Женщины Цезаря - Маккалоу Колин - Страница 82

Цицерону даже не приходило в голову, что вторая половина срока его консульства предоставит ему этот необходимый кризис. Он не подозревал об этом даже тогда, когда по жребию должен был председательствовать на проводимых в квинтилии выборах. Для начала он не оценил должным образом последствия, к которым привел тот факт, что незадолго до тех выборов его жена неожиданно нарушила его уединение.

Теренция, как всегда бесцеремонно, ворвалась в кабинет Цицерона, не обращая внимания на неприкосновенность мыслительного процесса своего мудрого супруга.

— Цицерон, отложи все, чем ты там занимаешься! — рявкнула она.

Перо мгновенно легло на стол. Цицерон поднял голову. У него хватило ума не показывать своего недовольства.

— Да, дорогая, в чем дело? — как можно мягче спросил он.

С мрачным видом Теренция рухнула в кресло клиента. Поскольку у нее всегда был мрачный вид, он не догадывался, в чем заключается причина в данном случае. Он просто искренне надеялся, что причина не в нем.

— Сегодня у меня был посетитель, — сообщила она.

Он чуть было не спросил, понравился ли ей посетитель, но заставил себя промолчать. Никто в Риме не мог лишить Цицерона желания сострить. Одной только Теренции это удавалось всегда. Так что он притворился заинтересованным и стал ждать продолжения.

— Посетительница, — уточнила она и фыркнула. — Уверяю тебя, муж, она не из моего круга! Это Фульвия.

— Жена Публия Клодия? — поразился он.

— Нет, нет! Фульвия Нобилиор.

Это уточнение не уменьшило его интереса, потому что та Фульвия, которую она имела в виду, была темной личностью. Из отличной семьи, но разведенная с позором, без дохода, она теперь связалась с Квинтом Курием, который был изгнан из Сената при знаменитой чистке, устроенной Попликолой и Лентулом Клодианом семь лет назад. Самая неподходящая посетительница для Теренции. Своими незыблемыми моральными устоями Теренция была знаменита не менее, чем своей вечной угрюмостью.

— Боги милостивые! Какого дьявола ей-то понадобилось?

— На самом деле она мне понравилась, — задумчиво проговорила Теренция. — Она — просто несчастная жертва мужчин.

И что он должен ответить на это? Цицерон нашел разумный компромисс: он проблеял что-то невразумительное.

— Она пришла ко мне, потому что именно так делает женщина, когда хочет поговорить с женатым мужчиной твоего положения.

«И к тому же мужчиной, женатым на тебе», — подумал Цицерон.

— Естественно, ты захочешь увидеть ее лично, но сначала я расскажу тебе то, что рассказала мне она, — объявила матрона, чей взгляд был способен превратить Цицерона в камень. — Оказывается, ее… э… ее, скажем так, телохранитель Курий последнее время очень странно себя ведет. Со времени выдворения его из Сената его финансовое положение настолько ухудшилось, что он не может выдвигаться даже на должность плебейского трибуна, чтобы вернуться на общественную арену. Но вдруг он стал намекать, что скоро снова станет богатым и займет высокое положение. Мне кажется, — продолжала Теренция многозначительно, — что это как-то связано с тем, что в следующем году консулами будут Катилина и Луций Кассий.

— Так вот что задумал Катилина! Консульство в паре с таким жирным и апатичным дураком, как Луций Кассий, — сказал Цицерон.

— Завтра, как только ты откроешь выборный трибунал, оба придут туда, чтобы зарегистрироваться кандидатами.

— Все это очень хорошо, дорогая моя, но я все же не пойму, как совместное консульство Катилины и Луция Кассия сможет вдруг настолько обогатить Курия и повысить его положение.

— Курий говорит о всеобщем аннулировании долгов.

Цезарь разинул рот от изумления.

— Они не могут оказаться такими идиотами!

