Том 48. Тринадцатая - Чарская Лидия Алексеевна - Страница 5

Марья Андреевна ласково провела рукой по голове Коди.

Кодя молчала.

— Ты слышишь, что я тебе говорю, Кодя? — снова спросила воспитательница.

Новое молчание было ей ответом. Марья Андреевна тревожно наклонилась над девочкой и заглянула ей в лицо.

— Ах! Да она заснула! — сказала наставница.

Действительно, утомленная долгой дорогой, новыми впечатлениями и теплой ванной, Кодя Танеева спала непробудным детским сном.

В "Лесном убежище" постепенно стихают вечерние звуки. Девочки, вдоволь нагулявшись за день и разморившись на свежем воздухе, дремлют в своих постельках. Старый лес баюкает и нежит безмятежное спокойствие детского сна колыбельной песенкой — шепотом деревьев и скрипом вековых сосен…

Но слабые, хрупкие дети засыпают не скоро.

Липа долго ворочается на своей кровати. Наля-сказочница шепотом рассказывает Вере одну из бесчисленных своих историй. Катя давно уже перепрыгнула на постель сестры и, трясясь от страха, уверяет, что под окнами дома, наверное, бродят волки по ночам. Саша-растеряша ищет ночную кофточку, которая давным-давно надета на нее. Ляля-малютка и Наташа Чижова с самым серьезным видом укладывают в постель большую куклу с разбитым носом. Софочка шепчет своей соседке Гане:

— Какая странная эта новенькая! Ждали мы бедную, слабенькую, печальную сиротку, а приехал разбойник какой-то! Но она мне нравится, во всяком случае, больше, нежели если бы она была другой!

— Трудно ей будет привыкать к нашей тихой жизни, — отвечает несловоохотливая Ганя.

Сара Блюм тихо плачет, вспоминая больного отца. Маня перед тем, как лечь в постель, долго крестит все углы спальни, соскакивает с кровати, крестит порог у двери и снова возвращается в постель, смешно пятясь. Это она делает для того, чтобы не случилось какого-нибудь несчастья у них в «Убежище» за ночь.

Но вот к десяти часам вечера все стихло, наконец. Когда доктор Анна Васильевна прошла по спальне, делая свой обычный вечерний обход, все уже спали.

Глава 2

Большие часы в столовой пробили четыре раза. Кодя проснулась, широко раскрыла удивленные глаза и осмотрелась.

"Где я? — изумилась девочка, но скоро сообразила, в чем дело, и произнесла с улыбкой: — Ах, да, в "Убежище"!.. Но почему так пасмурно нынче? Верно, дождь или туман на дворе!"

Чтобы убедиться в своем предположении, Кодя вскочила с постели и неслышно подбежала к окошку.

Ни дождя, ни тумана не было. Ранний летний рассвет глядел в окна "Лесного убежища". Только легкая, серая предутренняя пелена окутывала лес.

"Должно быть, еще очень рано, — сообразила Кодя, — но мне спать совсем не хочется! — решила она, возвращаясь в постель".

Опустив голову на подушку, Кодя стала думать обо всем, что недавно с ней произошло.

Ее папа (мамы она не помнит) был капитаном на одном из черноморских пароходов, плавающих между Севастополем и Ялтой. Она жила в Ялте у друга папы, доброго старичка, которого звала дедушкой. Часто папа брал Кодю к себе на судно, и она совершала с ним рейсы по Черному морю. Чудесные это были рейсы! Папина команда очень любила "капитанскую дочку". Матросы дарили ей раковины и морские звезды, учили ее лазить по мачтам, рассказывали о чужих странах.

Папа обожал свою Кодю.

— Тебе бы мальчиком родиться, такая ты смелая и ловкая! — говорил, смеясь, папа, приглаживая непокорные вихры Коди. — Погоди, я вскоре поступлю на большое океанское судно капитаном и тебя юнгой к себе возьму!

Кодино сердечко замирало от восторга.

Действительно, Коде надо было родиться мальчиком: она плавала, как рыбка, лазила по мачтам не хуже любого матроса. Проворная и ловкая, она умела распознать направление ветра и править рулем, как опытный рулевой.

