Шерше ля вамп - Набокова Юлия - Страница 38

Знакомый Ленкин почерк, всегда круглый и аккуратный в школьной тетрадке, на этот раз щетинился острыми углами и плясал от волнения или от спешки.

«Жанна, — писала она, — надеюсь, что ты не рассказывала Вероник о нашем знакомстве и не выдала себя при нашей встрече. Значит, шанс спастись еще есть. Мой отец — один из высокопоставленных вампиров, и от него я узнала, что тебе грозит большая опасность. Андрей резво взялся за твое дело, и сейчас он обивает пороги старейшин, чтобы заполучить согласие на ментальный допрос. Думаю, ты догадываешься, о чем речь. Но ты и понятия не имеешь, что это такое. Все твои мысли, все чувства, все страхи и все самые постыдные поступки станут всеобщим достоянием».

Страничка в моей руке задрожала как осиновый лист, в ушах застучала барабанная дробь, под которую приговоренных к казни ведут на эшафот. Стоит местным Гончим прошерстить мои воспоминания, как всплывут убийства Жана и его охранников, и никто уже не станет разбираться, виновата я в парижских убийствах или нет. Факты — вещь упрямая. А при наличии свидетеля в одном случае, отпечатков пальцев в другом и моего черного послужного списка вкатят мне обвинительный приговор — даже пикнуть не успею.

«Я убеждена в твоей невиновности, но каждому человеку есть что скрывать, и ты не исключение, — писала Лена. — Оправданий после ментальных допросов — единицы. Смертельных приговоров — большинство. Для того чтобы получить вышку, необязательно быть убийцей, достаточно, чтобы при допросе обнаружилось несколько эпизодов применения агрессии, которые будут расценены как предрасположенность к преступлению. А против тебя еще свидетельница у дома Изабель и отпечатки пальцев на фотокамере журналистов. Поверь мне, тут осуждали и при меньшем наборе улик. Во Франции закон чтят превыше всего, и судей не подкупишь. В общем, Бессонова, дело труба. У Андрея уже две подписи старейшин. Еще одна — и делу дадут ход…»

Три, уже три. После того, как я отказала Ипполиту, рассчитывать на его поддержку больше не стоит. Значит, ментальный допрос — дело решенное. Я с тоской взглянула на окно, за которым выла вьюга. И ждать заступничества Вацлава и Аристарха в ближайшие сутки глупо. Пока они в Москве, здесь мне никто не поможет.

«Учитывая, как ретиво Андрей взялся за дело, медлить он не станет. И не будет дожидаться приезда москвичей, а тряхнет тебя по полной программе. И если там что выяснится… В общем, Жанка, я посоветовалась с отцом, и он говорит, что тебя нужно спрятать до приезда московской делегации. Хорошо, что о нашем знакомстве никто не догадывается. Поживешь пока у меня, никому и в голову не придет тебя тут разыскивать. Кроме того, у отца дипломатический иммунитет, который и на меня распространяется. Так что выиграем время до приезда твоих, а там уже дело за ними. Но, думаю, Аристарх тебя в обиду не даст. Решайся. Завтра может быть уже поздно. Я припарковалась у ворот соседнего особняка и жду тебя. Найди способ выбраться из дома незаметно».

Я перечитала послание Ленки несколько раз, с каждым новым прочтением убеждаясь, что я обречена. Еще Глеб рассказывал мне, что ментальный допрос — это не детектор лжи, и в ходе его не всегда можно получить четкие ответы на вопросы. Память — непредсказуемая штука, и какие свои страницы она откроет под гипнозом — неизвестно. Случаи, когда из памяти убийцы извлекали воспоминания непосредственно о моменте убийства, редки. Часто для обвинения хватало предшествующих или последующих мгновений — когда убийца выслеживает жертву, или уже стоит над телом, или смывает кровь с одежды. В моих воспоминаниях не было ничего такого, что могло бы меня оправдать. Зато было достаточно того, чтобы подписать мне смертный приговор. Никому из вампиров, кроме московских Гончих и Аристарха, не было известно, что я убила Жана, а незадолго до этого — двух из его охранников, напавших на нас с Вацлавом. Но если это всплывет, мне уже не отмыться и не оправдаться. Осудят меня по всем шести убийствам и приведут приговор в исполнение, не дожидаясь приезда Вацлава с Аристархом.

