Опьяненные свободой - Журавлев Владимир Борисович - Страница 15

— Сложно ходить, оказывается? — кивнул я на туфли.

Саша хихикнула:

— Каратэ было проще изучать!

Нам сразу стало как-то легко. Мы посмотрели друг на друга уже без стеснения, и она почти решилась что-то мне сказать. Что? Ничего — пришел вызов по командирской связи.

— Дед! — заорал знакомый хамло-дежурный. — Ты же у нас специалист по Нецветаеву? Подхватывай свою старую задницу и дуй в грузовой порт! Там без тебя профессора никто понять не может! И хорош обниматься, старый!.. Я же все вижу!

Я поднял голову. На огромной высоте монтажный кран-паук взгромоздился на парапет крыши, поблескивая на солнце оптикой.

— Спусти крюк, — сказал я. — И разблокируй люк. Я к тебе на минутку загляну.

И он, юный самоуверенный дурак, так и сделал. Пока поднимался, я немного остыл, поэтому избил его расчетливо, без особой злобы, а не покалечил, как собирался поначалу. Потом спустился в грузовой порт, выслушал измотанного Смирнова, издерганного Нецветаева, отправил командира отсыпаться, профессора — ставить опыты, переадресовал зеленый конвейер по новым адресам, и все это на полном автомате, со звенящей тишиной в голове. Потом отыскал Кузьмина.

— Прими отставку, лидер-один корпуса. Я тут… по пункту о разборках внутри корпуса… безусловное отчисление.

Вот так. Вот и кончилась моя командирская жизнь. А куда мне без нее? Никуда.

Кузьмин связался с Гафаровым:

— Женя, я таки выиграл, тебе щелбан! Дмитрий Евгеньевич поставил диспетчера на место — вернее, положил. А я знаю, как? Так что бесконечного терпения не бывает. Ни у кого. Даже у Дмитрия Евгеньевича!

Огромный Кузьмин обратил на меня свои невыразительные свиные глазки.

— Вот чего я не пойму, — сообщил он. — Как вы его положили? Он же… слон!

Да? А я и не обратил внимания. Действительно, он вроде покрупней Кузьмина… а, неважно!

— Продолжайте службу, Дмитрий Евгеньевич, — мягко сказал Кузьмин. — А диспетчеру повезло. Мы вообще-то собирались исключать его из корпуса — за недопустимые отношения внутри коллектива. Потом решили, что если вы объясните ему… пагубность хамства, то он, возможно, сделает правильные выводы. И уйдет сам. И… забудем о нем. Теперь о деле: с этого момента вы — лидер-один боевой пятерки. Подбирайте команду. Единственное условие — чтоб смогли выдержать специальную боевую подготовку.

Я окаменел. Вот же дурная привычка из прошлой жизни — при избытке информации впадать в ступор, пока не прояснится в мозгах.

— Александра, — наконец пролепетал я, сам не понимая, о чем это я.

Кузьмин даже глазом не моргнул.

— Александра — лидер-два, — утвердил он. — Но остальных подберете, не ломая старых пятерок.

И Кузьмин убыл, весь в командирских заботах. На плечи мне опустились невесомые руки.

— Поздравляю, лидер-один! — улыбнулась Саша. — Ну, кто будет в нашей команде? Раздавайте посты!

В глубине ее темных глаз по-прежнему светились смешинки.

— Рита Гафарова — снайпер, — не задумываясь, сообщил я. — Корсак — врач. Аналитик — Овсянников. Если ты не знаешь, кто это…

Саша чуть заметно дрогнула.

— Иван Алексеевич не подходит, — вздохнула она. — У него свой неподъемный груз. Он пытается вывести корпус из тупика — и хоть бы у него получилось! Так мало времени…

Мы с Сашей надолго замолчали. Время! Черные для Города дни неумолимо приближались.

— Знаешь, — сказал я, — а я ведь сейчас ничего не боюсь — потому что ты рядом со мной.

— Что бы ни случилось, — серьезно сказала Саша, — мы будем вместе. Всю нашу жизнь. Обещаю.

