Шестой уровень - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 7

   — Ух ты! — Кирюха склонился над фотографиями, которые выстроились в солидный ряд на столике. — Это вы с американским президентом обнимаетесь?

   — Да, я играл Рейгану сразу после его инаугурации, — пояснил Сотников -старший.

— А это вы с кем? Блин, да это ж Ельцин! — Он самый.

— Ну и какой он вблизи?

   — Представьте, такой же, какой и по телевизору. А как руку крепко жмет! Я аж зубы от боли сцепил, оттого у меня здесь такое выражение лица. — Леонид Моисеевич снял со стены застекленный диплом, и глаза его увлажнились. — А это моя самая первая награда, так сказать, путевка в жизнь. Конкурс Чайковского... Дай Бог памяти, тридцать лет назад...

   — Тридцать два, — послышался за их спинами приятный голос. — Именно тогда я тебя и увидела в первый раз. Ты был на сцене в белой манишке, а весь зал стоя тебе рукоплескал.

   Голос принадлежал стройной миловидной женщине. Она была седовласой, но эта седина не старила, а, скорее, молодила ее.

   —  А если бы я тогда провалился? — не оборачиваясь, спросил Леонид Моисеевич.

- Неужели ты думаешь, что я стала бы женой неудачника?

— Кстати, познакомьтесь. Моя супруга, Софья Павловна.

— Ты же знаешь, я ненавижу это слово — «супруга».

   — Вот еще! — капризно откликнулся хозяин. — А у меня все готово. Прошу за стол.

Но, усесться за стол не успели: появился Венька, Изменился парень... Раздобрел, округлился на домашних харчах и еще больше стал похож на своего отца. И прическа какая-то дурацкая, патлы отпустил до плеч.

   Венька прижимал к груди бутылки с шампанским и растерянно улыбался. Андрей с Кирюхой, раскрыв объятия, бросились к нему с диким гиканьем. Он упредил их жестом, мол, осторожно, бутылки. Будто не был рад...

— Ты чего? — отстранившись, спросил Андрей.

   — Ничего... — холодно ответил Венька. - Телячьи нежности...

   Вскоре стало понятно, что виной всему было присутствие отца, который без доли застенчивости наблюдал за встречей друзей. Понял это и сам Леонид Моисеевич.

   —  Я исчезаю, исчезаю! — воскликнул он, прошмыгивая в комнату.

   Вот теперь можно было обняться так обняться. Крепко, до хруста в костях.

— Едешь с нами?

— Тихо, батя услышит...

— Так едешь?

— М-м-м... ребята, вы должны меня понять...

— Значит, нет? — выдохнул Андрей.

   — Вы должны меня понять, — сдавленно повторил Венька. — Я обещал. Что буду учиться. Что больше никаких приключений...

— На артиста? — усмехнулся Кирюха.

   — Ты не скалься, мне самому тошно. Но я слово дал... Отец как услышал, что вы приехали, у него с сердцем плохо стало.

Венька замолчал, виновато опустил голову. Это был удар. Неожиданный и сразу наповал.

   — Как же мы без тебя? — Взгляд Андрея заметался по Венькиному лицу.

   — Вы бы тоже завязывали, ничем хорошим это не кончится.

   —  Что ж... Спасибо за совет. А может, ты сам боишься? Отец, может, ни при чем?.. — Это был ответный удар.

Но Венька выдержал его:

   —  Я не могу забыть ребят... И не хочу к ним, рановато еще...

Если бы все по-честному, тогда другое дело... А так... Бессмысленно, глупо, лживо. Я в такие игры больше не игрок...

   ...Угощения было много, все очень вкусно, но ребятам кусок в глотку не лез. Опустив головы, они изредка тыкали вилками в тарелки, для приличия...

   Если бы не чудесное дарование заводить и поддерживать разговоры на самые разные темы, которым обладал Леонид Моисеевич, торжественный ужин прошел бы в полной тишине. Он очень тонко прочувствовал напряженную обстановку, а потому болтал без умолку, вспоминая смешные истории, случавшиеся с ним во время гастролей. Одна из них произошла еще в далекие советские годы, и не где-нибудь, а в Японии.

   Конечно, все сводилось к экономии суточных. Традиционная артистическая байка о том, как кто-то пытался сварить картошку в унитазном бачке. Леонид Моисеевич рассказывал ее взахлеб и так образно, что Андрей с Кирюхой не могли не рассмеяться. Венька же остался серьезен, он слушал эту байку в тысячный раз.