Но и сбегать из дома Вероник представлялось мне не лучшим вариантом. Мало того что своим уходом я подставляю хозяйку, которая поручилась за меня, так тем самым я фактически признаю себя виновной по всем пунктам и подтверждаю, что мне есть что скрывать и чего опасаться.

В такой ситуации мне был жизненно необходим совет человека, которому я доверяла, как себе, и которому я сама была дороже всех вампиров на свете, и я бросилась искать мобильник. В моей растерзанной сумочке, сиротливо лежавшей на тумбочке у двери, его не оказалось. В карманах пальто — тоже, зато там я нашла цепочку с серебряным кулоном Кобры. Формально говоря, кулон мог быть вовсе не тем, который ей подарил Жан, ведь когда вампирши в спешке покидали Замок Сов, кулоны перемешались. Странно, что Андрей его не обнаружил. Впрочем, он был слишком увлечен потрошением моей сумочки, а до обыска карманов дело уже не дошло. Вернув кулон на место, я продолжила поиски. Но, перевернув почти всю комнату, вынуждена была признать свое поражение: телефона не было нигде. Наверное, Вероник убрала его куда-то, пока я валялась в бреду.

Без сил я рухнула в кресло, в котором три ночи подряд дежурила у моей постели Вероник, и забарабанила пальцами по подлокотнику. Телефона Аристарха наизусть я не помнила, так что в любом случае придется обращаться к Вероник и спрашивать про мобильный. Но это обязательно вызовет лишние вопросы, а они мне сейчас ни к чему. Шелковая подушка неудобно встопорщилась под боком, и я выместила на ней свой гнев: схватила за уголок с бахромой и бросила в стену. Ладонь опустилась на освобожденное пространство и наткнулась на что-то пластмассовое. Я схватила находку в руки, собираясь отправить ее по тому же адресу, но, к счастью, успела ее разглядеть. Мой мобильник!

Я быстро пролистала журнал входящих вызовов. Оказывается, Аристарх звонил мне в последние дни раз десять. А Вацлав — всего один. Еще звонили бабушка и мама. Странно, но последние звонки поступили два дня назад, а с тех пор обо мне никто не вспоминал. Тоже мне — родственники и друзья! Но сейчас дуться некогда, надо свою шкуру спасать. Я отыскала один из непринятых звонков Аристарха и нажала вызов, представляя, как дед обрадуется моему голосу, как начнет волноваться, засыпая меня вопросами, как станет обещать первым же рейсом, как только погода улучшится, вылететь в Париж, и примется убеждать, что все непременно будет хорошо… Но вместо родного голоса Аристарха телефон мурлыкнул механическим французским голосом о сбое в сети.

Я повторила вызов еще несколько раз с тем же результатом и с досадой отложила мобильный. Вот и объяснение, почему последние звонки приходили два дня назад. Тогда связь еще была, потом Францию окончательно замели метели, снег оборвал провода и заставил мобильники замолчать. Вероник же говорила, что телефоны не работают!

Со смутной надеждой на чудо я подняла трубку домашнего радиотелефона, но и та ответила мне молчанием. Значит, совета ждать неоткуда. Придется полагаться только на себя.

Я еще раз перечитала письмо Лены. Вспомнила нависающее надо мной перекошенное от ненависти лицо Андрея. Его руки на моей шее. Свет, меркнущий в глазах. Четыре дня назад он едва не убил меня. И я была уверена, что он сделает все возможное, чтобы добиться смертного приговора для меня, и лично приведет его в исполнение. Вспомнила его руки с побелевшими костяшками, яростно вышвыривающие вещи из моей сумочки. Точно так же Гончий станет копаться в моей памяти, вытаскивая на свет все самое сокровенное, интимное, потаенное… Виски пронзила дикая боль, и я со стоном схватилась за голову. Нет, не хочу, не позволю!

— Жанна, — деликатно поскреблась в дверь Вероник, — все в порядке? Можно я войду?

Я замерла. Стоит Вероник войти, как она поймет все и шанса спастись уже не будет.

— Все в порядке, просто я устала, — повысив голос, сказала я в закрытую дверь. — Ты не против, если я уже прилягу поспать?