Драконья погибель (ЛП) - Хэмбли Барбара - Страница 37

Она поглядела на них из сгущающегося облака смертельных заклятий, клубящегося вокруг котелка с ядом. Отблески костра лежали на металлических заплатах камзола, словно золотые клейма, впечатанные в бархат.

— Я так полагаю, что раз уж я позволил разбить свое сердце ведьме, то должен иметь от этого какую-то выгоду…

Над отрогом Злого Хребта висела луна на ущербе — полуприкрытый белый глаз. И, словно пораженная в сердце металлическим прутом, Дженни вспомнила, что это означает.

В молчании она вернулась из внешнего мира дружбы, любви и глупостей в свой уединенный мирок смерти, разрушительных заклятий и бесплодного напряжения сил. Она сама выбрала свой путь и ненавидела себя за это. Но, как и у Джона, иного пути у нее не было.

— Ты думаешь, тебе удастся убить его? — допытывался Гарет. Руины лежали перед ними в лиловых и грифельных тенях раннего утра. Дженни держала под уздцы боевого коня Оспри, и его дыхание грело ей руки.

— А что мне еще остается! — Джон подтянул подпругу и единым махом взлетел в седло. Холодное отражение рассветного неба скользнуло по его лицу, густо покрытому мазью от ожогов, на изготовление которой Дженни потратила весь остаток ночи. Смерзшиеся сорняки захрустели под копытами загарцевавшего Оспри. Последнее, что наскоро успела сделать Дженни перед самым рассветом, — разогнать туман, поползший было в Долину из лесов, и воздух теперь был алмазно чист, тусклые зимние краски прояснялись, теплели. Дженни ощущала холод и пустоту внутри, все силы были вложены в отраву. Голова болела. Самоосквернение и привкус желчи… Казалось, два разных человека жили сейчас в Дженни. То же самое чувство испытывала она, когда Аверсин шел на своего первого дракона. Безнадежность лежала на сердце пятном гнили, и она уже хотела только одного: чтобы день этот кончился — — так или иначе.

Звенья кольчужных перчаток Джона звякнули, когда он наклонился принять из рук Дженни гарпуны. Их было шесть — в заспинном колчане; зазубренная сталь сияла на утреннем солнце, и лишь самые жала гарпунов злобно чернели, покрытые вязкой слизью отравы. Кожа рукояток была туга и тверда на ощупь. Поверх заплатанного металлом камзола Джон надел мелкокольчатую броню. Без очков, без каштановой гривы, убранной под тесный кольчужный капюшон, лицо его с выступившими вдруг скулами казалось исхудалым и постаревшим, как бы являя его портрет в старости. В старости, которой он, может быть, и не достигнет.

Наверное, нужно было что-то сказать ему, но что сказать, Дженни так и не придумала.

Джон разобрал поводья.

— Если дракон выберется из Врат раньше, чем я до них доеду, мне бы хотелось, чтобы вы двое успели скрыться, — предупредил он ровным голосом.

— Прячьтесь так глубоко, как только сможете, и чем дальше от кромки Холма

— тем лучше. Если сумеете, отпустите лошадей — дракон наверняка кинется за ними.

Естественно, он и не подумал прибавить, что сам к этому времени будет мертв.

Последовало короткое молчание. Затем Джон наклонился с седла и коснулся губами губ Дженни. Как всегда, они были у него удивительно нежные. Ей так и не довелось поговорить с ним в эту последнюю ночь, да и зачем? Оба все понимали без слов.

Джон развернул коня, всматриваясь в черную глазницу Врат, в глубинах которой таилась черная тварь. Оспри снова загарцевал, почувствовав настроение хозяина. Открытая местность Долины показалась вдруг огромным, усеянным препятствиями полем. Каждая опрокинутая стена виделась Дженни высокой, как дом, которым когда-то была; каждый проваленный подвал — зияющей бездной. «Не успеет…» — подумала она.

Джон наклонился и ободряюще потрепал Оспри по серой в яблоках шее.

— Оспри, дружище, — негромко проговорил он. — Ты уж на меня не серчай.

