Элегия погибшей звезды - Хэйдон Элизабет - Страница 9

Гематриа, таинственный остров, на котором они поселились вместе с другими представителями древних народов и самыми обычными людьми, бежавшими туда многие века назад, лежал в трех тысячах миль к западу, в самом сердце Центрального моря. Поговаривали, что это последнее место в мире, где магию понимают и практикуют как науку.

— Если морские маги прислали своего представителя, здесь происходит действительно что-то очень серьезное, — задумчиво проговорил Гвидион. — С моей стороны было бы слишком самонадеянно предполагать, будто их может интересовать мое образование — как, впрочем, и всех остальных в зале, кроме, конечно, Рапсодии и Эши, ну и, возможно, Анборна.

— Может, они решили вместо обучения тебя казнить, — пошутила Мелисанда и взяла в руки свой мешок с игрушками. — Видимо, отчет, представленный им твоими учителями, хуже, чем мы с тобой думали.

В этот момент открылась дверь и на пороге появился их опекун. Брат с сестрой тут же вскочили на ноги. Король намерьенов, которого тоже звали Гвидион, но которого оба называли Эши, был одет в придворное платье — событие столь редкое, что и Гвидион, и Мелисанда еще больше заволновались.

Глаза короля намерьенов, небесно-голубые, с вертикальными зрачками, свидетельствовавшими о том, что в его жилах течет кровь дракона, потеплели, когда он увидел детей.

— Мелли! Ты тоже здесь. Прекрасно. Пожалуйста, посиди немного в коридоре, а потом тебя тоже пригласят в зал. — Он протянул Гвидиону руку, и юноша заметил, что его белая шелковая рубашка с красными полосами украшена кожаной манжетой. — Следуй за мной, Гвидион.

Брат и сестра обменялись испуганными взглядами, и Гвидион прошел за Эши в большую двойную дверь, которая тут же за ним закрылась.

Войдя в зал, Гвидион поднял глаза к сводчатому потолку, расписанному размещенными вокруг темно-синей сердцевины фресками, на которых была изображена история намерьенов. При жизни его отца они редко посещали зал, поскольку большую часть времени проводили в жилых комнатах и библиотеке, и потому Гвидион так и не привык к его великолепию. Он вдруг обнаружил, что следит глазами за развитием истории о том, как четырнадцать веков назад его предки спасались бегством с приговоренного к смерти Серендаира.

Каждая фреска представляла собой самостоятельный эпизод истории, и Гвидион нашел взглядом самую первую, ту, которая рассказывала, как лорд Гвиллиам ап Рендлар ап Эвандер туата Гвиллиам, иногда его называли Гвиллиам Мечтатель, узнал о том, что Остров будет поглощен вулканическим огнем проснувшейся звезды, горевшей в глубинах моря. Юноша еще больше занервничал, когда увидел, что Гвидион, шедший впереди него, надел сегодня точно такое же королевское платье, в каком был изображен Гвиллиам на фреске.

Остальные фрески, украшавшие потолок, изображали другие эпизоды истории: встреча моряка Меритина и драконицы Элинсинос, которая единолично правила большей частью среднего континента, включая Наварн; ее приглашение поселиться на принадлежащих ей землях, переданное жителям Серендаира; строительство и отплытие трех флотов, доставивших сюда беженцев с Острова; судьба каждого из этих флотов; объединение королевского дома намерьенов посредством бракосочетания лорда Гвиллиама с Энвин, одной из трех дочерей драконицы Элинсинос; создание могущественной империи, которой правили король и королева намерьенов, и ее уничтожение во время Намерьенской войны.

Как-то раз Гвидион предложил Эши расписать оставшийся пустым синий центр потолка, чтобы восславить новую эру, названную Второй Намерьенский век, которая началась три года назад, когда его крестного отца и названую бабушку Совет провозгласил королем и королевой намерьенов. Эши только улыбнулся в ответ, но художников приглашать не стал.

В Большом зале стояло множество стульев, на которых сидели герцоги пяти других провинций Роланда и представители государств членов Намерьенского Союза, пожелавших объединиться в свободную конфедерацию, во главе которой стояли король и королева. Риал, вице-король лесного королевства Тириан, королевой которого была Рапсодия, ласково кивнул юноше, и Гвидион увидел в его глазах сочувствие. По спине будущего герцога Наварнского побежали мурашки.

Перед тем как занять свои места под сводами Большого зала, Эши повернулся к своему тезке и взял его за руку.

— Давай зайдем сюда на пару минут, — предложил он и повел Гвидиона в одну из боковых комнат.

