, может творить с человеком все. Девочки сделали первый шаг. Чтоб не предать их, вы должны сделать второй. Докажите, что простой, обыкновенный мужчина может все, о чем обычно мечтает любой мужчина. Совершите чудо. И за вами пойдут. До конца.