Женщины Цезаря - Маккалоу Колин - Страница 86

Ко времени консульства Цицерона этот самый идеальный из слуг прожил в семье пять лет. Конечно, в завещании Цицерона он уже был записан свободным, но его служба должна была продолжиться еще десять лет, после чего Тирон сделается клиентом Цицерона в качестве преуспевающего вольноотпущенника. Его жалованье было уже высоким, и он всегда первым получал повышение. Так что всех беспокоило только одно: как будет существовать семейство Туллия без Тирона?

Вторым в списке друзей значился Тит Помпоний Аттик. Этой дружбе исполнилось уже много-много лет. Они встретились на Форуме, когда Цицерон был еще юношей, а Аттик учился, готовясь принять дела своего отца. После смерти старшего сына Суллы (лучшего друга Цицерона) Аттик занял его место. Аттик был на четыре года старше. Родовое имя «Помпоний» пользовалось большим почетом, ибо Помпоний были фактически ветвью рода Цецилиев Метеллов, а это, в свою очередь, значило, что они входили в самое ядро высшего общества Рима. Если бы Аттик захотел, карьера в Сенате, а может быть, и консульство были бы ему обеспечены. Отец Аттика мечтал стать сенатором и страдал из-за невозможности достичь этого, поскольку в Риме то и дело сменяли друг друга враждующие фракции, которые управляли государством в те ужасные годы. Имея прочное положение в рядах восемнадцати старших центурий первого класса, Аттик отрекся и от Сената, и от общественных должностей. Он стал заниматься тем, к чему у него имелась склонность, — делать деньги. И делать их как можно больше, чтобы войти в историю как один из величайших плутократов Рима.

В те ранние дни он был просто Тит Помпоний. Без третьего имени. Затем, в течение нескольких беспокойных лет правления Цинны, Аттик и Красc составили план и организовали компанию по сбору налогов в провинции Азия, когда Сулла отобрал ее у царя Митридата. От многочисленных инвесторов они получили необходимый капитал. Но Сулла реорганизовал администрацию провинции Азия таким образом, чтобы помешать римским публиканам извлекать прибыль для себя. Красc и Аттик были вынуждены бежать от кредиторов. Аттику удалось захватить с собой свое личное состояние, и поэтому он имел необходимые средства, чтобы в изгнании жить в комфорте. Он осел в Афинах, и ему там так понравилось, что с тех пор этот город занял в его сердце первое место.

Было нетрудно устроить свою жизнь при Сулле, после того как этот страшный человек возвратился в Рим в качестве диктатора и Аттик (так его теперь называли, потому что он считал своей истинной родиной Аттику — область Эллады с главным городом Афины) снова смог жить в Риме. Но обосновался он там не постоянно. Разумеется, Аттик не отказался от своего дома в Афинах и регулярно наезжал туда. Он также приобрел много земли в Эпире — той части Греции на побережье Адриатического моря, которая лежала к северу от Коринфского залива.

Всем было хорошо известно пристрастие Аттика к юношам, но, что удивительно, в Риме, отличавшемся неприятием гомосексуализма, к нему сохранилось доброе отношение. Потому что занимался он этим лишь в Греции, где такие предпочтения были нормой и только усиливали репутацию этого человека. Когда же Аттику доводилось бывать в Риме, он ни словом, ни взглядом ни разу не выдал, что практикует греческую любовь, и этот строгий самоконтроль позволял его семье, друзьям и людям, равным ему по положению, делать вид, будто другой стороны Тита Помпония Аттика не существует. Это было важно еще и потому, что Аттик стал очень богат и пользовался большим влиянием в финансовых кругах. Среди публиканов (то есть деловых людей, которые добивались государственных контрактов) он был самым могущественным и самым влиятельным. Банкир, корабельный магнат, крупный коммерсант, Аттик имел очень большое значение. Если он и не мог сделать человека консулом, он определенно был в состоянии помочь этому человеку — как помог Цицерону во время его предвыборной кампании.