Гвидион молча последовал за ним, хотя внутри у него все похолодело от волнения. Эхо голосов, звучавших в Большом зале, мгновенно поглотили толстые ковры и гобелены маленькой комнаты.

Около окна стояла королева намерьенов и смотрела на деревья, начавшие менять свой зеленый наряд на огненно-красный убор осени. Она была одета в тяжелое бархатное платье темно-синего цвета, которое благодаря большому количеству мягких складок полностью скрывало ее беременность. Золотые волосы, уложенные в сложное переплетение косичек, так любимое лиринами, народом ее матери, обрамляли лицо. Рапсодия повернулась, услышав, что они вошли, окинула Гвидиона внимательным взглядом и ласково ему улыбнулась. Впрочем, улыбка тут же исчезла, как только она поняла, что юноша взволнован.

— Что случилось? — спросила она, отходя от окна. — У тебя такой вид, будто тебя ведут на казнь.

— Ты уже второй член семьи, который об этом говорит, — ответил Гвидион и склонился над ее рукой. — У меня есть повод для беспокойства?

— Не говори глупостей, — отмахнулась она и, притянув юношу к себе, взъерошила его волосы.

Обычно золотисто-розовая, кожа у нее на лице заметно побледнела, в зеленых глазах стояли слезы боли. Рапсодия выпустила Гвидиона и опустилась на стул. Гвидион знал, что беременность его названой бабушки протекает тяжело, она быстро устает и ее часто тошнит.

— Как только покинем эту комнату, мы собираемся сделать несколько заявлений, но, поскольку все они касаются непосредственно тебя, я думаю, ты должен их услышать до того, как мы вынесем их на обсуждение совета, — сказал Эши и протянул жене стакан воды. — Разумеется, если какое-то из них вызовет у тебя возражения, мы примем их к сведению и попытаемся найти компромиссное решение.

Гвидион сделал глубокий вдох и заставил себя успокоиться.

— Хорошо. Я слушаю.

Эши спрятал улыбку и положил руки на плечи Рапсодии.

— Во-первых, Хаймэдоу, новый дворец, который я строю для твоей… бабушки, — в драконьих глазах загорелась искорка веселья, — будет готов к началу осени, и я планирую сразу же перебраться туда. Нам пришла пора покинуть Хагфорт и поселиться в собственном доме.

Внутри у Гвидиона все сжалось. Рапсодия и Эши жили в доме его родителей уже три года, с тех самых пор, как погиб его отец, Стивен Наварн, который был другом детства Эши. Только благодаря их присутствию он мог находиться в родном замке; иначе воспоминания стали бы просто невыносимыми. Хотя он был еще маленьким, а Мелисанда и вовсе только родилась, когда убили их мать, Гвидион ее помнил и очень по ней скучал по ночам, когда ветер завывал, разгуливая за окнами его комнаты, и в теплые летние дни, вспоминая, как они вместе с матерью запускали воздушных змеев. А смерть отца во время сражения, прямо у него на глазах, нанесла жестокий удар по его оптимизму. И хотя Гвидион знал, что до конца своих дней будет нести в сердце боль утраты, ему было легче оттого, что рядом с ним есть люди, разделяющие эту боль, люди, которые любят его и любили его отца.

— Мы также считаем, что Мелисанда должна отправиться с нами и пожить в новом дворце, по крайней мере, некоторое время. С нашей точки зрения, это будет разумно, — продолжал Эши.

— Мелли? А не я?

— Именно. Сейчас дойдет очередь и до тебя.

Гвидион молча кивнул, хотя внутри у него все кричало: «Они бросают меня!» От этой мысли ему стало совсем нехорошо.

— Во-вторых, — проговорил Эши, не заметив его волнения, — мы с Рапсодией решили в этом году возродить традицию зимнего карнавала.

Гвидион уже с трудом сдерживал волнение. Зимний карнавал давным-давно стал традиционным праздником, который устраивали герцоги Наварнские в Хагфорте, его отец всегда с удовольствием занимался подготовкой и проведением торжества после дня зимнего солнцестояния. Грандиозный карнавал проходил каждый год и совпадал со священными днями, чтимыми представителями патриархальной веры, проповедуемой Сепульвартой, и ордена филидов, священников Круга Гвинвуда, которые поклонялись природе, — двух главных религий континента. Фестиваль продолжался три дня, во время его устраивались соревнования в зимних видах спорта, пиры, конкурсы певцов и менестрелей и прочие всевозможные развлечения.