   — Эх, унижали тогда нашего брата, за людей не считали, — в сердцах махнул рукой Леонид Моисеевич. — Я не имею в виду только нас, артистов... Это сейчас уже не верится, что такое могло быть. А тогда... Коммуняки чертовы. Весь народ раком поставили!

— Ленечка, — укоризненно посмотрела на него жена.

   — Когда разговор ведут мужики, женщина не должна влезать со своими замечаниями, — неожиданно грубо одернул ее Сотников - старший. — Если тебя коробит, иди на кухню, никто не держит.

   —  Ленечка, — опять произнесла Софья Павловна, но уже нежно и примирительно.

И Ленечка чуть оттаял.

   —  Вот, опять еду по заграницам с серией сольных концертов, — не без гордости сказал он. — Билет на следующий вторник. За месяц охвачу пять стран, девятнадцать городов.

К такому марафону надобно хорошенько подготовиться. Сижу по шесть часов в день, тили-тили, тили-тили... А что делать? Мне семью надо кормить. Софье Петровне я работать запрещаю, сыне моей тоже отвлекаться от занятий нельзя. — Сотников -старший ласково потрепал Веньку по загривку.

   Венька покраснел, стеснительно сбросил с себя отцовскую руку.

   —  И нечего тут смущаться, — нравоучительно заметил Леонид Моисеевич. — Это закон природы. Сначала родители помогают детям, а потом дети помогают родителям.

Вот так, — закончил он вдруг очень жестко и замолчал.

   Софья Павловна, прекрасно знавшая все выражения мужниного лица, под каким-то невинным предлогом поспешила ретироваться на кухню.

   —  Мальчишки, а ведь вы не просто повидаться с моим сыном пришли, — наконец тихо промолвил Леонид Моисеевич. — Что, опять Родина позвала?

Андрей не проронил ни звука Кирюха заерзал на стуле.

   — Ох уж эта Родина... — вздохнул Сотников - старший. — Прямо как неугомонная дамочка легкого поведения... И все ей вечно должны. Она никому никогда не дает, а ей должны! Динамистка какая-то...

— Отец, не надо, — попросил Венька.

   — Нет, пусть они мне сначала ответят! — потребовал Леонид Моисеевич. — Зачем они пришли?

— Просто так... — Андрей не умел врать.

   — Я не верю вам. Не верю. Вы хотите забрать у меня сына. Не отдам.

Оказывается, это доброе лицо может быть очень злым.

— Отец!..

   — Не отдам! — Леонид Моисеевич шарахнул кулаком по столу.

   От этого удара бутылка с шампанским накренилась и, замерев на мгновение, запрыгала по скатерти, маятником раскачиваясь в разные стороны.

   —  Не отдам! Запру в комнате, привяжу к батарее, но не отдам! — Сотников -старший, припав губами к ушибленной руке, выскочил из-за стола и неврастенической походкой зашагал по комнате. — Только все наладилось, только все забылось! И на тебе, здрасьте!

   — Отец!— взмолился Венька. — Я уже взрослый мужик, сам решу!

   — А что ты делать умеешь, мужик? — коршуном навис над ним Леонид Моисеевич. — Драться, стрелять, убивать? Этим ты зарабатывать на жизнь хочешь?

— Что ты в этом понимаешь?..

   — И понимать не хочу, и слышать об этом не хочу! То, чем ты занимался вместе с этими мародерами, мне омерзительно до такой степени, что душа наизнанку выворачивается! Мужик он, видите ли... Мужик... Где мой валидол?

   Венька вперил в отца тяжелый, почти что ненавидящий взгляд:

   — Ты хотя бы раз в своей жизни смог защитить женщину? Что ты вообще видел, кроме своего смычка? Ты же как аквариумная рыбка, гуппи! Ты никогда не держал на руках умирающего друга, никогда не захлебывался в собственной крови! А на твоих глазах расстреливали детей?! А перерезали ножом горло старухе? А привязывали к беременным женщинам динамит?

— Ужас! Не хочу слышать!

— А я это видел! И я убивал только зло!

— Ты убивал? Ужас! Замолчи!

   —  Так какое же ты имеешь право рассуждать об этом?

Тоже мне, инженер человеческих душ!

- Сотников - старший весь двигался, как ртутный шарик. Он был сейчас готов и заплакать, и захохотать одновременно. Валидол он съел, наверное, весь.