Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Драконья погибель (ЛП) - Хэмбли Барбара - Страница 16


16
Изменить размер шрифта:

— Это трудно, — сказала она, — не поверить иллюзиям шептунов. Даже если те, кого ты видишь за пределами магического круга, заведомо не могут там быть, не могут выкрикивать твое имя, — все равно что-то в тебе требует, чтобы ты пошел на зов…

— Какой… какой образ они принимали для тебя? — сдавленно спросил Гарет.

Память была недоброй, и Дженни перед тем, как ответить, помедлила минуту. Потом сказала:

— Моих сыновей. Яна и Адрика.

Видение было тогда настолько реальным, что, даже вызвав образы в магическом кристалле Каэрдина и убедившись, что мальчишки в целости и сохранности обретаются в Холде, Дженни так и не смогла преодолеть страха за них. После небольшого раздумья она добавила:

— У них злой обычай принимать именно тот образ, который больше всего тебя тревожит. Им ведомы не только твоя любовь, но и грехи, и желания…

Гарет откачнулся и стал смотреть в сторону. Некоторое время он ехал молча, потом спросил:

— Откуда они знают?

Она покачала головой.

— Может быть, читают мысли. А может быть, они — всего лишь зеркало, не сознающее, что оно отражает. И заклятиями мы их связать не можем, потому что не знаем их сущности.

Он нахмурился, озадаченный.

— Их — чего?..

— Их сути, их внутреннего бытия. — Она натянула поводья как раз перед длинной извилистой вмятиной, где вода лежала среди деревьев, словно мерцающая змея. — Вот, например, кто ты, Гарет из рода Маглошелдонов?

Он вздрогнул, и она снова прочла страх и вину в его глазах.

— Я… — заговорил он, запинаясь. — Я — Гарет из… из рода Маглошелдонов. Это такая провинция в Белмари…

Дорогу заливали вечные лесные сумерки. Дженни пристально взглянула в глаза юноши.

— А если бы ты родился не в этой провинции, был бы ты Гаретом?

— Э… Конечно, я бы…

— А если бы ты не был Гаретом? — с нажимом продолжала она, не давая ему отвести взгляд. — Мог бы ты стать собой? Если бы ты искалечился, заболел проказой, лишился бы признаков пола — кто бы ты был тогда?

— Я не знаю…

— Ты знаешь.

— Перестань! — Он попытался вырваться — безуспешно. Ее мысленная хватка стала жестче, Дженни уже проникала в его разум, предъявляя ему его самого: живой калейдоскоп заемных образов из тысяч баллад, обжигающие желания юности, незажившие раны от каких-то горчайших измен и — самое главное — клубящуюся тьму едва выносимого страха. Она двинулась в эту темноту. За неясной ложью, сказанной в Холде, скрывался некий больший грех. «В самом деле преступление, — удивилась она, — или нечто кажущееся ему преступлением?»

— Перестань! — снова закричал Гарет. Отчаяние и ужас звучали в его голосе. На секунду она увидела его глазами саму себя: безжалостные голубые глаза, лицо — белое, как костяной клин, вбитый между двух черных потоков волос. Она вспомнила, как Каэрдин впервые проделал с ней то же самое, и поспешно отпустила Гарета. Он отвернулся, прикрывая лицо, тело его сотрясала дрожь.

После некоторого молчания Дженни сказала мягко:

— Извини. Но это и есть сердцевина магии, ключ к любому заклятию — понять сущность, назвать настоящее имя. Вот тебе правда о шептунах и о ведьмах в придачу.

Дженни тронула лошадь, и они снова двинулись вперед; копыта месили чайного цвета ил. Она продолжала:

— Все, что ты можешь сделать, это спросить себя, — а может ли такое быть, чтобы зовущий тебя действительно оказался в лесу.

— В том-то и дело, — сказал Гарет. — Она вполне могла. Зиерн… — Он остановился.

— Зиерн? — Это было то самое имя, которое он бормотал в полусне, отшатнувшись в Холде от прикосновения Дженни.

— Леди Зиерн, — после некоторого колебания сказал он. — Любовница короля.

Сквозь полосы грязи и дождя его лицо стало гвоздично-розовым. Дженни вспомнила странный смутный сон, темноволосую женщину и ее звонкий смех.

— Ты ее любишь?

Гарет покраснел еще больше. Придушенным голосом он повторил:

— Это любовница короля. Но не королева. Они не венчаны.

«Как мы с Джоном», — подумала Дженни, внезапно поняв причину неприязни Гарета к ней.

