Судьба: Дитя Неба - Хэйдон Элизабет - Страница 43

— Я не просил никакой награды, — фыркнул Эши.

Шрайк закрыл глаза.

— Значит, ты дурак и ничего не заслуживаешь. — На мгновение его лицо исказилось от боли. — Наверное, я оскорбил Единого Бога сильнее, чем думал, раз он проклял мои последние часы компанией труса, скрывающего свое лицо и имя. — Он устало замолчал.

В зимнем воздухе повисло напряжение, дракон вздрогнул, услышав оскорбление. Лицо Эши, скрытое в тенях капюшона, запылало, он сделал глубокий вдох, медленно выдохнул, заставив себя успокоиться.

Слова древнего намерьена задели его за живое. Он знал, что люди, пострадавшие от рук ф’дора, презирают всех, кто прячет свое лицо, поскольку это любимая уловка демона. Более того, обвинение в трусости из уст человека, ставшего свидетелем Катаклизма, пережившего Войну и все, что последовало за ней, звучало невыносимо правдиво. Он обрел целостность. Даже если Шрайк является вместилищем демона, у Эши нет причин скрываться. Он поднял руку и отбросил капюшон.

Свет отразился от медных волос, вспыхнувших в пламени костра, и упал на лицо древнего намерьена. Шрайк почувствовал его и открыл глаза, в которых тут же появились ужас и изумление.

— Не может быть, — пробормотал Шрайк и страшно побледнел.

Эши улыбнулся и, засунув руку в карман плаща, вытащил мешочек, откуда достал какой-то маленький предмет и показал Шрайку. На ладони у него лежала медная монета необычной формы, с тринадцатью гранями.

— Помните? — спросил он. — Вы подарили ее мне много лет назад, когда я был совсем мальчишкой, чтобы я не слишком скучал в День Совета.

Шрайк с усилием вытянул вперед шею, затем снова прислонился к стволу дерева.

— Я помню. — Он закутался в грубое одеяло и продолжал: — Я помню каждую встречу с тобой, Гвидион, потому что они доставляли мне невыразимую радость. Когда я смотрел на тебя, я видел твоего деда, Гвиллиама, свершавшего свои самые… благородные деяния, и твою бабушку, Энвин, когда она демонстрировала ни с чем не сравнимую мудрость. Ты был нашей надеждой, Гвидион, обещанием… светлого будущего людям, уставшим от войны. Нашим утешением. Твоя смерть означала для меня — и для всех намерьенов — конец всего.

Длинная речь далась ему с трудом, и Шрайк, закашлявшись, замолчал.

— Простите меня, дедушка, — мягко проговорил Эши. — Я знал, что мой обман причинил моим друзьям и родным много боли. Я сожалею, что вам пришлось из-за меня страдать.

Шрайк снова закашлялся, на сей раз сильнее.

— Тогда почему?

— Сначала меня вынудили обстоятельства. Потом необходимость. Больше я ничего не могу вам объяснить. Но вы правы, продолжать скрываться — это трусость. С этим покончено.

— Значит, ты намерен открыть лицо? — слабо улыбнувшись, спросил Шрайк.

Эши улыбнулся в ответ и сел, опершись локтями о колени.

— Когда посчитаю это удобным для себя.

— А сейчас не удобно?

— Разве вы меня не видите? — спросил Эши.

Старик застонал от боли и раздражения.

— Прекрати играть со мной в свои дурацкие игры. Имей сострадание к умирающему. Ты готов встать перед ликом Времени и отдать свое имя ветру или нет?

Эши стал серьезным, и его драконьи зрачки сузились.

— Да, — ответил он.

Шрайк приподнялся чуть повыше и улыбнулся.

— В таком случае я все-таки смогу отплатить тебе за твою доброту, лорд Гвидион.

19

Ночь окутала их черным пологом и, казалось, стала еще чернее. Глаза Шрайка сверкали, словно впитали свет из воздуха, и теперь он сидел, задумчиво глядя в огонь.

Эши молча ждал, внимательно за ним наблюдая. Хотя глаза старика наполнились сиянием, кожа на лице посерела. Дракон чувствовал, что тело Шрайка сдается в неравной борьбе, жизнь медленно уходит, несмотря на то что душа становится все сильнее.

Наконец, когда ветер стих и наступила такая тишина, что было слышно, как падает на землю снег, Шрайк заговорил:

— Мой меч, — едва слышно спросил он. — Мой меч здесь?

