Любовь и роскошь - Хэган Патриция - Страница 4

– Однако ты так расстроилась… – возразила Китти.

– Да, – без промедления согласилась Дани, – расстроилась и рассердилась, поскольку он посмел намекнуть, что я играла с ним. С каких, интересно, пор женщина обязана выходить замуж за человека из-за того, что она принимает его приглашения на светские рауты? Почему считается, что я ищу мужа, если мне просто приятно выходить в свет с молодым человеком?

Неожиданно Китти разразилась сумасшедшим смехом, снова опустилась на диван и закрыла лицо ладонями.

Дани, озадаченная поведением мачехи, собиралась потребовать объяснений, но Китти успокоилась и крепко сжала ее руки:

– О, Дани, ты, словно эхо моего собственного негодования, которое кипело во мне, когда мне было столько, сколько тебе сейчас. Я не хотела смеяться, однако столько вспомнила…

Ты права, Дани, – продолжала она. – Несомненно, ты ничем не обязана Перри. Ты не должна давать ему какие-либо объяснения, касающиеся твоих чувств.

Дани преисполнилась благодарности, однако почувствовала, что надо продолжить исповедь:

– Я не могу не чувствовать себя немного виноватой, поскольку причинила ему боль и…

– Нет! – резко вскричала Китти. – Ты не должна быть ответственна за то, что чувствует другой человек, – только за то, что переживаешь сама. Запомни: ты никогда не несешь ответственности за то, какую реакцию вызывают у другого твои чувства и принципы. – Она помедлила и крепко обняла девушку. – Я люблю тебя, Дани. Для меня ты дочь, которую я никогда не имела, но страстно желала, и я хочу, чтобы ты была счастлива.

Дани широко улыбнулась:

– Я знаю, и я так благодарна судьбе, что у меня есть такой друг, как ты.

Они выпили еще по бокалу вина, и Китти снова повторила свое предложение, чтобы Дани отправилась в путешествие.

– Потрать немного своих денег, посмотри на мир, попробуй все, что он предлагает.

Дани заверила, что уже думала об этом. Однако потом объявила:

– По правде говоря, я не хочу выглядеть легкомысленной дебютанткой или богачкой из высшего общества, порхающей по миру, не имея никакой другой цели, кроме как получать удовольствия. Мне нужны настоящая цель, смысл жизни, карьера. Я хочу независимости… хочу жить собственной жизнью и ни от кого не зависеть.

Глядя на приемную дочь глазами, сияющими внутренним теплом, пробужденным вином и любовью, Китти заключила Дани в объятия и прошептала:

– Тогда действуй, Дани, дорогая. Если это и есть твоя мечта – отправляйся в путь и найди ее!

Глава 2

Люрлин, личная горничная Дани, разбудила ее за несколько минут до семи.

Стоило Люрлин раздвинуть белые парчовые портьеры, как в комнату полился поток солнечного света

– Bonjour, mademoiselle 1. Ваш отец хочет, чтобы вы присоединились к нему за завтраком на террасе.

Дани потянулась, зевнула и счастливо улыбнулась:

– Замечательно. Я надеялась увидеться с ним до того, как он уедет.

– Мне наполнить для вас ванну? – предложила Люрлин.

– Пожалуй.

Она обожала свою огромную кровать, как, впрочем, и все в этой комнате. Хотя Китти и предоставила Дани свободу выбора в отношении убранства комнаты, она, вне всяких сомнений, постоянно руководила ей, и результаты оказались совершенно прелестными. Дани села и снова потянулась.

Изысканно задрапированный балдахин над кроватью, сотканный из великолепного, ручной работы бельгийского кружева. Рядом – прекрасный комод времен Людовика XV из древесины ценного бразильского дерева дальбергии с фиолетовыми прожилками. Комод украшали позолоченные бронзовые инкрустации высочайшего качества. Каждое утро независимо от времени года на него неизменно водружался букет свежих цветов из ухоженных садов Китти.

Всего несколько месяцев назад на аукционе в одном из имений Дани и Китти отыскали бюро времен королевы Анны. Украшенное вставками из отлитой вручную меди, оно содержало несметное количество разнообразных полочек и отделений для бумаг.

