Воздушные стены - Хэмбли Барбара - Страница 2

Она усмехнулась.

– Тогда не стоит воспринимать все это так серьезно, правда? – Их губы снова сомкнулись в поцелуе. Пушистые пряди волос щекотали его лицо. – Иди с богом, Руди, хотя аббатиса умерла бы на месте, услышь она, что я говорю это колдуну.

Не прерывая сладкого поцелуя, Руди пробормотал что-то в адрес аббатисы.

– ...что, возможно, пошло бы ей на пользу. – Он нежно стер со щеки любимой слезу. За все двадцать пять лет своей жизни он не помнил ни одного человека, мужчину или женщину, кого интересовало бы то, что он собирается делать. «Почему девушка из другого мира, королева, оказалась этим человеком?» – спрашивал он себя. Еще одна слеза скатилась по ее щеке, и он шепнул:

– Присматривай за Курносым, пока меня не будет. – Его отношение к маленькому Тиру, последнему Принцу из Дома Дейра, заставило ее невольно рассмеяться.

– Хорошо, – она улыбнулась дрожащими губами.

– Мы найдем Лохиро, вот увидишь, – ободряюще шепнул Руди. Он поцеловал ее в последний раз, повернулся и вышел. Голубоватый свет волшебного огня медленно рассеивался за ним.

С неутихающей болью в сердце он торопливо пробирался в лабиринте королевских покоев.

Она боялась за него. Он и ее маленький сынишка были последним и единственным, чем она дорожила в этой жизни. Она потеряла мужа, которого боготворила, Дарвет, королевой которого она была, и мир, в котором выросла. Но, несмотря на это, она никогда не сказала бы: «Не уходи».

«А тебе, эгоистичный идиот, – обругал он себя, – никогда и в голову не приходило остаться».

Она никогда не упрекала его за то, что желание стать колдуном в нем сильнее, чем любовь к ней, но он знал, что это правда. Прежде всего он был волшебником, и мысль об этом мучила его. Время его пребывания в этом мире ограничено, ему предоставили выбор, и, конечно, он предпочтет искать новые источники волшебной силы и знания, которые могут дать ему Ингольд и другие маги, чем оставаться с женщиной, которую искренне любит.

«Почему я должен был встретить их одновременно, – спрашивал он себя в отчаянии, – почему я должен выбирать?»

Она не осуждала его за выбор, что лишь обостряло ощущение вины.

И тем не менее выбор был сделан.

Он остановился у восточной лестницы, ведущей вниз, к первому уровню.

Тревога стала теперь ощутимей, коснувшись его, как еле слышимый звук, который издавало что-то ужасное и не имеющее названия, словно оно затаилось в темных закоулках лабиринтов Убежища. Его пронзала дрожь ужаса. Руди казалось, что грозная тишина растекается по разветвляющимся коридорам. Судорожно оглядываясь, он стал спускаться по ступеням. Где-то под ним, должно быть, открылась дверь. Он услышал слабые, как дуновение ладана, звуки пения, монотонные голоса монахов вытягивали какой-то гимн из ночной службы. Руди остановился на ступенях, вспомнив, что помещения для церкви находились как раз под королевскими покоями, а главное, что, согласно повелению аббатисы, колдуны были преданы анафеме.

Насколько он мог судить, о его любви к Альде не знал никто, кроме, быть может, его товарища по несчастью Джил. Он не думал, что это могло причинить Альде неприятности, ведь все-таки она оставалась королевой Дарвета и после того, как ее муж погиб среди пылающих развалин Дворца. Но Руди почти ничего не знал о законах и запретах Королевства и не хотел рисковать, чтобы узнать больше. А что касается ада, подумал он, то, может быть, силы различной природы не должны вмешиваться в дела друг друга, и раз уж я из другого измерения, то вряд ли когда-нибудь попаду туда.

Так это было или нет, проверять он не хотел. Положение его было не столь опасным, поскольку существовало еще несколько запасных лестниц. Некоторые из них были ровесниками самого Убежища, сооруженные, как и стены, из черного, массивного, похожего на обсидиан камня. Другие на скорую руку тысячу лет назад построили древние жители, которые просто пробивали дыры в полах коридоров там, где им было нужно, и укладывали примитивные ступени. То же самое происходило со стенами и комнатами Убежища: в одних местах строгие черные стены уходили во тьму, в других же царил импровизированный хаос. В коридорах ставили перегородки, новые пути проходили по другим комнатам, деревянные, каменные и кирпичные перекрытия изменили первоначальный план Убежища буквально тысячами различных помещений, форма которых менялась в зависимости от их назначения, и в результате по прошествии трех тысяч лет они могли бы оспорить мировое первенство у лабораторий Б.Ф.Скиннера.

