Кровь брата твоего - Хэй Малколм - Страница 30

Эта легенда была жива во Франции и в 18 веке. Флёри приводит необычный довод в пользу истинности подобных историй. «Евреи, — пишет он, — утверждают, что их оклеветали. Но почему же христиане всегда обвиняли их в совершении убийств именно в это, а не в какое-нибудь другое время года; видимо, они имели для этого определенные основания?» Эта клевета стала орудием, полезным для королей и церковников. Когда в 1492 году Фердинанд и Изабелла *9 изгнали евреев из Испании, «им удалось вызвать широкие антиеврейские настроения с требованием их изгнания только благодаря всенародной огласке обвинения евреев в человеческих жертвоприношениях» (106, 216).

Иннокентий IV не выносил в своей булле окончательного заключения, он не утверждал, что все обвинения такого рода — ложь; у него не было аргументов для такого категорического утверждения. Он писал, в первую очередь, для того, чтобы напомнить верующим о заповеди «не лжесвидетельствуй». Сам он, очевидно, не верил, что в этих обвинениях, во многих случаях связанных с торговлей трупами, есть хоть капля истины. Но его протест против этих мерзостей не оказал заметного влияния на страсти и предрассудки эпохи. В 1255 году, через восемь лет после обнародования осуждавшей кровавый навет папской буллы, в Линкольне состоялся судебный процесс против евреев, обвиненных в принесении в жертву христианского ребенка. Рассказ современника, хрониста Матфея Парижского, показывает, что со времени Томаса Монмаутского вымысел разросся и пополнился новыми подробностями.

Евреи Линкольна, как повествует Матфей, похитили восьмилетнего мальчика, по имени Хью, и, «заперев его в отдаленной комнате, кормили его молоком и другой детской пищей, и в то же время направили почти во все английские города, где жили евреи, приглашения прислать представителей на совершение жертвоприношения. Они сообщали, что оно должно состояться в Линкольне, где у них припрятан ребенок для распятия. Один из евреев Линкольна играл роль судьи-Пилата *10. Мальчика подвергли всевозможным пыткам: его били, пока не пошла кровь и он не посинел, увенчали терниями, подвергали насмешкам и плевали ему в лицо. Затем распяли его и пронзили его сердце копьем. Когда он испустил дух, его тело сняли с креста и выпотрошили». Тем временем шли поиски пропавшего мальчика, и наконец его тело нашли в колодце. Тогда кто-то вспомнил, что слышал о подобной находке в лесу возле Норвича около ста лет назад. Джон Лексингтонский, «человек ученый, рассудительный и благоразумный», предположил, что мальчика убили евреи. Этот ученый муж сказал, что «они, не задумываясь, совершают подобные вещи». Немедленно арестовали нескольких евреев, один из которых «под угрозой пытки и смерти» сознался во всем в надежде, что его пощадят. Но негодяя «привязали к конскому хвосту и приволокли к виселице». 96 человек были отправлены в Лондон, где 18 из них, «богатейшие и знатнейшие из евреев города Линкольна… были повешены и отданы во власть ветрам».

Матфей Парижский намекает, что главными зачинщиками всей этой расправы были христианские ростовщики; конечно, им это было на руку, как никому другому. "Если евреев, — заключает Матфей, — мог случайно пожалеть кто-то из христиан, то уж конечно их соперники — каорсинцы не уронили ни одной слезы. 70 евреев из числа осужденных «коллегией 25 рыцарей» были освобождены по ходатайству францисканцев. Этот акт францисканского милосердия не встретил одобрения в народе. Как всегда, говорили, что евреи подкупили монахов. «Святые братья (как говорят люди, если только следует верить молве в таких вещах), будучи подкуплены, освободили их из тюрьмы и спасли от заслуженной смерти».

Однако хронист не побоялся выразить свое убеждение в том, что францисканцы действовали из возвышенных соображений: «Я полагаю, — писал Матфей, — что, пока люди дышат воздухом этого мира, у каждого есть право на собственное мнение». Тем не менее, видимо, и он находился под впечатлением свидетельств обвинения, хотя эти свидетельства состояли лишь из «признания» «под угрозой пытки и смерти» одного-единственного человека. «Ведь эти евреи, — говорю я, — были найдены виновными присяжными на суде на основании заявления еврея, первым повешенного в Линкольне».