В дальнем углу комнаты стояли белое пианино и кресло на двоих в стиле английского ампира, обитое испанским бархатом и расшитое вручную лебедями и гусями.

Стены украшали панели из букового дерева и обои во фламандском стиле.

Однако больше всего в своей комнате Дани обожала стену, противоположную той, возле которой стояла кровать: на ней размещались картины, привезенные из Франции, Англии и Австрии, представлявшие четыре века европейского пейзажа.

Дани приняла ванну. Затем с помощью Люрлин зачесала волосы назад в пучок, что заняло очень мало времени, и украсила прическу шифоновым шарфом того же оттенка цвета лаванды, что и ее платье.

Быстрым взглядом она обвела великое множество хрустальных флаконов на позолоченном по углам зеркальном подносе, стоявшем на трюмо, и выбрала тот, который отец привез ей весной из Австрии. Она обильно надушилась, поднялась и придирчиво оглядела себя в большом овальном зеркале, висевшем над столом и отображавшем ее в полный рост.

Люрлин, вертевшаяся поблизости, в восторге всплеснула руками:

– О, mademoiselle, вы, как всегда, прелестны, словно дыхание свежего ветерка весенним утром!

Дани поблагодарила ее за столь изысканный комплимент и продолжала задумчиво изучать свое отражение. У нее была только одна-единственная фотография матери, которая хранилась в маленьком золотом медальоне, неизменно украшавшем шею Дани. Ее дед Барбоу дал его Дани, когда она была еще совсем ребенком, и с тех пор он стал ее самым любимым сокровищем. А когда она снова вернулась в Кентукки, то не раз до замужества тети Элейн подолгу в молчании рассматривала огромный, во весь рост, портрет матери, который висел в гостиной, стараясь запечатлеть каждую черточку родного лица.

Мама, вспоминала Дани, была такой же высокой, как и она сама. Ее волосы тоже были каштановыми, а брови коричневыми. Однако в отражении зеркала она замечала и сходство с отцом – густые ресницы, упрямый изгиб подбородка.

Мужчины говорили, что она красива. Дани удивлялась – действительно ли это так, – затем про себя рассмеялась не без некоторой доли тщеславия и решила, что по крайней мере она привлекательна.

Раздался стук в дверь. Люрлин открыла ее и вернулась с охапкой длинных красных роз. Понимающе улыбаясь, объявила:

– От месье Перри Рибо. Прочитать карточку?

Дани ответила резко, почти раздраженно:

– Нет! Я прочитаю ее позже. Я опаздываю на завтрак.

Прошуршав юбками, Дани промчалась мимо застывшей в недоумении Люрлин.

Стеклянные двери открывались из столовой на широкую мраморную террасу. Сверху спускались вьющиеся виноградные и благоухающие жасминовые ветки. Сквозь обильную листву деревьев к террасе тянулись потоки золотого солнечного света, словно маня и завораживая журчащие бриллианты брызг, рожденных витиеватым фонтаном, расположенным посреди великолепных лилий Китти.

Узкая, обсаженная декоративным кустарником тропинка вела от фонтана в прекрасный сад. Множество птиц, слетевшихся к этому тщательно созданному раю, рождали своими звонкими голосами единую прелестную мелодию, поднимавшуюся ввысь. Бесчисленные бабочки всех вообразимых цветов порхали среди царства цветов, совершенно равнодушные к гулу цивилизации за густой, охраняющей живой изгородью, скрывавшей этот рай от шумной улицы Бордо.

Имение, предоставленное семье Колтрейн правительством, было весьма удобным и привлекательным и располагалось на холме, с которого открывался великолепнейший вид на северо-восточную часть города.

Дани обожала раскинувшийся перед ней вид, однако еще большую радость она почувствовала при виде сидящего на террасе за круглым стеклянным столом мужчины.

Зрелые годы не лишили Тревиса Колтрейна ни статности, ни привлекательности. Он был все еще таким же прямым, высоким, с широкими плечами и твердыми, упругими мышцами рук и ног. Серо-стальные глаза выдавали в нем ум, проницательность и образованность человека, живущего в гармонии с собой и наслаждающегося своим миром. А легкий налет серебра на висках лишь добавлял прелести его шарму.