Руди углубился в этот лабиринт.

– Я ничего не чувствую, – спокойно произнес Янус. Начальник караула из Гея сидел на краю койки возле очага в караульном помещении. Его лицо, словно высеченное из камня, обрамляли длинные локоны медно-рыжих волос. Он взглянул поверх очага на Ингольда. – Но я верю тебе. Если ты скажешь, что Дарки поблизости, и при этом будет ярко светить солнце, я все равно поверю тебе.

Среди других капитанов пронеслось движение и гул согласия. Ледяной Сокол, воин, похожий на чужестранца своими длинными, белыми, как у викингов, волосами, заметил:

– В самом запахе ночи есть что-то дьявольское.

Мелантрис, миниатюрная девушка с глазами феи, нервно оглянулась через плечо.

– Смердит нечисть, – прогремел Томек Тиркенсон, наместник из Геттлсанда, огромный кряжистый житель долин, чьи владения остались по ту сторону гор. – Вот так и скот ночью вдруг обращается в паническое бегство без всякой причины.

Ледяной Сокол холодно взглянул на Ингольда.

– Под силу им ворваться? – спросил он так, будто речь шла о результатах состязания, на которое он поставил незначительную сумму.

– Не знаю, – Ингольд подвинулся на своей скамье у очага и сложил на коленях руки, изуродованные ударами меча. – Но можете не сомневаться, что они попытаются. Янус, Томек, я предлагаю поставить охрану во всех коридорах, на всех уровнях, в каждом углу Убежища. Таким образом...

– Но у нас же не хватит людей! – запротестовала Мелантрис.

– У нас достаточно для караула, – согласился Янус. – Но если Силы Тьмы найдут вход, то, рассеянные по всему Убежищу, мы не сможем сражаться.

Ледяной Сокол повел светлой бровью в сторону колдуна.

– Мы будем сражаться?

– Если сможем, – ответил Ингольд. – Янус, ваши патрули можно пополнить добровольцами. Детей пошли на разведку. Они и так лазают повсюду, так дай им задание. Мы должны расставить караульных в коридорах хотя бы для того, чтобы знать, где прорвались Дарки. Вполне возможно, что они не смогут прорваться, – сурово продолжал он, – ведь в стены Убежища вложены самые сильные заклинания древней магии. Но если чары ослабели или Тьма стала сильнее за прошедшие годы, я не знаю, что может произойти. – Несмотря на спокойствие его глубокого, небрежного голоса, Джил подумала, что в неверном мерцающем свете очага он выглядит устало и зловеще. – Но я знаю, что если Дарки проникнут в Убежище, нам придется немедленно оставить его. Тогда мы погибли.

– Оставить Убежище! – воскликнул Янус.

– Придется, – согласился Ледяной Сокол, откидываясь к стене. Его тонкий, без придыхания голос звучал равнодушно, даже когда обсуждалась возможная потеря последнего Убежища, оставленного человечеству. – Все эти лесенки, мили пустых коридоров... Нам никогда не выбить их отсюда. – Командиры переглянулись, понимая справедливость его слов.

– Это еще не все, – вставила негромко Джил. Все посмотрели на нее, быстрое движение возникло в заполнявших комнату тенях. – А вентиляционная система? – продолжала она. – Ведь воздух должен поступать откуда-то. Все Убежище должно быть испещрено отверстиями, слишком маленькими, чтобы в них мог проникнуть человек. Но Дарки могут менять свой размер так же легко, как и форму. Им ничего не стоит проникнуть в отверстие, которое не больше крысиной норы, а ведь в Убежище уйма крыс. Все, что будет нужно, – это какому-то одному Дарку пролезть через вентиляционное отверстие, и мы никогда не сможем найти его.

– Проклятье, – прошипел Янус. – Почему Дарки напали именно в эту зиму, самую жестокую, какую только помнит человечество? Если мы оставим Убежище, те, кто не погибнет в первом же ночном бою, замерзнут прежде, чем смогут укрыться в каком-нибудь убежище. Горы похоронены под снегом.