В восемь лет Кодя казалась двенадцатилетней. Сильная, рослая девочка не признавала длинных волос, локонов и причесок и умоляла отца стричь ее под гребенку, как мальчугана.

В зимнее время Кодя жила в Ялте, училась с внучатами папиного друга и с нетерпением ждала весны, чтобы снова вместе с отцом уйти в рейс на пароходе.

Но пришла весна и принесла несчастье бедной, маленькой Коде. Однажды в ненастную бурную ночь волны кинули на подводную скалу пароход Кодиного отца. Пароход пошел ко дну. Вся команда спаслась, все до единого, кроме капитана.

Когда Коде осторожно сказали про это, девочка не пролила ни единой слезы. Она только до крови закусила губы и побледнела так, что окружающим стало страшно за нее. Все следующие дни она молчала. Ходила на берегу, смотрела на море и молчала… Боялись, что она помешается от горя, старались развлекать ее — ничто не помогало. Наконец решили послать ее в "Лесное убежище", начальница которого была хорошо знакома с другом Кодиного папы. Надеялись, что в убежище, среди девочек, на новом месте, с новыми впечатлениями Кодя скорее забудет свое горе.

Через месяц-другой после гибели отца Кодя оправилась. Снова зазвенел ее голосок, снова лазила она но деревьям, заменявшим ей мачты, каталась в лодке, собирала ракушки и ловила крабов на морском берегу.

— Какая бесчувственная девочка, — говорили про нее окружающие, — как скоро она забыла своего отца! Смотрите, она совсем не грустит о нем и не плачет!

Ах, как это было несправедливо!

Кодя горячо любила своего дорогого папочку, думала о нем постоянно, когда оставалась одна! Но плакать она не умела. Кодя была закаленным маленьким юнгой, готовым стойко принять все превратности судьбы. Разве она была виновата в этом?

Летняя ночь смотрела в окна.

Кодя выдвинула ящик стоявшего близ кровати комода, куда с вечера Марья Андреевна приказала ей уложить вещи, и вынула из него пакет, завернутый в чистую тряпочку. Быстрыми, ловкими пальцами Кодя развернула пакет. Это была фотография отца, вставленная в скромную кипарисовую раму.

Кодя долго всматривалась в лицо, изображенное на портрете.

— Папочка, — прошептала девочка, — дорогой мой, ненаглядный! Видишь ли ты сейчас твою Кодю? Чувствуешь ли ты, как твой маленький юнга тоскует по тебе? Милый папочка, незабвенный дружочек мой! Твоя Кодя уехала далеко от твоей могилы — большого синего моря, спрятавшего тебя навсегда… Я теперь, папочка, в «Убежище», где много слабеньких, хрупких и болезненных девочек, которые совсем-совсем непохожи на твою сильную Кодю… Мне стало смешно и грустно, когда я увидела их сегодня всех… Еще бы! Они боятся ходить босиком, чтобы не простудиться, не бегают, чтобы не устать, кушают белый хлеб, чтобы черным не отягощать желудок! Не то, что твоя Кодя, папочка, не признававшая простуды, усталости и уплетавшая с удовольствием черный хлеб с солью… Все здесь смотрят на меня, точно я бенгальский тигр, а не девочка, приехавшая с моря… Ах, папочка, твоей Коде будет очень скучно с ними! Твой маленький юнга умрет здесь с тоски или превратится в такую же недотрогу-девочку, как и все остальные…

Кодя завернула и спрятала портрет в ящик комода, потом выглянула в окно.

Заря еще не появлялась, но край неба уже чуть порозовел.

Внизу, в столовой, часы пробили три удара. Им откликнулись те, что висели в классной. Раз! Два! Три!

Кодя сидела на подоконнике, болтала ногами и, глядя на часы, думала:

"Три часа только… Как далеко еще до утра! И какая ужасная мертвая тишина!.. Можно умереть с тоски. Что бы сделать такое, чтобы скорее настало утро?"

Кодя задумывается на минуту. Есть прекрасный план! Следует во что бы то ни стало привести его в исполнение!

Босая, в одной сорочке, Кодя соскакивает с окна, крадется мимо двух рядов кроваток, потом бочком мимо большой, поставленной у самой печки, кровати няни Ненилушки и выскакивает за дверь.