Рапсодия: Дитя крови - Хэйдон Элизабет - Страница 19

Подойдя к алтарю, Тсолтан остановился. Он протянул дрожащую руку и провел ладонью по изящным символам ненависти, вырезанным чьим-то искусным резцом на полированной поверхности. Длинные пальцы демона следовали по черным каналам, опутывающим черную вершину и спускающимся к бронзовому колодцу в центре.

Через эту металлическую пасть он напоил плененную душу наемного убийцы кровью его собственного народа, а когда дракиане были почти полностью уничтожены — кровью других невинных жертв, чтобы не ослабевала связь, державшая Брата в подчинении.

Да, он заручился верностью Брата, необходимой для приведения в жизнь основного плана, хотя Тсолтан и не строил иллюзий относительно самого убийцы. Ему повезло, когда удалось повязать Брата кровью; убийца, до пленения его истинного имени, был известен тем, что брался только за такие заказы, которые приходились ему по сердцу. Его порабощение изменило все. Брат стал самым эффективным оружием Тсолтана и его главным орудием для претворения в жизнь завершающей части плана.

Ф'дор крепко вцепился руками в алтарь и произнес слова Открывающего заклинания на древнем языке Преждевременья — пароль доступа к силам, связанным с рождением огня, стихии, от которой произошла раса Тсолтана. Черный каменный алтарь замерцал, а затем покраснел, когда внутри обсидиана вспыхнул огонь, превращая камень в расплавленное стекло. Послышалось шипение, затем треск — и алтарь распался на две части.

Тсолтан просунул руки внутрь, где в самых глубинах алтаря хранилось имя Брата. Когда имя впервые принесли к алтарю, где его следовало запечатать, ф'дор испытал ни с чем не сравнимое удовлетворение.

То была кульминация долгих поисков и усилий. Ведь сначала потребовалось найти имя, а потом его пленить. Наконец, после нескольких месяцев изощренных пыток, удалось заставить величайшего Дающего Имя во всем Серендаире положить плененное имя на музыку и записать на свитке из древнего шелка. Тсолтан лично забрал свиток из безжизненной руки и любовно окружил его защитной сферой. Она была рождена пылающим огнем и удерживалась силами самой Земли. Сфера получилась невыразимо прекрасной, и Тсолтан ощутил странную печаль, когда прятал ее в алтаре. Эта печаль почти лишила его радости, которую он испытал, захватив имя.

Но теперь он утерял его. Гнев ф'дора был ужасен. Он не нашел ни сияющей сферы, ни свитка, сделанного Дающим Имя. Сохранились лишь кусочки шелка — все уничтожил небольшой взрыв. Тсолтан принялся лихорадочно собирать оставшиеся фрагменты, пытаясь найти запись мелодии, но на обрывках ткани не осталось ничего.

Безумный крик ярости заполнил огромное помещение. Обсидиан на стенах покрылся многочисленными трещинами. Слуги Тсолтана со страхом ждали его зова, но в зале воцарилась тишина. Однако спустя несколько мгновений их страхи превратились в настоящий ужас. Они почувствовали, как на них спускается мрак, ощутимый и холодный, точно плотный туман.

Тсолтан призвал Шингов.

4

РАПСОДИЮ МУЧИЛО кошмарное сновидение, когда огромная сильная рука зажала ей рот, и девушка открыла глаза. Ее сердце стучало так громко, что она испугалась, как бы оно не вырвалось из груди. Но, как и крик, остановленный ладонью Грунтора, сердце осталось на своем месте, продолжая в панике колотиться о ребра.

— Ш-ш-ш, мисси. Не двигайся. Замри на месте, дорогуша, и не шуми, ладно? — Голос великана был совсем тихим.

Рапсодия кивнула. Грунтор убрал руку и отошел от нее.

Она почувствовала вдалеке грохот. Девушка попыталась что-то разобрать сквозь завывание ночного ветра, и вскоре ей показалось, будто она различает далекий стук копыт множества лошадей, скачущих во весь опор.

Она осторожно повернулась на бок, стараясь не высовываться из кустов, где несколько часов назад забылась беспокойным сном. Костер давно погас.

В полосе лунного света рядом с нею стоял на коленях Грунтор, загораживая горизонт своим огромным телом. Он весело вынимал оружие из висящих за спиной ножен, с любовью осматривал в тусклом свете каждый клинок, что-то тихонько напевая себе под нос. Затем, двигаясь совершенно бесшумно, он исчез.

