Судьба: Дитя Неба - Хэйдон Элизабет - Страница 68

— Сними, — велел он, указывая на нижнюю часть костюма, плававшую на поверхности воды вместе с сучками и листьями.

Рапсодия попыталась выскользнуть из юбочки, но не смогла поднять бедра. Анборн нетерпеливо засунул в воду руки, стащил с нее юбочку и бросил на пол, а затем внимательно, словно покупатель на рынке, оценивающий животное, которое собирается приобрести, принялся рассматривать ее тело. Потом он вернулся к огню и проверил воду в котле.

— Ты чувствуешь свое тело? — спросил он, не оборачиваясь.

— Да, — сквозь всхлипывания ответила Рапсодия, пытаясь взять себя в руки. Она смотрела, как трескается почерневшая кожа на коленях и клочьями падает в воду, а под ней остаются розовые участки, к которым она боялась прикоснуться. — Где гладиатор?

Анборн повернулся и сердито посмотрел на нее.

— Нет, у тебя явно смещены приоритеты, — раздраженно проворчал он. — Тебе бы следовало тревожиться о руках и ногах, а не о судьбе своей игрушки.

Он снял котелок с огня и долил горячей воды в лохань, с удовлетворением наблюдая за тем, как Рапсодия взвыла от боли.

— Ну, выглядит многообещающе, — сказал он, возвращая котел на огонь. — Так что ты хотела у меня спросить?

Рапсодия прерывисто дышала, стараясь справиться с болью в руках и ногах.

— Пожалуйста, Анборн, — запинаясь, прошептала она, — где он?

Анборн бросил на нее пронзительный взгляд.

— Гладиатор в подвале, — резко бросил он, скрестив руки на груди. — Он твой любовник?

Перед глазами Рапсодии возникла безобразная сцена в комнате Константина, и ирония вопроса застала ее врасплох. Отвращение, которое она так долго скрывала, нахлынуло мутной волной, и она не сумела справиться с судорогой боли.

Она пыталась сдержаться, рассчитывая, что вытерпит до тех пор, пока не окажется в сильных руках Элендры, но слова Анборна оказались последней каплей, переполнившей чашу ее терпения. Она плакала навзрыд, ужас, пережитый ею в объятиях гладиатора, смешался с нахлынувшей болью. Анборн быстро отвернулся к огню. Вскоре он вновь поднес котелок к лохани, но теперь выливал горячую воду медленно, чтобы остывшая и горячая вода смешивались постепенно.

Закончив, он положил руку на плечо Рапсодии.

— Ладно, — пробурчал он, и хотя его голос звучал грубовато, но в нем угадывалась доброта. — Хватит плакать. Оставь это на потом, а то мои уши не выдерживают такой нагрузки. Будем считать, что ты ответила на мой вопрос «нет». Но зачем ты решилась на столь дурацкое похищение? — Он опустил руки в лохань и начал пригоршнями поливать торчавшие из воды плечи Рапсодии.

Перед глазами у Рапсодии немного прояснилось, и она смогла рассмотреть купавшего ее мужчину. В некотором смысле Анборн показался ей похожим на эту скромную хижину, лишенную украшений. Продолжая всхлипывать, она молча наблюдала, как он вычерпывает куски ее отслоившейся мертвой кожи и швыряет их на грязный пол. Затем Анборн взял ее за плечи и приподнял — так поступает мать, когда купает маленького ребенка, и сама Рапсодия именно так обходилась с детьми ф’дора у ревущего камина Элендры.

Некоторое время Рапсодия еще продолжала дрожать, а потом, немного успокоившись, попыталась рассказать ему о своем плане и о том, как все произошло. Постепенно ее голос становился спокойнее, она почти перестала всхлипывать. Когда к пальцам вернулась чувствительность, она провела ладонями по рукам и ногам, и на лице у нее вновь появилось отчаяние: новые куски кожи отслаивались, оставляя кровоточащие раны.

Наконец, когда кожа перестала слезать, Анборн стряхнул воду с рук и серьезно посмотрел на Рапсодию.

— Ты поклялась в верности Ллаурону? — спросил он.

— Нет, — покачала головой Рапсодия. — Но он многому меня научил. И я старалась следовать по пути, который он для меня наметил.

Анборн презрительно фыркнул.

— Послушай меня. Вот первое правило: когда ты кому-то поклялась в верности, следуй его указаниям до самого конца, пока тебя не остановит смерть. Ты меня понимаешь?