— В каком-то смысле, — спустя момент продолжил Гарет, — мы все влюблены в нее. Это первая леди двора, самая прекрасная… Мы пишем о ее красоте сонеты…

— А она тебя любит? — продолжала допытываться Дженни, но Гарет замолчал на время, направляя коня вверх по каменистому склону на ту сторону впадины.

В конце концов он сказал:

— Я… я не знаю. Иногда мне кажется… — Он тряхнул головой. — Она пугает меня, — добавил он. — Кроме того, она ведьма, видишь ли…

— Да, — мягко сказала Дженни. — Я это предполагала, когда ты говорил о ней в Холде… Так ты боялся, что я похожа на нее?

Казалось, он поражен сказанной ею нелепостью.

— Но ты совсем на нее не похожа. Она… так прекрасна… — Гарет оборвал фразу, покраснел всерьез, и Дженни рассмеялась.

— Не беспокойся. Я уже привыкла к тому, что вижу в зеркале.

— Да нет, ты тоже красива, — запротестовал он. — Но… может быть, прекрасна — не совсем точное слово…

— Да ты скажи — безобразна. — Дженни улыбнулась. — Будет куда точнее.

Гарет упрямо потряс головой. Честность не позволяла назвать ему Дженни прекрасной, а выразить галантно то, что он хотел сказать, ему мешала неопытность.

— Красота… Да дело даже не в красоте, — сказал он наконец. — Просто она совсем другая. Она искусна в колдовстве, бесчувственна, ее не интересует ничего, кроме ее власти.

— Тогда она похожа на меня, — сказала Дженни. — Я тоже кое-что смыслю в своем ремесле, а бесчувственной меня называли еще девчонкой, когда я вместо того, чтобы играть с другими детьми, сидела вечерами перед свечой и вызывала образы в пламени. Что до остального… — Она вздохнула. — Ключ к магии — магия. Чтобы быть магом, ты должен быть им. Так обычно говорил мой учитель. Жажда власти забирает все, что у тебя есть, не оставляет ни времени, ни сил, ничего. Мы уже рождаемся с зерном власти внутри, нас гонит голод, которого не утолить. Знания… власть… узнать, что за песню поют звезды, собрать все силы творения в одной руне, начертанной в воздухе, — вот наша жизнь. И мы всегда одиноки, Гарет…

Некоторое время они ехали в молчании. Железноствольные леса вокруг были исполосованы ржавчиной умирающего года. В убывающем свете дня Гарет выглядел старше своих лет: он заметно осунулся, приключения и усталость оставили землистые следы под глазами. В конце концов он повернулся к ней и спросил:

— А маги вообще способны любить?

Дженни снова вздохнула.

— Говорят, что жена колдуна — все равно что вдова. Женщина, носящая ребенка мага, должна знать, что ей придется растить его одной: муж бросит ее, как только магия позовет его невесть куда. Вот почему ни один священник не обвенчает колдуна и ни один флейтист не сыграет на его свадьбе. А если забеременеет ведьма — это и вовсе жестоко…

Он покосился недоверчиво, сбитый с толку и словами, и холодностью ее голоса, как будто то, что она говорила, не касалось ее совершенно.

— Ведьма всегда больше заботится об умножении своей власти, чем о своем ребенке или о каком-либо мужчине. Она или покинет дитя, или возненавидит его за то, что оно отбирает у нее время, такое необходимое — для медитации, учения, совершенствования своего искусства… Ты знал, что мать Джона была ведьмой?

Гарет уставился на нее, пораженный.

— Она была шаманом Ледяных Наездников, отец Джона взял ее в битве. В твоих балладах ничего об этом не говорится?

Гарет помотал головой.

— Фактически ничего. В Гринхайтовом варианте баллады об Аверсине и Золотом Драконе Вира рассказывается только о его прощании с матерью в ее тереме перед битвой с драконом… Но теперь мне кажется, что эта сцена очень похожа на балладу у того же Гринхайта о Селкитаре Драконьей Погибели и на поздний Халнатский вариант песни об Антаре Воительнице. Честно говоря, я просто думал, что все драконоборцы ведут себя похоже…

Улыбка тронула ее губы, затем исчезла.

— Она была первым моим наставником на путях власти, когда мне было всего шесть лет. О ней говорили то же, что и обо мне: приворожила лорда, запутала его в своих долгих волосах… Я тоже так думала, пока не увидела, как она рвется на волю. В ту пору она уже родила, но, когда Джону было пять лет, они ушли в пургу и не вернулись — она и волк с ледяными глазами, ее единственный друг. Больше их в Уинтерлэнде не видели. А я…