Астронавт Джонс. Сборник научно-фантастической прозы - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 58

— Возможен один компромисс, — сказал Комиссар.

— Какой? — голос Яна был едва слышен.

— Растум. Вторая планета Эпсилон Эридана.

— Новая планета? — Ян резко вскинул голову. — Но…

— Если бы наиболее недовольные конституционалисты покинули Землю добровольно, подготовив себе замену персонала и так далее, исчезла бы необходимость давления. После этого мы бы снова вернулись к школьному вопросу и решили бы его в пользу ваших единомышленников, оставшихся на Земле, но и без ущерба для себя. И даже если б мы не сделали этого, вы бы все равно отделались от нас. А мы отделались бы от наиболее упрямых элементов вашей оппозиции. Успешные ваши действия принесли бы славу всей Комиссии, подтолкнули бы нас к исследованию космоса и, таким образом, вполне заслужили бы нашу поддержку и поощрение. Что же касается необходимых для этого немалых расходов, — вы располагаете ценным имуществом, которое невозможно будет взять с собой, так что, продав его, вы сможете достать средства для осуществления этого проекта. В истории много таких примеров. Массачусетс, Мэриленд, Пенсильвания пользовались поддержкой правительства, хотя оно было враждебным к провозглашенным в этих штатах идеалам и стремилось избавиться от идеалистов. Почему бы нам не повторить этот спектакль?

— Но двадцать световых лет, — прошептал Ян. — Мы больше никогда не увидим Землю.

— Да, вам придется пожертвовать многим, — согласился Свобода. — Но взамен вы избежите риска быть физически уничтоженными или поглощенными моими дьявольскими планами.

Он пожал плечами:

— Конечно, если твой морской дом, обогреваемый лучистой энергией, более важен, чем твоя философия, тогда непременно оставайся дома.

Ян тряхнул головой, словно его опять ударили.

— Мне надо об этом подумать, — пробормотал он.

— Посоветуйся с Вульфом, — сказал Свобода. — Он знает о моем предложении, тем более, что эту идею он сам же мне и подсунул.

— Что?! — глаза, точно такие же, как у Бернис, выразили неподдельное удивление.

— Я же тебе уже говорил, что Вульф — это не какой-нибудь пожиратель огня, — рассмеялся Свобода. — Я предполагаю, что он взвесил возможность ниспровержения правительства и сделал для этого кое-какие предварительные приготовления. Но мне кажется, это никогда не было для него самоцелью. Он просто хотел показать товар лицом, делая это для тех, чей энтузиазм было необходимо подхлестнуть. Он стремился занять позицию, выгодную для торга… чтобы заставить нас послать вас на Растум.

Он увидел, что его слова произвели нужный ему эффект. Узнав о том, что сам Вульф, руководитель, позволял себе закулисные действия, Ян будет меньше опасаться подвоха в любом достигнутом соглашении.

— Мне придется поговорить с ним, — Ян встал. Его охватила внезапная дрожь. — Со всеми поговорить. Нам нужно будет подумать… До свидания.

Он повернулся и, спотыкаясь, пошел к двери.

— До свидания, мой мальчик, — сказал Свобода.

Он сомневался, что Ян его услышал. Дверь закрылась.

Свобода долго сидел, не двигаясь. Сигарета, зажатая между кончиками пальцев, сгорела до самого конца и обожгла его. Он выругался, бросил ее в пепельницу-аннигилятор и с трудом поднялся. Разбитая нога снова начала дьявольски болеть.

Айязу скользнул вокруг стола. Свобода оперся о его руку, словно о ствол дерева, и зашагал к прозрачной стене, чтобы увидеть сверкание океана.

— Ваш сын вернется, да? — спросил Айязу.

— Не думаю.

— Вы хотите, чтобы они улетели на ту планету?

— Да, так оно и будет. За годы работы я хорошо изучил свой аппарат.

Солнце снаружи было бледным, но его свет ослепил Свободу, и он потер глаза кулаком. Потом сказал вслух ясным, но раздражающе нетвердым голосом:

— Старик Чернильный был человеком в определенном смысле образованным. Он, бывало, заявлял, что главная аксиома в человеческой геометрии, — это то, что прямая не является кратчайшим расстоянием между двумя точками. Фактически прямых линий вообще не существует. Я понял, что он был прав.

— Это вы про свой план, сэр? — в голосе Айязу слышалось больше участия, чем разумного интереса.

— Угу. Книги Энкера, а также мой собственный здравый смысл подсказали мне, что в обозримом будущем у Земли нет никаких надежд.

Может быть, через тысячу лет, когда разрушение остановит упадок, что-то и начнет здесь развиваться, но моему сыну от этого будет мало пользы. Мне бы хотелось, чтобы он унес отсюда ноги, пока еще есть время. В новый мир, чтобы начать все сначала. Но нельзя же было отправлять его одного. Нужно было сделать так, чтобы там образовалась колония. А колонисты должны быть людьми здоровыми, независимыми, талантливыми, и изъявить собственную волю для полета туда: люди другого типа там просто не выжили бы.

Я готов был бы держать пари, что планета, пригодная к заселению, будет обнаружена, но я не мог поручиться, что она будет очень гостеприимной…

Мог возникнуть вопрос: почему эти люди должны были покинуть Землю? Ведь цивилизация загнила еще не настолько, чтобы не оставить им шанса с успехом позаботиться о себе и здесь, на Земле.

Поэтому необходимо было создать на Земле препятствие, которое не смогли бы преодолеть ни сила, ни разум.

Каким должно было быть это препятствие? Так вот, в самой природе конфликтов между различными культурами заложена их неразрешимость. Когда сталкиваются две аксиомы, логика бессильна. Поэтому я основал внутри Федерации конкурентное общество. Это было несложно. Здесь, в Северной Америке, умирающая культура совсем недавно пыталась отстоять свои права с помощью восстания, но потерпела поражение, и все-таки она еще была жива. Необходимо было придать ей новый дух и указать новое направление. За основу я взял философию Энкера. А в качестве исполнителя привлек Лэада, блестящего актера, у которого были хорошие мозги, но не было совести. Он обходился мне недешево, но был человеком преданным, поскольку я дал ему ясно понять, чем он рискует.

Когда он сделал то, что от него требовалось, я отправил его на пенсию — с другим лицом, с другим именем и с щедрым содержанием. Четыре года тому назад он умер от пьянства.

Конечно, всегда существовали подозрения, что именно я убил Лэада. Это была первая раздражающая рана, за ней последовали и другие.

Свобода помнил, как его сын в ярости ушел из дома и не вернулся. Он вздохнул. Невозможно было предвидеть все до мелочей. Может быть, хоть внуки Бернис вырастут свободными, если их не поглотит Растум.

— В конце концов, — продолжал он, — мои конституционалисты оказались благодаря моим стараниям в таком положении, что их же собственный хитрец Вульф вынужден был попытаться заставить меня помочь им эмигрировать. Я думаю, теперь главное позади. Мы с тобой перевалили через гору и теперь можем спокойно смотреть, как наш вагон катится вниз по склону. А у подножия этой горы — звезды.

— Поедемте на юг, — неловко предложил Айязу. — Там вы сможете смотреть на его новое солнце.

— Я думаю, что меня уже не будет в живых, когда он доберется туда, — сказал Свобода.

Он пожевал губу, затем выпрямился и заковылял прочь от окна.

— Пойдем. Нанесем визит какому-нибудь коллеге Комиссару и нахамим ему.