Реквием по солнцу - Хэйдон Элизабет - Страница 27

— А, понятно. — Он осторожно натянул тетиву, чтобы проверить, все ли в порядке, остался доволен и поднял голову. — Вы искали родственника по линии своего отца, Гвиллиама, или из семьи матери, Энвин?

Анборн вздохнул и посмотрел на луг, в его глазах появилось выражение, будто он заглянул в далекое прошлое.

— Ни то, ни другое. Я не имел в виду родственника по крови. Речь идет о древнем сообществе, братстве, рожденном в старом мире, в прежние времена. Братство воинов. Умелые солдаты, в совершенстве освоившие военное искусство за многие годы сражений, посвятившие ему жизнь и забывшие о собственных интересах. Кузены поклялись ветру и Серенне, звезде, которая зажигалась в небе над Серендаиром, покоящимся на дне моря на другом конце света. И друг другу. Они поклялись в верности друг другу.

Гвидион отложил лук, чтобы не отвлекать лорд-маршала, никогда не отличавшегося разговорчивостью, от рассказа.

Он почувствовал на себе взгляд Шрайка, но не стал поворачиваться и встречаться с ним глазами. По тому, каким напряженным был взгляд адъютанта генерала, он понял, что Анборн решил рассказать ему нечто очень важное, и решил быть достойным этой чести.

Анборн посмотрел на зеленое поле и высокую стену, ограждавшую Хагфорт: на бастионах стояли стражники, их тени казались длинными и какими-то неестественно тонкими в лучах солнца, клонившегося к закату.

— До определенной степени все солдаты — братья, они полагаются друг на друга и доверяют своим товарищам собственную жизнь. Так выковываются связи, которые не могут возникнуть никаким другим способом, ни по праву рождения, ни даже по взаимному желанию. Это становится твоим долгом, этого требует твоя душа — спасти товарища ценой собственной жизни, принять участие в сражении, которое гораздо более важно, нежели твое личное благополучие. После многих лет такой службы появляются два типа людей: одни радуются тому, что им удалось остаться в живых, а другие — что братство продолжает существовать. Первые собирают вещи и те крохи себя, что еще остались после стольких лет сражений, и возвращаются домой, к семьям, зная, что, как бы ни сложилась их судьба в дальнейшем, они навсегда стали частью некого единства, что они связаны с людьми, которых, возможно, никогда больше не увидят, но которые останутся с ними до самой смерти.

Он откашлялся и задумчиво посмотрел на Гвидиона Наварнского, словно изучал его.

— Вторые не возвращаются домой, потому что для них сам ветер является домом. А он никогда не остается на месте больше одного короткого мгновения, но всегда рядом, куда бы они ни пошли. Ветер невидим, но он есть всегда и везде, и они учились быть такими же. И чем больше человек становился похожим на ветер, тем меньше он думал о себе и своих нуждах. Разумеется, каждый солдат, который каждый день рискует жизнью не только ради своих товарищей и командиров, но и тех, кого он никогда не видел, тоже не слишком заботится о себе. Кузены были воинами, лучшими из лучших, и жили, следуя этому закону. В братство принимали в двух случаях: если человек демонстрировал исключительное военное мастерство, отточенное многими годами службы, или за самоотверженную и бескорыстную помощь другим людям с угрозой для собственной жизни.

Подняв лук молодого человека, Анборн повертел его, проверил тетиву, немного ее подправил.

— Ты слишком высоко натягиваешь тетиву, — сказал он и сделал знак Шрайку, который без единого слова достал белую стрелу из стоящего неподалеку колчана Гвидиона и протянул генералу.

Анборн чуть согнул древко стрелы и приподнял брови.

— Неплохо, — неохотно признал он, затем вставил стрелу и протянул лук юноше.

Гвидион молча кивнул.