— А почему бы и нет? — поинтересовалась Теренция, хладнокровно обдумывая проблему. — Только подумай, Цицерон! Катилина знает, что, если ему не удастся стать консулом в этом году, у него уже не будет шанса. Похоже, предстоит настоящее сражение, если все, кто хочет избрания, выставят свои кандидатуры. Силану стало намного лучше, и он определенно тоже будет выдвигаться, так мне сказала Сервилия. Мурену поддерживают много влиятельных лиц, и, как сказала мне Фабия, он по максимуму использует свое родство с весталкой Лицинией. Потом есть еще твой друг Сервий Сульпиций Руф, высоко ценимый восемнадцатью центуриями и tribuni aerarii, а это значит, у первого класса он соберет много голосов. Что же могут противопоставить богачам Силану, Мурене и Сульпицию Катилина и его партнер по выборам Луций Кассий? Только один из консулов может быть патрицием, значит, голоса за патриция разделятся между Каталиной и Сульпицием. Если бы я голосовала, то выбрала бы Сульпиция.

Хмурый Цицерон забыл о своем ужасе перед женой и заговорил с ней, как со своим коллегой на Форуме.

— Значит, предвыборная платформа Катилины — всеобщее аннулирование долгов. Ты это хочешь сказать?

— Нет, так говорит Фульвия.

— Я должен увидеть ее немедленно! — воскликнул он, вставая.

— Предоставь это мне. Я пошлю за ней, — вызвалась Теренция.

А это, конечно, означало, что ему не позволят говорить с Фульвией Нобилиор наедине. Теренция намерена не упустить ни слова из разговора, ни одного взгляда.

Но беда в том, что Фульвия Нобилиор почти ничего не добавила к тому, что уже рассказала Теренция. Только изложила все очень эмоционально и сумбурно. Курий был по уши в долгах, он много проигрывал, много пил. Последнее время часто совещался с Катилиной, Луцием Кассием и их дружками, а после одного из таких совещаний пришел домой веселый, обещая своей любовнице всевозможные блага в ближайшем будущем.

— Зачем ты рассказываешь все это мне, Фульвия? — спросил Цицерон в растерянности.

Он был сбит с толку не меньше, чем сама Фульвия, поскольку не мог понять, почему она в таком ужасе. Всеобщее аннулирование долгов — конечно, плохая новость, но…

— Ты же старший консул! — захныкала она, ударяя себя в грудь. — Я должна была кому-то сказать!

— Дело в том, Фульвия, что ты не предоставила мне никаких доказательств того, что Катилина планирует всеобщее аннулирование долгов. Мне нужны надежные свидетельства! Ты лишь поведала мне историю, а я не могу явиться в Сенат, не имея ничего более существенного, нежели история, рассказанная мне женщиной.

— Но это ведь неправильно — аннулирование долгов, да? — спросила она, вытирая глаза.

— Да, очень неправильно, и ты хорошо сделала, что пришла ко мне. Но необходимы доказательства, — повторил Цицерон.

— Лучшее, что я могу предложить тебе, — это несколько имен.

— Тогда назови их.

— Два человека, которые раньше были центурионами Суллы, — Гай Манлий и Публий Фурий. У них есть земли в Этрурии. И они говорили о людях, которые намерены приехать в Рим для выборов. И если Катилина и Кассий станут консулами, долги перестанут существовать.

— Фульвия! И как же я должен связать двух экс-центурионов Суллы с Катилиной и Кассием?

— Я не знаю!

Вздохнув, Цицерон поднялся.

— Хорошо, Фульвия, я искренне благодарю тебя за то, что ты пришла ко мне. Попытайся точно разузнать, что происходит, и как только у тебя появится реальное свидетельство, что что-то нехорошее просочилось перед выборами на Марсово поле, скажи мне. — Он улыбнулся ей, надеясь, что это выражение симпатии выглядит достаточно платонически. — Продолжай действовать через мою жену, а она сообщит мне.

Когда Теренция увела посетительницу, Цицерон снова уселся и погрузился в раздумья. Но наслаждаться такой роскошью ему дали недолго. Через несколько минут Теренция поспешила вернуться.

— И что ты об этом думаешь? — осведомилась она.

— Если бы я знал, дорогая.

— Ну, — она нетерпеливо наклонилась вперед, потому что больше всего на свете ей нравилось давать мужу политические советы, — я скажу тебе, что я думаю! А я думаю, что Катилина замышляет революцию.

— Революцию? — взвизгнул Цицерон.

— Правильно. Революцию.