Аттик стал также издателем Цицерона, решив, что деньги несколько ему поднадоели, а литература будет весьма недурна ради разнообразия. Исключительно образованный, Аттик тянулся к грамотным людям. Он восхищался Цицероном как никто. Стать патроном писателей — это и забавляло Аттика, и приносило ему удовлетворение. К тому же он получил возможность делать на литературе деньги. Издательский дом, который он организовал на Аргилете в пику братьям Сосиям, известным книготорговцам времен Горация, процветал. Благодаря многочисленным связям Аттик разыскивал новые таланты, а его писцы изготавливали манускрипты, которые ценились очень высоко.

Высокий, худощавый и суровый, он смог бы сойти за отца не кого-нибудь, а самого Метелла Сципиона, хотя их кровная связь была не слишком близкой, поскольку Метелл Сципион принадлежал к роду Цецилиев Метеллов только в результате усыновления. Однако благодаря этому сходству все члены славных семей понимали: его происхождение — безупречное и очень древнее.

Аттик искренне любил Цицерона, но был безжалостен к его слабостям — в этом он следовал примеру Теренции, такой же богатой и так же не желающей помогать Цицерону в тех случаях, когда его финансы нуждались в пополнении. Один раз, когда Цицерон набрался смелости и попросил у Аттика немного денег взаймы, его друг отказал ему таким образом, что Цицерон больше никогда у него не просил. У него еще оставалась слабая надежда на то, что Аттик когда-нибудь ему предложит денег, но Аттик никогда этого не делал. Охотно приобретая статуи и другие произведения искусства для Цицерона во время своих продолжительных путешествий по Греции, Аттик настаивал, чтобы за них заплатили, а также оплатили их доставку в Италию. Цицерон считал, что единственное, за что Аттик не требовал денег, было время, которое он потратил, чтобы разыскать все эти шедевры. Значило ли это, что Аттик неизлечимо скуп? Цицерон так не думал. В отличие от Красса Аттик был щедрый хозяин и платил хорошее жалованье своим рабам и наемным работникам. Деньги для Аттика являлись не просто деньгами. Он считал их товаром, заслуживающим огромного уважения. Он терпеть не мог отдавать этот товар бесплатно тем, кто не относился к нему с равным уважением.

Цицерон претендовал на понимание искусства, хотя был дилетантом, транжирой, хвастуном. Поэтому он не ценил — да и не мог ценить — деньги так, как они того заслуживают.

Третьим в списке друзей Цицерона шел Публий Нигидий Фигул из семьи такой же древней и уважаемой, как и семья Аттика (прозвище «Фигул» означает «Гончар», хотя каким образом получил это имя первый Фигул, семья не знала). Как и Аттик, Нигидий Фигул отрекся от публичной карьеры. В случае Аттика публичная карьера означала бы отказ от коммерческой деятельности, а Аттик любил коммерцию больше, чем политику. В случае Нигидия Фигула публичная карьера погубила бы его самую большую любовь — эзотерические аспекты религии. Признанный главным экспертом в искусстве предсказаний — таких, как практиковали давно ушедшие этруски, — он знал о печени овцы больше, чем любой мясник или ветеринар. Он мог прорицать по полету птиц, вспышке молнии, звуку грома или движению земли, числам, шаровым молниям, падающим звездам, затмениям, обелискам, стоячим камням, пилонам, пирамидам, сферам, курганам, обсидиану, кремнию, форме и цвету пламени, священным цыплятам, по извилинам кишечника у животных.

Он был, конечно, одним из хранителей римских книг предсказаний и кладезем информации для коллегии авгуров, ни один из членов которой не считался авторитетом в вопросах гаданий, поскольку жрецы-авгуры были лишь религиозными служащими, которых назначали в результате выборов и которые были вынуждены всякий раз обращаться к таблицам, прежде чем объявить знаки благоприятными или неблагоприятными. Самым большим желанием Цицерона было стать авгуром (у него хватало ума понять, что понтификом его никогда не изберут). Он поклялся, что если сделается авгуром, то будет осведомлен в искусстве прорицания куда больше, чем любой из коллег, когда-либо выбранный или назначенный на религиозную должность только потому, что их семьи имели на это право.