— Человек становился одним из Кузенов, только когда его признавал сам ветер, — продолжал Анборн, внимательно наблюдая за Гвидионом. — Воздух, как огонь, земля, вода и эфир, является Исходной стихией, одной из пяти основ мира, но про него порой забывают. Его силу часто недооценивают, потому что редко видят, но она велика. В своей самой чистой форме воздух наделен жизнью и узнает тех, кто с ним сроднился, — Кузенов, которых еще называли Братьями Ветра. На Серендаире царила магия, ветер разгуливал там свободно и обладал могуществом. К сожалению, Нортленд, место, где родилась эта стихия, находится на другом конце света, поэтому здесь ветер не так силен, как там. Когда человек вступает в братство Кузенов, благодаря ли долгой службе или самоотверженной жертве, он слышит голос ветра, проникающий в его сердце и открывающий свои тайны. Благодаря этим знаниям он может спрятаться внутри ветра, путешествовать с его помощью или позвать на помощь. В призыве Кузена есть магическая сила, он проникает в сердце и душу, требует ответа. К нему прибегают только в самых крайних и безвыходных ситуациях, когда Кузен, зовущий на помощь, понимает, что ему грозит смерть и что из-за этого пострадают другие люди. Ни один Кузен, услышавший такой призыв, не осмелится его проигнорировать, потому что иначе всю оставшуюся жизнь его будут преследовать призраки и в конце концов он лишится рассудка.

— И вы услышали Призыв Кузена с Побережья Скелетов.

Гвидион Наварнский изо всех сил старался, чтобы его голос звучал ровно и спокойно, но возбуждение, охватившее его, победило, и жгучее любопытство, прозвучавшее в нем, разрушило торжественную тишину, царившую над лугом.

Шрайк наградил юношу внимательным взглядом, но Анборн лишь молча кивнул.

— Вы его нашли? Нашли Кузена?

Анборн тяжело вздохнул, вспомнив грохот волн, разбивающихся о черный песок, и густой туман, окутавший обломки судов, приплывших из старого мира и пролежавших на этом песке, не знающем времени, четырнадцать веков. Ветер сражался с голосом моря, пытался его заглушить, но потерпел поражение и утонул в реве бушующих волн.

— Нет, — покачал он головой.

Гвидион Наварнский снова погрузился в молчание, отошел от Анборна и выпустил стрелу в попугая, подвешенного на шесте в ста пятидесяти ярдах. Соломенную птицу отбросило назад, таким сильным был выстрел, а потом она дико завертелась вокруг собственной оси под удовлетворенные комментарии двух старых солдат.

Чувствуя, что ему удалось немного оправдаться за прошлые неудачи, будущий герцог снова повернулся к Анборну и Шрайку.

— Может быть, на его зов пришел другой Кузен, — высказал предположение он.

— Сомнительно, — мрачно ответил Анборн. — В старом мире Кузенов было очень мало, здесь же их практически нет. За последние семьсот лет я встретил только двоих. Элендра, лиринская воительница, которая возглавляла Первый флот беженцев, покинувших Остров, ушла из жизни после бракосочетания королевской четы. А еще…

Он замолчал и едва заметно улыбнулся собственным мыслям.

— Кто, лорд-маршал? — сгорая от нетерпения, спросил Гвидион. — Кто еще?

Анборн и Шрайк обменялись взглядами, и улыбка озарила лицо Анборна.

— Думаю, тебе лучше спросить у своей «бабушки», —заявил он.

— У Рапсодии? — На лице Гвидиона появилось недоумение. — Рапсодия входит в братство Кузенов?

— Возможно, я забыл тебе сказать, что Кузеном может стать любой, — проворчал Анборн, повторяя слова Рапсодии, которая произнесла их, увидев изумление на его собственном лице. — Они бывают выходцами из самых разных слоев общества, а некоторые из них — Певицы и Дающие Имя.

— Женщина может стать членом братства?

— Я только что назвал тебе имена двух членов братства Кузенов — и они женщины. Неужели ты думаешь, будто только мужчины готовы жертвовать собой ради великой цели?

— Я бы с удовольствием поболтал с ней ради великой Цели удовлетворения собственных желаний, — пробормотал Шрайк. — Ну, ты закончил, Анборн?

Гвидион Наварнский провел рукой по своим волосам цвета красного дерева.

— Какой удивительный сегодня выдался день, — проговорил он и посмотрел на адъютанта Анборна. — А вы тоже Кузен, Шрайк?

Старый намерьен фыркнул.

— Когда сам станешь Кузеном, тогда и будешь спрашивать, — сердито буркнул он. — И ни минутой раньше.