— Да, — раздраженно кивнула Рапсодия. — Но к чему вы клоните?

— Второе правило, — продолжал Анборн, — состоит в следующем: если ты не приносишь клятвы верности, то никому ничего не должна и тебе следует избегать ситуаций, опасных для твоей жизни, разве что ты рассчитываешь получить что-то для себя лично. Ты смотрела в лицо насилию, могла получить серьезные ранения, потерять руки или ноги, могла погибнуть ради того, кому даже не принесла клятву верности. Это глупо, мисс. Ты ничего не должна Ллаурону.

— Вы не понимаете, — ответила она, дрожа под его взглядом — то ли из-за презрения, которое появилось в его глазах, то ли из-за того, что вода быстро остывала. — Ллаурон не отдавал мне приказа увести гладиатора. Я сама решила собрать детей ф’дора.

— Хорошее дело, если бы я знал об их существовании, то сам прикончил бы их без малейших колебаний. Более того, именно так я и намерен поступить.

Он встал, направился в угол, где сложил свои вещи, и вытащил из ножен огромный блестящий меч. Рапсодия с ужасом смотрела, как он идет к двери с искаженным от ненависти лицом.

Она попыталась вылезти из лохани, чтобы остановить его, но ноги отказались ей повиноваться. Охваченная отчаянием, она позвала его, воспользовавшись своим искусством Дающей Имя.

— Анборн ап Гвиллиам, остановись, — приказала она. Воздух в комнате застыл, стало теплее, а Анборн замер на месте, спиной к Рапсодии. Она видела, как напряжены его плечи, слышала его тяжелое дыхание. — Вы не причините ему вреда, Анборн. Он под моей защитой.

— В самом деле? — презрительно усмехнулся генерал, однако же не решился взглянуть ей в глаза. — А кто защитит тебя, Рапсодия? Ты не в силах постоять за себя, не слишком удобное положение, когда имеешь дело с такими людьми, как я. — В его голосе слышалась угроза.

— Меня защитите вы, Анборн, — ответила Рапсодия, в голосе которой слышалось смирение и уважение. — Вы станете моим защитником, поскольку вы благородный человек. У вас не было никаких оснований уходить в холодную ночь, когда вы услышали Призыв Кузенов, но вы спасли меня.

Его плечи слегка расслабились, но он сохранял неподвижность.

— На то есть свои причины, — коротко ответил он. — Я дал клятву, но у меня нет никаких обязательств по отношению к этому ублюдку. Или к тебе.

— Кузены могут быть самыми разными, Анборн, — мягко возразила Рапсодия. — Их можно встретить в самом неожиданном месте, а некоторые из них даже бывают Певицами. Среди них попадаются не слишком высокие, даже слабые. — Она отпустила Анборна. — Вы чтите Маквита и древних воинов, как и тех, кто встал в строй сейчас. Иногда величайший подвиг солдата состоит в том, чтобы помочь слабому, и вы это сделали, вы заслуживаете уважения, и я благодарю вас.

«Но сначала, генерал, тебе нужно залечить разрыв в своей душе. Со смертью Гвиллиама ты стал королем солдат, но ты должен найти самого слабого из своих сородичей и защитить его, самого беззащитного из всех, иначе ты недостоин прощенья. И так будет, пока ты не получишь отпущения или умрешь, не удостоившись его».

Анборн медленно повернулся и по-новому посмотрел на Рапсодию. Потом он опустил глаза, словно только сейчас заметил, что она обнажена, вернулся в угол и убрал меч в ножны.

— Ты одна из Трех, — медленно проговорил он, и, хотя его голос прозвучал утвердительно, Рапсодия понимала, что Анборн не уверен.

— Да, — ответила она, — и вы исполнили пророчество. И да будет вам даровано прощенье.

«Если ты хочешь залечить разрыв, генерал, охраняй Небо, дабы оно не упало».

Анборн еще раз взглянул на нее, в его глазах уже не было гнева, который слышался в голосе несколько мгновений назад. Он подошел к шкафу и вернулся с грубым одеялом в одной руке и какой-то одеждой в другой, молча протянул ей одеяло и помог встать. Рапсодия завернулась в одеяло, Анборн вытащил ее из остывшей воды и тщательно растер. Потом он отдал Рапсодии шерстяное женское платье зеленого цвета, слишком для нее большое. Все так же молча Анборн вышел из дома.