Возведенный благочестием верующих в ранг мученика, Хью многие столетия почитался как Маленький святой Хью Линкольнский; в его память и в память о чудесах, случившихся у его могилы, была поставлена церковь — знаменитое во всем христианском мире место паломничества, где молились, умилялись чудесами и укрепляли ненависть. Чосер *11 увековечил эту ужасную историю в «Кентерберийских рассказах». Христианская религия и литература совместно пользовались самой отвратительной и действенной в истории человечества клеветой. «В общем, — писал Чарлз Лэм *12 в „Несовершенных симпатиях“, — я не испытываю к евреям дурных чувств… и могу вступать в дружеские отношения с любым представителем этой нации. Но, признаюсь, я не могу войти в их синагогу. Меня удерживают древние предрассудки. Я не могу сбросить с себя бремя истории Хью из Линкольна».

Хотя в течение столетий паломники посещали церковь Маленького святого Хью Линкольнского и платили церковникам, вся эта история была трагическим фарсом. Не было никаких свидетельств, кроме полученных под пыткой, что мальчик был убит, а не погиб в результате несчастного случая.

По всем областям Европы этот культ младенцев, со статуями, чудесами и паломничеством, питал ненависть, все глубже внедрявшуюся в христианские души. Пилигримы возвращались домой не как свидетели еще одного проявления святости, а как обличители непостижимой порочности евреев. Каждый паломник был апостолом ненависти. В одном важном отношении эти истории отличались от других, посвященных рассказу о житии и прославлению того или иного святого; цель их состояла в очернении евреев. Эти легенды не свидетельствовали об истинности христианской веры или об идеале святости; культ младенцев-мучеников возбуждал в умах верующих не столько благочестие и любовь к Богу, сколько чувство ненависти и жажду мести.

Кровавые наветы стали столь часты, что трудно перечислить их все. Число людей, убитых без суда и следствия по этому чудовищному обвинению, невозможно установить. В 1279 году в Лондоне обвиненные в распятии христианского ребенка евреи были разорваны лошадьми. На Пасху 1283 года близ Майнца нашли мертвого ребенка; 10 евреев были растерзаны разъяренной толпой. В 1285 году в Мюнхене по той же причине толпа сожгла синагогу, в которой погибло 180 евреев. В следующем году в Обервезеле жестоко убили 40 евреев. В истории человеческой ненависти нет ничего подобного этим продолжавшимся 700 лет преследованиям тысяч невинных людей на основании нелепых обвинений, никогда не подтвержденных ничем, кроме признаний под пыткой.

Хотя в средние века людей, против которых не было достаточных улик, редко подвергали допросу, евреев это установление не слишком выручало: считалось, что они могут быть виновны в любом преступлении против христианина или против христианства. Предполагалось, что они постоянно злоумышляют против христианской веры и всякий раз, когда собираются вместе, чтобы защитить друг друга, плетут заговоры. Поэтому время от времени следовало принимать меры самозащиты. Когда против еврея, обвиненного в каком-либо преступлении, например, в похищении ребенка, не было конкретных свидетельств даже с точки зрения средневекового суда, его могли признать виновным на основании универсальной презумпции еврейской порочности. В некоторых странах еще несколько лет назад существовала подобная практика. В ходе ставшего знаменитым суда *13 многие французы утверждали (а некоторые утверждают и до сих пор), что нет необходимости в доказательствах: достаточно знать, что подсудимый — еврей.

Между 1144 и 1490 годами церковь канонизировала множество младенцев-мучеников, почитавшихся «блаженными». Эти «маленькие святые» совершили множество чудес, и их культ существовал столетия; даже культ Св. Ниньо из Ла-Гардии, хотя нет свидетельств, что он был убит, а не стал жертвой несчастного случая. Тот факт, что его тело не было найдено, не повредил популярности этого мученика, а напротив, даже разжигал воображение верующих. В 1785 году приходской священник Ла-Гардии писал, что «то, что Бог уподобил Ниньо Христу и на третий день вознес его тело на небеса, служит предметом общей веры». За не найденного младенца-мученика отомстили 16 ноября 1491 года, когда инквизиция арестовала пятерых евреев (из них трое были конверте, т. е. принявшие христианство); трое были удушены, а затем сожжены, а двое других разорваны на куски раскаленными щипцами. Все это дело было инсценировано Торквемадой, чтобы снискать поддержку своей борьбе за изгнание евреев из Испании. «Хотя было бы преувеличением утверждать, что этим он завоевал согласие Фердинанда на изгнание евреев, нет сомнения, что это событие сыграло большую роль» (103, 1, 134).