Эши поднялся и подошел к коню, стоявшему в двадцати шагах от них, в небольшой рощице, укрытый одеялом от снега. Он вынул из седельной сумки ножны и осторожно вложил их в руки Шрайка. Сердце старика забилось ровнее, едва он прикоснулся к своему оружию.

— Благодарение богам, — прошептал он и, с трудом вытащив оружие из ножен, поднес его к глазам.

Это был очень древний меч, скромный, без украшений, повидавший немало на своем веку, как, впрочем, и его хозяин. Эши узнал слегка укороченную абордажную саблю с намерьенского корабля, он видел такие в пыльных витринах музея Стивена.

Шрайк несколько мгновений смотрел на отблески пламени на клинке, а потом повернулся к Эши.

— Слушай внимательно, сын Ллаурона, и я отплачу тебе за добро. Я встретил твоего деда, короля Гвиллиама, в тот… день, когда последний корабль Третьего флота поднял паруса. Я был матросом на «Серелинде», судне, на котором король покинул Остров.

Шрайк прислонился к гнилому стволу и закрыл глаза, слова явно давались ему с трудом.

— Отдохните, дедушка, — ласково предложил Эши. — Я уверен, мы сможем поговорить, когда доберемся до места и вас немного залатают. Сомневаюсь, что Анборн сразу вышвырнет меня вон. Вы обязательно поправитесь и тогда расскажете мне свою историю.

Шрайк снова открыл глаза, которые горели напряженным огнем.

— А ты еще глупее, чем я думал, Гвидион ап Ллаурон, — проворчал он. — Что ты знаешь о времени? — Он попытался выпрямиться и хмуро уставился на Эши. — Я Повелитель Последнего Мгновения, Хранитель Того, Что Никто Никогда Больше Не Увидит, — такое имя дал мне твой дед. Неужели ты хочешь сказать, что таких моментов не было в твоей жизни? Неужели нет ничего, что ты мечтал бы увидеть снова?

Диковинные глаза Эши вспыхнули от неожиданно резкого ответа.

— Нет, — ответил он через несколько мгновений. — Я не могу так сказать. Кое-что я хотел бы изменить, если бы мог.

Он отвернулся от костра и посмотрел в черную ночь, на кружившие повсюду белые облака снега.

— Я не сказал «изменить», — презрительно фыркнув, проговорил Шрайк. — Мне не по силам изменить для тебя Время, лорд Гвидион, я не мог этого сделать и для твоего деда. — Он оперся на локоть и стряхнул снег с головы. — Итак, ты хочешь выслушать мой рассказ или нет?

— Прошу меня простить за грубость, я вас слушаю.

Старик тяжело вздохнул, поставил меч так, чтобы он отражал свет костра, затем посмотрел на небо, но увидел другое небо, другую ночь.

— Твой дед был человеком настроения, лорд Гвидион, — начал он. — Даже до того как его посетило видение, предсказавшее гибель Серендаира, моряки рассказывали о знаменитых вспышках ярости, веселом смехе, который в следующее мгновение превращался в слепую злобу или отчаяние. Учитывая, что он лишился всего принадлежавшего ему по праву рождения, всего отличавшего его от остальных людей, становится понятно, почему он находился в самом мрачном расположении духа, покидая Серендаир навсегда.

Шрайк замолчал, и Эши протянул ему мех с водой. Сделав большой глоток, старик закрыл его и посмотрел на своего молодого собеседника.

— Море бушевало, огонь упавшей звезды вспенивал воды, рвался наружу, — продолжил он, и его глаза потемнели от воспоминаний. — Мы ужасно боялись, что не успеем выбраться. «Серелинду» швыряло из стороны в сторону, словно пробку от бутылки. Боялись все, кроме короля. Он стоял, опираясь о борт корабля, и мрачно наблюдал за тем, как Серендаир исчезает вдалеке. Нам страшно повезло, что нас не разорвало на части встречное течение.

Эши, который и сам был моряком, кивнул.

— Никто не осмелился попросить короля отойти от борта, хотя его приближенные боялись, что его смоет волной. Его самый близкий друг, лорд Хааг, все время оставался рядом, разговаривал с ним, утешал. Никто, кроме него, не обладал даром успокаивать твоего деда, Гвидион.

Эши улыбнулся и молча кивнул. Хааг являлся прямым предком Стивена Наварна, его лучшего друга в той жизни, которую у него отняли. Видимо, тех, в ком текла кровь королей намерьенов, отличали не только голубые глаза.