Он дал шпоры, и резкий хруст железных подков прозвучал, как отзвук летнего грома. Подойдя к кромке Холма, Дженни видела, как серый конь и свинцово-смутный силуэт всадника нырнули в лабиринт проваленных фундаментов, сломанных стропил, луж бог знает какой глубины с плавающими обломками горелого дерева, — туда, к отверстой черной пасти Врат. Сердце болезненно ударяло в ребра. Дженни направила чувства в сторону входа в Бездну, прислушалась напряженно. Воздух в Долине, казалось, был напоен разумом дракона. Где-то во мраке скрипнула, потащилась по камням металлическая чешуя…

Нечего было и думать о том, чтобы увидеть дракона в магическом кристалле, и все же Дженни села куда придется — на осыпающуюся закопченную гальку склона — и достала из кармана куртки осколок грязновато-белого кристалла на цепочке. Она слышала, как Гарет окликнул ее по имени с вершины Холма, но не ответила ни словом, ни взглядом. На той стороне Долины Оспри уже одолевал широкую гранитную лестницу, ведущую к разоренным Вратам; холодная голубоватая тень коня и всадника прополоскалась по ступеням, как плащ, а затем Бездна поглотила обоих.

Солнечный свет лег на грань кристалла, заиграли блики. Дженни уловила смутный образ стены из тесаного камня, из которой можно было бы сложить целый дворец Бела, потолок пещеры с торчащими каменными клыками, старые ламповые цепи, висящие в огромном кобальтовых оттенков пространстве… черные провалы зияющих дверей и самый огромный проем — напротив…

Дженни сложила ладони чашечкой вокруг кристалла, пытаясь всмотреться в его глубины сквозь завесы наводимых драконом иллюзий. Ей показалось, что она видит вспышку рассеянного солнечного света на кольчуге и Оспри, споткнувшегося среди обугленных груд костей, монет и полусгоревших шестов, усеивающих пол. Она видела, как Джон выровнял шаг коня, как блеснул в руке гарпун… Затем что-то метнулось из внутренних дверей, словно бешеный весенний поток, взмело черный прах на полу и вдруг взмыло в палящей завесе огня.

Темнота наполнила кристалл, и в этой темноте засветились две холодные серебряные лампы.

Она уже ничего не замечала вокруг: ни зябкого утреннего ветра, ни солнца, пригревающего ноги сквозь башмаки из толстой оленьей кожи, ни идущего из Долины зимнего запаха воды и камня, ни беспокойного движения лошадей наверху. Заключенный в ладони кристалл внезапно взорвался белым светом, но сердцевина его была темна. Из этой темноты вылеплялись лишь разрозненные смутные фрагменты: ощущение чего-то быстро движущегося и огромного, отшатнувшийся перед броском Джон с далеко отнесенным гарпуном и клубящиеся извивы слепящего дыма.

Каким-то образом она знала, что убит Оспри — убит страшным ударом хвоста. Потом — быстрый промельк: упавший на колени Джон с красными от ядовитых испарений глазами отводит гарпун для нового броска. Нечто подобное взмаху черного крыла стерло картину… Снова пламя — и странный отрывочный образ: три гарпуна, рассыпанные, как соломинки, в луже черной дымящейся слизи. Сердце Дженни оледенело: одна темнота, одна клубящаяся темнота, а потом — снова Джон, кровь льется сквозь прорванную страшными когтями кольчугу, но он еще на ногах, и в руке у него — — меч.

Кристалл погас. Дженни видела, как трясутся ее руки, тело чуть не корчилось от рвущейся в груди боли, в горле — казалось — — клубок проволоки. «Джон…» — бессмысленно подумала она и вдруг вспомнила, как с веселой бесцеремонностью входил он в обеденный зал Зиерн; его нарочитое варварство, оказавшееся не по зубам молодой чародейке; вспомнила отсвет осеннего солнца в его очках, когда он стоял по лодыжку в грязи у свиного загона в Холде и протягивал руки, чтобы помочь ей слезть с седла.

Она не могла представить, как жить дальше без этой мальчишеской улыбки.

И вдруг на грани сознания еле слышно прозвучал отзыв: «Дженни…»

Она нашла его лежащим по ту сторону бледного полотнища света, падающего сквозь огромный проем Врат. Лунная Лошадка всхрапывала, артачилась, чуя едкий запах дракона, витавший в Долине повсюду, и Дженни, отпустив коня, пошла через руины пешком. Сердце колотилось, почти причиняя боль; все время чудилось, что вот сейчас из черного провала Врат возникнет силуэт дракона.