Ледяной Сокол - Хэмбли Барбара - Страница 19

Хетья была крупной женщиной, как жены крестьян и кузнецов в Убежище. Но ее руки, обхватившие Тира, оказались сильными, а подкладка ее куртки, к которой он прижался лицом, – гладкой и прохладной. И от косы, щекотавшей его подбородок, хорошо пахло. Тир положил голову на плечо Хетьи, и ему ничуть не было стыдно из-за того, что он себя плохо чувствовал.

Он ослабел, как маленький ребенок. А ведь ему было уже семь с половиной. И после смерти Геппи, и Тхая, и Брит, и всех других детей в Безлетний Год он стал одним из старших.

Тир вспомнил своих друзей – и на его глазах выступили слезы. И еще он вспомнил Руди…

– Ничего нет постыдного в том, чтобы бояться, – пальцы Хетьи мягко погладили его волосы, отодвигая локоны со лба, как иногда делала мать. – Даже великие короли и герои боятся. А когда по-настоящему испугаешься – вот такое и случается.

Тир молчал, пытаясь разобраться в том, что он чувствовал, вися на тополиной ветке. Он до сих пор был мокрым от пота, и в то же время ему было жутко холодно, несмотря на меховую куртку. По его телу то и дело пробегали волны дрожи, с которыми он не в силах был совладать.

– Ты отлично держался, – сказала Хетья. Когда Бектис вдруг повернулся и крикнул: «Всадники!», и три Акулы тотчас выхватили из ножен кривые мечи, – из той темной глубокой пещеры, что пряталась в рассудке Тира, тут же прозвучал чей-то голос, голос одного из других людей, и этот голос приказал Тиру: «Уберись подальше из-под ног!» Как будто Тир сам это подумал.

А потом, лежа на толстой ветви, он почти не испытывал страха. Множество воспоминаний о том, как он сам убивал людей – то есть, как их убивали другие мальчики – всплыло на поверхность. Воспоминания об ужасах битв, воспоминания о грехе и раскаянии, о вспышках внутреннего жара, заставлявших хвататься за кинжал, о копьях, о мечах… Когда Тир наблюдал за Хетьей и Акулами, убивающими людей, которые то и дело останавливались, натыкаясь на невидимые для Тира иллюзии, мальчик испытывал нечто, чему не знал названия… Это было скорее похоже на печаль и отвращение, чем на страх. Но это чувство было сильным. Ужасающе сильным.

Но как бы ни называлось это чувство, оно в конце концов ушло, оставив Тира скрюченным, дрожащим, охваченным тошнотой; и когда схватка закончилась, он соскользнул вниз по тополиному стволу – и его вырвало, но он так и не понял, что же ощущал на самом деле. И до сих пор он видел перед собой лица умирающих. И эти лица, и лица всех, кто умер за сотни лет до нынешнего дня от рук других, чьи воспоминания всплывали в его голове.

Наверное, наступит и такой день, когда ему придется кого-то убить.

Тир все еще прижимался лицом к плечу Хетьи, когда услышал звучный голос Бектиса, начитывавшего призывное заклинание, а потом до него донесся мягкий топот копыт по листьям и фырканье лошадей. Тир поднял голову и увидел одного из Акул, ведущего за уздечки двух гнедых жеребцов, настолько прекрасных, что при виде их Тир задохнулся. В Убежище было мало лошадей. И тут Тир увидел между деревьями еще четырех. Другой Акула стреножил их.

У этого Акулы была кровоточащая рана на руке. Хетья негромко вскрикнула и, напоследок крепко прижав к себе Тира, поставила его на землю.

– Побудь здесь, – сказала она и направилась к воину. – Дай-ка я тебя перевяжу.

– Моя милая юная госпожа!

Бектис широким шагом подошел к Хетье, поглаживая на ходу свою длинную белую бороду и самодовольно оглядывая шестерку лошадей. Драгоценный аппарат все так же укрывал правую руку колдуна. Бектис почти никогда не снимал его, даже если не собирался в ближайшее время заниматься магией. Ему, похоже, нравилось смотреть на этот сияющий предмет. Колдун то и дело поворачивая его так, чтобы крупный кристалл ловил солнечные лучи, словно некое волшебное зеркало изумительной красоты.

Тир видел, как во время схватки из сверкающего аппарата вырывались молнии и огонь и как странный дым и светящиеся радуги словно бы тянулись из него, окружая головы Белых Всадников и заставляя их бросаться на что-то такое, что только они сами и видели. Из-за этих видений собаки бросались друг на друга и кусали лошадей за ноги… Тиру собаки Всадников показались до жути страшными.

– Вряд ли он стоит того, чтобы тратить на него время, – сказал Бектис. – Он все равно умрет прежде, чем заживет рана.

Хетья открыла рот, чтобы возразить, потом посмотрела на Тира – и промолчала. Акула перевел взгляд с Бектиса на Хетью, и не видно было, чтобы его хоть что-то смутило; он был спокоен, этот мужчина с бледными глазами. Тир подумал, что, возможно, Акула – вернее, все трое Акул, – недостаточно хорошо понимают, о чем идет речь.

Тир совсем недавно начал учить язык ха'ал, на котором говорили в империи Алкетч, и мог сказать разве что «пожалуйста» да «спасибо», и еще прочитать несколько молитв.

Но, поскольку Бог, безусловно, знает все языки, Тир не понимал, зачем ему нужно с таким трудом запоминать слова, которые Бог поймет и на языке Вейт. Однако и мать, и Руди, и лорд Анкрес твердили ему, что король непременно должен знать ха'ал.

– Ну, а теперь, когда у нас так много лошадей, – сказал Бектис, поднимая повыше меховой воротник коричневой куртки и пряча бороду под шарф, – думаю, нам лучше держать мальчишку связанным, пока не явится его лордство. Присмотри за этим.

– Прошу вас, лорд Бектис, – Тир шагнул вперед, его сердце бешено колотилось. – Пожалуйста, не надо больше веревок. Если еще что-нибудь случится, если снова появятся Всадники, мне бы не хотелось оказаться связанным…

– А ты мог бы сбежать во время этого переполоха? – Бектис уже отвернулся. В его голосе прозвучало такое презрение, что щеки Тира вспыхнули.

– Я знаю, что мне не удалось бы далеко уйти, – с достоинством произнес мальчик. – Даже если бы я украл лошадь, вы без труда вернули бы ее обратно, разве не так? Или напугали бы ее, как напугали тех людей, чем-нибудь нереальным, от чего невозможно защититься.

При этих словах темные глаза колдуна вспыхнули гневом, поскольку за ними скрывалось обвинение в трусости и жульничестве.

– Если бы я этого не сделал, мальчик, ты вместе с нами оказался бы в весьма затруднительном положении. Мы тут не в детские игры играем. Или тебе кажется, что Белые Всадники пощадили бы тебя ради твоего нежного возраста? Я видывал детей и помоложе тебя, и они валялись на земле, а их кишки тянулись за ними на несколько ярдов. Свяжи его, – приказал он Хетье. – И дай ему пару подзатыльников, чтобы не забывал о хороших манерах.

Колдун отошел к краю рощи и сел под деревом. Тир видел, как Бектис достал что-то из бархатного мешочка, спрятанного под курткой, протер кусочком замши и установил на маленький складной серебряный треножник – там, где сквозь молодую листву просачивался солнечный свет. И стал смотреть. Точно так же старый Ингольд смотрел на разные вещи в свой осколок желтого кристалла. И так смотрел Руди. Тир видел это сотни раз.

При мысли о Руди горло Тира сжалось, веки стали горячими и набухли, и мальчик снова увидел, как его друг падает в вихрящийся снег, в темноту… Только бы он не умер… пожалуйста, пусть он останется в живых…

Рука Хетьи мягко опустилась на его плечо.

– Пошли, милый, – сказала она. – Лучше сделать так, как он говорит. Я постараюсь связать тебя помягче, а если на нас снова нападут, я уж позабочусь, чтобы ты оказался в безопасном местечке.

Тир кивнул. Когда в эти ночи он лежал рядом с Хетьей в тепле под ее одеялом, он чувствовал себя под защитой, хотя вокруг лагеря шныряли волки и саблезубы. Тир думал иногда: а нет ли у самой Хетьи сынишки?

– А кто этот «его лордство», который должен прийти? – тихонько спросил Тир, пока Хетья вела его к тонкому платану, где были и тень, и густая трава. – И что он собирается сделать? Зачем я ему понадобился?

– Не думай об этом, малыш, – сказала Хетья. – Я уверена, с тобой все будет в порядке.

Но она отвела взгляд. Она не лжет, понял Тир. Она просто знает, что ничего не сможет сделать, если Бектис – или его лордство, кем бы он ни был и чего бы он ни хотел, – решат убить Тира.