Чувство, имя которому есть только на французском - Кинг Стивен - Страница 2

Мария на медальоне и Мария на этом рекламном щите смотрели на нее совершенно одинаково, вызывая чувство вины за непристойные мысли, даже когда она думала всего лишь о сэндвиче с ореховым маслом. Под изображением Марии тянулась надпись:

"МАТЬ МИЛОСЕРДИЯ ПОМОГАЕТ БЕЗДОМНЫМ ФЛОРИДЫ… НЕ ПОМОЖЕТЕ ЛИ И ВЫ?"

"Деве я молюсь и вам…"

На этот раз не один голос; много голосов, девичьи голоса, голоса поющих призраков. Такое случается по мере того, как стареешь.

— Что с тобой? — этот голос она знала так же хорошо, как взгляд, сопровождаемый приподнятой изогнутой бровью и опущенным уголком рта. Тон: я только прикидываюсь, что злюсь. Сие означало, что в действительности он злился, пусть и не сильно.

— Ничего? — она лучезарно, как могла, улыбнулась.

— По-моему, ты не в своей тарелке. Может, не стоило тебе спать в самолете.

— Ты, наверное прав, — ответила она, и не только для того, чтобы согласиться с мужем исключительно на словах. В конце концов, много ли женщин получают возможность провести второй медовый месяц на острове Каптива в честь серебряной свадьбы? Лететь туда и обратно на зафрахтованном «лирджете»? Провести десять дней в местах, где деньги теряют ценность (по крайней мере, до того момента, как «МастерКард» в конце месяца пришлет баланс кредитной карточки), где, если тебе потребовался массаж, светловолосый швед- здоровяк придет в твой шестикомнатный пляжный домик и сделает все в лучшем виде?

В первый раз все обстояло иначе. Билл, с которым она впервые встретилась на городском танцевальном вечере учеников средних школ, а потом три года спустя, в колледже (еще одно обыкновенное чудо), начинал семейную жизнь, работая дворником-уборщиком, потому что в компьютерной индустрии вакансий не было. Шел 1973 год, компьютерам ничего не светило, и они жили в обшарпанном доме в Ревире, не на побережье, но близко, и каждый вечер какие-то люди поднимались по лестнице, чтобы купить наркотики у двух напоминающих скелеты личностей, которые занимали квартиру этажом выше и постоянно слушали «кислотную» музыку шестидесятых. Кэрол, бывало, лежала без сна, ожидая, что в любой момент сверху послышатся крики, и думала: "Мы никогда отсюда не выберемся, состаримся и умрем под вопли «Крим» и "Блу Чиэр".

Билл, вымотавшийся на работе, спал на боку, музыка ему не мешала, иногда положив руку ей на бедро, а частенько она сама клала ее туда, особенно если жильцы сверху ругались и спорили со своими покупателями. Кроме Билла, у нее никого не было. Родители практически отвернулись от нее, когда она вышла за него замуж. Он был католиком, но не из тех католиков, какие годились ей в мужья. Бабушка даже спросила, почему она хочет выйти замуж за этого парня, если всем понятно, что он — нищий. И как она вообще могла купиться на его глупую болтовню, почему хочет разбить сердце отцу. И что она могла тогда ответить?

От той квартирки в Ревире до зафрахтованного самолета, летящего на высоте сорока одной тысячи миль лежала дистанция огромного размера. Как и до этого взятого напрокат автомобиля, "Краун Виктории", хорошие парни в гангстерских фильмах неизменно называли его "Краун Вик", на котором они направлялись на десятидневный отдых, стоимость которого исчислялась цифрой с… ей не хотелось даже думать о количестве нулей.

"Флойд…? О, дерьмо".

— Кэрол? Что теперь?

— Ничего.

Впереди появилось маленькое розовое бунгало. Около крыльца росли пальмы. Их кроны, на фоне синего небо, почему-то напомнили ей о японских «Зеро», летящих низко над землей, на бреющем полете, стреляющих из подвешенных под крыльями пулеметов. Такая ассоциация свидетельствовала лишь о том, что в молодости она смотрела по телевизору не те фильмы… а когда они будут проезжать мимо бунгало, на крыльцо выйдет темнокожая женщина. Она будет вытирать руки розовым полотенцем и бесстрастно наблюдать, как они проедут мимо, богачи в просторном салоне "Краун Виктории", направляющиеся на отдых на остров Каптива, и она, конечно же, не могла знать, что однажды Кэрол Шелтон лежа без сна в квартире, аренда которой стоила девяносто долларов в месяц, слушая музыку и крики, доносящиеся сверху, чувствовала что-то живое внутри себя, и это что-то заставляло думать ее о горящей сигарете, закатившейся за штору на вечеринке, маленькой и невидимой, но тлеющей в опасной близости от материи.