— Ты неплохо выполняешь указания, Рапсодия, — раздался откуда-то сверху тихий голос.

Рапсодия сдавленно вскрикнула и быстро улеглась на землю. Вокруг царил полнейший мрак.

— Грунтор сказал, чтобы ты не шевелилась. Ради твоей же пользы.

Рядом со своей головой она ощутила слабое движение воздуха, и темнота закружилась у нее перед глазами. Акмед, низко склонившись к земле, стоял рядом с Рапсодией.

— Конечно, если пожелаешь, можешь стать мишенью. В конце концов, эти идиоты, которые вскоре появятся здесь, — твои друзья.

— Майкл? — прошептала она, и ее голос заметно дрогнул.

Из-под капюшона на нее задумчиво взглянули два разных глаза, затем Акмед повернулся в том направлении, куда скрылся Грунтор. Рапсодия слышала слабый напев, напоминающий жужжание насекомых; потом Акмед снова посмотрел на нее. Когда он заговорил, его голос звучал немного хрипло:

— Это его люди, но Майкла с ними нет.

— Откуда ты знаешь? Он едва слышно зарычал:

— Может, встанешь, помашешь рукой, позовешь его? Уверен, он будет рад тебя видеть, если, конечно, находится здесь.

— Я… извини, — прошептала Рапсодия, стараясь справиться с охватившим ее страхом.

Ответа не последовало. Она немного подождала. Ее собеседник исчез.

— Акмед?

Налетел порыв теплого ночного ветра, бросил ей в лицо пряди длинных золотых волос и сухие листья кустарника. Рапсодия закрыла глаза. Грохот копыт становился все громче; всадники были уже совсем рядом. Она попыталась не открывать глаз, но обнаружила, что невольно ищет на небе звезды. Рапсодии ничего не оставалось, как слушать и ждать.

Карволт, помощник Майкла, придержал лошадь, которая тут же перешла на шаг, и сделал знак остальным, что следует соблюдать осторожность. Ночной ветер шевелил высокую высохшую траву; на многие мили вокруг ничего больше не было.

Тем не менее Карволт явственно ощутил, как его лошадь охватил страх, который обычно означал появление опасности, хотя мог оказаться и обычным проявлением усталости. Они преодолели огромное расстояние — уж слишком яростной была реакция Майкла на весть о том, что Рапсодии удалось ускользнуть. Остальные девятнадцать всадников также придержали своих скакунов.

Черные глаза Карволта внимательно осматривали просторы Широких Лугов, он прислушивался к тяжелому дыханию уставших лошадей и негромким репликам солдат. Ветер шевелил его слипшиеся волосы, ласкал шею, но вместо того, чтобы высушить обильный пот, заставил его задрожать от озноба. Карволт решительно тряхнул головой; вокруг не было никаких признаков людей, лишь колышущаяся трава и длинные тени под тусклым светом полной луны.

Он рассеянно оттянул ворот кольчуги: на шее уже появились следы раздражения. Потом обернулся к своим людям. Некоторые из них устало склонились к гривам лошадей, другие вытащили из седельных сумок фляги и принялись жадно пить. Карволт потрепал загривок коня, почувствовал, что тот все еще дрожит, и внимательно огляделся по сторонам. Ничего.

— Осторожно, — негромко приказал он; Карволт принадлежал к той категории людей, которым каждое слово дается с трудом. — Моя лошадь чего-то боится. Как ваши?

Словно в ответ на его вопрос, раздался оглушительный, чудовищный вопль, боевой клич, полный гнева и презрения, торжества и свирепости. А потом с невероятной быстротой явился и тот, кто его издал.

Свет летней луны лишь частично озарял человека-чудовище, невероятную гору мышц, закованную в броню, оскаленные клыки, когти. Человеко-зверь со скрежетом водил одним сверкающим клинком по другому. На мгновение остановившись, он закинул вверх голову и захохотал, и эти звуки показались ночным всадникам еще более страшными, чем боевой клич.

Лошади поднимались на дыбы, сбрасывая и топча своих всадников, а потом, охваченные паникой, понеслись прочь по лугу, оглашая ночь отчаянным ржанием. Это произошло в считанные секунды. Один из неудачливых солдат не успел вынуть ногу из стремени, и лошадь утащила его за собой. Еще несколько секунд его вопль нарушал тишину ночи, но смолк задолго до того, как лошади исчезли из виду.