Гафаров бесшумно скинул боекомплект. Поглядел, соображая — а как он вообще оказался на плечах? Не вспомнил. Видимо, подсознание отметило какую-то неявную угрозу, и сработал рефлекс. Последние смены рефлекс срабатывал регулярно. Так ведь и Чученыч в полной загрузке! И Кузьмин… ну, Кузьмин и сам по себе опасней пулемета. Что-то копилось, копошилось в сумерках незнания за сияющими стенами Города. Что? Комиссия какая-то наглая лезла через пропускной, Дед вовремя случился поблизости и тормознул ее. Режимный объект. Допуск есть? Допуска нет. Чао. Санэпиднадзор какой-то, ну надо же! Претензии к зеленому конвейеру Профессора Нецветаева. Только у нас своя СЭС, не чета вашим. Была… Потянулись специалисты в столицу. Отзывают. Столичные интриганы учуяли неприятности, вот и кончается Орлиное Гнездо как великий космический эксперимент. Скоро и допуск у СЭС будет. Как только затопчут Гробова в столице, так у них сразу все появится. А затопчут? Затопчут, к сожалению. Никого в столице не интересует гуманистическое общество светлого послезавтра. Там единственный кумир — деньги. М-да… А неплохо шли наши кони. Город страшно терять. Как мы без него, как он без нас? Командиры-то не пропадут. Это братство только смерть сможет разлучить, настолько люди спаяны друг с другом. Найдутся дела командирскому корпусу и без Города, хотя, конечно, масштаб будет не тот… Вот Риту жалко, у нее же все только начинается…

Риту он встретил совершенно случайно в далекой прошлой, изрядно подзабытой уже жизни. Просто поднял голову — и увидел в кабине башенного крана веселое, волшебно жизнерадостное существо. Миниатюрная женщина, совсем подросток по виду, она поразила его своей неисчерпаемой энергией. Мать двоих детей, мать-одиночка, она успевала и работать, и воспитывать своих оболтусов, и держать порядок в комнате в общежитии, где они ютились лет десять без всякой надежды на лучшее… И она при этом не разучилась ни улыбаться, ни шутить. Ни петь. Гафаров предложил ей неизвестность. Она согласилась сразу — отчаянно храбрая женщина… Тогда он записал ее на свою фамилию и увез в Город — членов семьи разрешено было брать с собой. И он ни разу об этом не пожалел. Неуемная жизнелюбивая Рита идеально включилась в командирские ритмы Города и уже заканчивала службу в роте курсантов. Впереди выпуск — и неявная угроза у стен…

Черноволосая маленькая женщина заснула прямо в кресле, так и не выпустив из рук какие-то бумажки. Он осторожно отнял их, посмотрел. На плотных листах теснились схематические фигурки танцовщицы: хрупкая, ломкая фигурка, султан летящих в кружении волос. Явственно угадывалась сама Рита.

Она открыла глаза.

— Ты отдыхай, — сказал он. — Только переберись в спальню. Устала?

— Не то слово! — заулыбалась она. — Тренировки, стрельбы, теория права, снова тренировки и стрельбы! А еще танцкласс, дежурства в Информатории… да, и работа же еще! Я так счастлива, Женя!

— Счастлива! — проворчал он. — Мало тебе, что ли, забот, что в танцкласс пошла? Зачем тебе еще и это?

— А это, между прочим, Женечка, самое главное сейчас, и не только для меня, но и для командирского корпуса. Создание традиций и ценностей.

— В смысле?

— Мы, такие все красивые и волшебные — это ценность, — пояснила она рассеянно, думая уже о чем-то другом. — А традиция — это, естественно, защита нас, таких из себя красивых и волшебных…

Она явно повторяла чьи-то слова. И этот кто-то для нее был очень авторитетен! Даже сквозь ее знакомую иронию явственно было заметно обожание этого… неизвестно кого.

— Я думал, самое главное для женщины — это дети? — только и смог сказать он.

И сразу неприятно заныло в груди. Как перед бедой.

— А дети выросли, Женя, — заметила она. — Старший работает техником в автомат-кафе. Когда успел выучиться? Летит время… А младший… младший где-то на скалах во внутреннем заповеднике. Тоже наконец взялся за ум — он там сейчас главный скалолаз в спасательной команде! Дети вырастают и разлетаются. И… пора бы и тебе своими обзаводиться?

— Да я вроде не против, — буркнул он.

Разговор свернул куда-то в непонятную сторону, и это его тревожило все больше. И Рита уже не казалась сонной. Собранной она казалась и внимательной, как перед зачетом по скоростной стрельбе.

— Я так благодарна тебе за эту жизнь! — сказала вдруг Рита. — Мои дети выросли здесь, а я — я живу так, как и мечтать не смела! И это только потому, что ты когда-то увидел меня — и взял с собой. Знаешь, Женя, я за тебя жизнь готова отдать. Серьезно! Ты мой лучший друг. Ты мой господин. Но вот — я живу, как в мечте, а у тебя даже семьи нет. Так нельзя, Женя.