— Сладенькая?

— Я же сказала, ничего, — они проехали дом. Женщина на крыльцо не вышла. Зато там, в кресле-качалке сидел старик, белый — не черный, наблюдал, как они проезжают мимо. На переносице сидели очки без оправы, на коленях лежало розовое полотенце, в тон стенам. — Я в порядке. Просто не терпится добраться до места и наконец-то переодеться в шорты.

Его рука коснулась ее бедра, там, где он часто прикасался к ней в первые дни, и поползла выше. Она подумала о том, чтобы остановить его (римские кисти и русские пальцы, как они, бывало говорили), но не стала.

— Может, мы возьмем паузу. Знаешь, после того, как платье снимется, а шорты еще не наденутся.

— Я думаю, это прекрасная идея, — и она накрыла его руку своей, крепче прижала к бедру. Впереди показался щит-указатель. Она знала, что. Подъехав ближе, они прочтут на нем:

"ДО ПОВОРОТА НА ПАЛМ-ХАУЗ 3 МИЛИ".

В действительности они прочитали:

"ДО ПОВОРОТА НА ПАЛМ-ХАУЗ 2 МИЛИ".

За указателем высился другой щит, опять с Девой Марией, которая протягивала руки, а над ее головой электрически лампочки высвечивали нимб. Несколько изменилась и надпись:

"МАТЬ МИЛОСЕРДИЯ ПОМОГАЕТ БОЛЬНЫМ ФЛОРИДЫ… НЕ ПОМОЖЕТЕ ЛИ И ВЫ?"

— На следующем щите должно быть написано "Бурма шейв".

Она не поняла, что он хотел этим сказать, но в том, что это шутка, сомнений быть не могло, поэтому она улыбнулась. Она-то знала, что на следующем щите они увидят надпись "Мать милосердия помогает голодным Флориды", но не могла ему этого сказать. Дорогой Билл. Дорогой, несмотря на иногда глупые выражения лица и не очень понятные аллюзии. "Он наверняка бросит тебя и знаешь, что я тебе скажу? Если вы разбежитесь, для тебя это будет самой большой в жизни удачей". Слова ее отца. Дорогой Билл, который только раз доказал, в этот самый раз, что она разбирается в людях лучше отца. Она по-прежнему замужем за человеком, которого бабушка называла "большой хвастун". Цену пришлось дать высокую, все так, но разве не об этом говорит древняя аксиома? Бог говорит, бери, что хочешь… и заплати за все.

Начала зудеть голова. Она рассеянно почесала ее рукой, ожидая появления следующего щита с Девой Марией.

Пусть это и покажется ужасным, но ситуация начала меняться к лучшему, когда она потеряла ребенка. Случилось это аккурат перед тем, как Билла взяли на работу в "Бич компьютерс", на шоссе 128. Именно тогда в компьютерной индустрии задули свежие ветры перемен. Потеря ребенка, выкидыш — в это поверили все, за исключением, возможно, Билла. Родственники точно поверили: отец, мама, бабушка. Выкидыш, говорили они всем. Выкидыш, католики признавали только такой вариант. "Деве я молюсь и вам…" — иногда пели они в школе, прыгая через веревочку, смело, чувствую себя большими грешницами, с развевающимися юбками, которые то и дело обнажали их ободранные коленки. В школе Нашей госпожи ангелов, где сестра Аннунсиата била по пальцам указкой, если видела, что ты глазеешь в окно, вместо того, чтобы готовить уроки, где сестра Дормарилья говорила, что миллион лет — лишь доля секунды на часах вечности (и ты можешь провести вечность в аду, многих выпадала такая участь, так легко туда попасть). А жизнь в аду — сплошные мучения. Кожа твоя будет гореть огнем, кости — поджариваться. А теперь она во Флориде, в салоне "Краун Вик", рядом с мужем, чья рука поглаживает ее промежность. Платье помнется, но невелика беда, если на его губах играет довольная улыбка, и почему только не уходит это чувство?

Она подумала о почтовом ящике с фамилией Раглан на боковой поверхности и американским флагом на крышке, и они проехали почтовый ящик, с фамилией Рейган и наклейкой "Грейтфул Дэд" вместо флага. Она подумала о маленькой черной собачке, деловито бегущей по противоположной обочине дороги, опустив голову, что-то вынюхивая, и они повстречались с собачкой. Она вновь подумала о рекламном щите, и да, они проехали мимо щита: