Месть Нофрет. Смерть приходит в конце - Кристи Агата - Страница 20

- Ты говорил с Изой? - спросила Ренисенб. - Наша бабушка очень хорошо разбирается в женщинах и в их настроении.

- Иза посоветовала мне вознести хвалу богам за эту перемену, только и всего, - с досадой ответил Яхмос. - Можешь не надеяться, сказала она, что Сатипи долго будет пребывать в таком благодушном настроении.

- А Хенет ты спрашивал? - не сразу решилась подать ему эту мысль Ренисенб.

- Хенет? - нахмурился Яхмос. - Нет. Я не рискнул бы говорить с Хенет о таких вещах. Она и так многое себе позволяет. Отец чересчур к ней снисходителен.

- Я знаю. Она ужасно всем надоела. Тем не менее… - не сразу нашлась Ренисенб, - Хенет обычно все обо всех знает.

- Может, ты спросишь у нее, Ренисенб? - задумался Яхмос. - А потом передашь мне ее ответ?

- Пожалуйста.

Улучив минуту, когда они с Хенет оказались наедине, направляясь к навесу, под которым женщины ткали полотно, Ренисенб попробовала поговорить с ней о Сатипи. И была крайне удивлена, заметив, что этот вопрос встревожил Хенет. От ее обычного желания посплетничать и следа не осталось.

Она дотронулась до висящего у нее на шее амулета и оглянулась.

- Меня это не касается… Мне некогда замечать, кто и как себя ведет. Это не мое дело. Я не хочу быть причастной к чужой беде.

- К беде? К какой беде?

Хенет бросила на нее быстрый взгляд.

- Надеюсь, ни к какой. Нас это, во всяком случае, не касается. Нам с тобой, Ренисенб, не в чем себя упрекнуть. Это-то меня и утешает.

- Ты хочешь сказать, что Сатипи… О чем ты говоришь?

- Ни о чем. И, пожалуйста, Ренисенб, не пытайся у меня что-то выведать. Я в этом доме почти на положении служанки, и мне не пристало высказывать свое мнение о том, к чему я не имею никакого отношения. Если хочешь знать, то я считаю, что перемена эта нам на благо и, если все так и останется, значит, нам везет. А теперь, Ренисенб, мне некогда, я должна присмотреть, чтобы на полотне была поставлена правильная метка. Эти беспечные служанки только болтают и смеются, вместо того чтобы работать как следует.

И она стремглав бросилась под навес, а Ренисенб медленно двинулась обратно к дому. Она незамеченной вошла в покои Сатипи, и та с воплем вскочила с места, когда Ренисенб тронула ее за плечо.

- О, как ты меня напугала! Я думала…

- Сатипи, - обратилась к ней Ренисенб, - что случилось? Может, ты скажешь мне? Яхмос беспокоится о тебе и…

Сатипи прижала пальцы к губам. А потом, заикаясь и испуганно расширив глаза, прошептала:

- Яхмос? А что… Что он сказал?

- Он обеспокоен. Ты кричишь во сне…

- Ренисенб! - схватила ее за руку Сатипи. - Я кричала… Что я кричала?

Ее глаза, казалось, от страха вот-вот вылезут из орбит.

- Яхмос считает… Что он тебе сказал?

- Мы оба считаем, что ты либо нездорова, либо чем-то расстроена.

- Расстроена? - еле слышно повторила Сатипи с какой-то странной интонацией.

- Ты в самом деле чем-то расстроена, Сатипи?

- Может быть… Не знаю. Дело не в этом.

- Я знаю. Ты чего-то боишься, верно?

Взгляд Сатипи стал холодно-неприязненным.

- К чему ты это говоришь? Почему я должна чего-то бояться? Что может меня пугать?

- Не знаю, - ответила Ренисенб. - Но ведь это так, правда?

Сделав над собой усилие, Сатипи обрела прежнюю заносчивость.

- Я никого и ничего не боюсь! - вскинув голову, заявила она. - Как ты смеешь строить такие предположения, Ренисенб! И я не потерплю, чтобы вы с Яхмосом вели обо мне разговоры. Яхмос и я, мы хорошо понимаем друг друга. - Она помолчала, а потом резко заключила: - Нофрет умерла - и тем лучше, - вот что я тебе скажу. Можешь передать это всем, кто спрашивает, что я думаю по этому поводу!

- Нофрет? - удивленно переспросила Ренисенб.

Сатипи пришла в ярость - такой она часто была прежде.

- Нофрет, Нофрет, Нофрет! Меня тошнит от этого имени! Слава богам, больше не придется слышать его в нашем доме!

Ее голос поднялся до самых высоких нот, как бывало раньше, но как только в комнате появился Яхмос, она сразу сникла.

- Замолчи, Сатипи, - сурово приказал он. - Если тебя услышит отец, опять будут неприятности. Почему ты так глупо ведешь себя?

Еще больше, чем суровый и недовольный тон Яхмоса, удивило Ренисенб поведение Сатипи.

- Прости меня, Яхмос… - кротко пролепетала она. - Я не подумала…

- Впредь будь более осмотрительной! Вы с Кайт и так достаточно натворили глупостей. Чувства меры нет у вас, женщин!

- Прости… - снова пролепетала Сатипи.

Решительным шагом, словно удачная попытка хоть раз в жизни утвердить свою власть пошла ему на пользу, Яхмос вышел из покоев.

Ренисенб решила побывать у старой Изы. Может, бабушка, подумалось ей, посоветует что-нибудь разумное.

Однако Иза, которая со вкусом расправлялась с огромной кистью винограда, отнеслась к этому вопросу крайне несерьезно.

- Сатипи? К чему вся эта шумиха вокруг Сатипи? Вам что, так нравилось, когда она вас поносила и всеми помыкала в доме, что вы враз растерялись, как только она стала вести себя примерно? - И, выплюнув виноградные косточки, добавила: - Во всяком случае, долго это не протянется, если, конечно, Яхмос не примет мер.

- Яхмос?

- Да. Надеюсь, Яхмос наконец пришел в себя и как следует поколотил Сатипи. Ей это и требовалось - она из тех женщин, которым по душе хорошая трепка. Яхмос, кроткий и не помнящий зла, должно быть, был для нее немалым испытанием.

- У Яхмоса золотое сердце, - возмутилась Ренисенб. - Он добрый и нежный, как женщина, если женщины вообще способны быть нежными, словно сомневаясь, добавила она.

- Хоть и несколько запоздалая, но верная мысль, внучка, - усмехнулась Иза. - Нет, никакой нежности в женщинах нет, а если есть, то помоги им, Исида! И очень немногие женщины хотели бы иметь доброго и нежного мужа. Им скорее нужен красивый и буйный грубиян, вроде Себека. Такой им больше по душе. Или смышленый молодой человек, вроде Камени, а, Ренисенб? Такой не даст собой командовать. И любовные песни он недурно распевает, а? Хи-хи-хи.

Щеки у Ренисенб зарделись.

- Не понимаю, о чем ты, - с достоинством заявила она.

- Вы думаете, старая Иза ни о чем не догадывается. Догадываюсь! - Она подслеповато всматривалась в Ренисенб. - Догадываюсь раньше тебя, дитя мое. Не сердись. Так устроена жизнь, Ренисенб. Хей был тебе славным братом, но он уплыл в своей лодке к тем, кому приносят жертвы. Сестра найдет себе нового брата, который будет пронзать рыбу копьем в нашей реке Ниле - не берусь утверждать, что Камени для этого очень подходит. Его больше привлекают тростниковая палочка и свиток папируса, хотя он и хорош собой и умеет петь любовные песни. Но при всех его достоинствах я не думаю, что он тебе пара. Мы ничего о нем не знаем, кроме того, что он явился из Северных Земель. Имхотепу он по душе, но это ничего не значит, ибо я всегда считала Имхотепа дураком. Лестью его можно в два счета обвести вокруг пальца. Посмотри на Хенет!

- Ты неправа, - возмутилась Ренисенб.

- Ладно, пусть неправа. Твой отец не дурак.

- Я не про это. Я хотела сказать…

- Я знаю, что ты хотела сказать, дитя мое, - усмехнулась Иза. - Ты просто шуток не понимаешь. Ты даже представить себе не можешь, до чего приятно, давно покончив со всей этой любовью и ненавистью между братьями и сестрами, есть отлично приготовленную жирную перепелку или куропатку, пирог с медом отменного вкуса, блюдо из порея с сельдереем, запивая все это сирийским вином, и не иметь ни единой на свете заботы. Смотреть, как люди приходят в смятение, испытывают сердечную боль и знать, что тебя это больше не касается. Видеть, как мой сын совершает одну глупость за другой из-за молоденькой красотки и как она восстанавливает против себя всю его семью, и хохотать до упаду. Должна тебе признаться, мне эта девушка была в некотором роде по душе. В ней, конечно, сидел сам дьявол: как она умела нащупать у каждого его больное место! Себек превратился в пузырь, из которого выпустили воздух, Ипи напомнили, что он еще ребенок, а Яхмос устыдился того, что он под каблуком у жены. Она заставила их увидеть себя со стороны, как видят свое отражение в воде. Но почему она ненавидела тебя, Ренисенб? Ответь мне.