Как закалялась сталь 2 и 1/2 - Кочергин Андрей Николаевич - Страница 19

За спиной отчетливо заколыхалось знамя Родины, в груди защемило, а офицерская честь вполне внятно пробубнила: «Стойко преодолевать трудности и лишения воинской службы». Он безвыходно осознал, что флаг посрамить никак нельзя!

Хельмут, гад, налил больше половины стакана. Немчура заворожено затихла. Более чем осторожно, словно гранату без чеки, он взял стакан, плотно обхватив его пальцами, и встал. Буквально сквозь зубы пожелал всем супостатам буквально «Guten Appetit» и неистребимого здоровья. Хотел еще исполнить куплет из «Вихрей враждебных», но как- то осекся и, потупившись, сосредоточился на пойле. Оно резко пахло спиртом, не внушая ровным счетом никакого доверия.

Ни вкуса, ни запаха он не почувствовал. Просто ожог. Просто слизистой. Просто от языка. Просто до задницы. Собрав волю в кулак, сел. Открыть рот было невозможно, закусывать не получалось, запивать не выходило. Он просто молчал и яростно прожигал глазами малахольных иностранцев.

«Вот же! Абсолют шайзе! Эти русские даже не закусывают! Нет, ну мы и раньше слыхали, но своими глазами!..» Басурмане охренели от шоу, вечер удался — ну, Хельмут, вот умеет порадовать друзей! Хозяин дома, видя немой восторг гостей, раздухарился и налил себе граммов двадцать пять этого «ракетного топлива». Через пять-десять минут «альпийский стрелок» уже лежал в коме в шезлонге у крыльца, перед падением в глубокий анабиоз предусмотрительно повесив на пояс мексиканскую кобуру с двумя «Smith & Wesson» 45-го калибра. Вдруг проснешься, а тут этот отморозок Третью мировую организовал спьяну! За этими русскими нужен глаз да глаз…

Флаг Родины гордо и упруго реял под свежими порывами ветра. Страна спала, не зная, что ее герои стоят на боевом посту, охраняя само понятие — «Родина»!

12. Клоун

Именно Клоун и именно с большой буквы, а точнее, Коля Клоун — так зовут легендарного героя-любовника Северной Столицы.

Кривоногий толстоватый мордвин с жалобно- блудливыми глазками и безумной манерой езды на дорогих авто. Его первоначальное очарование базировалось на разгульном характере, наличии дензнаков разных стран и дифференцированном подходе как к спиртному, так и к целебным порошкам. Девицы безотказно клевали на приличный костюм, не бандитскую внешность и авто в 140-м кузове (это были еще 1990-е). «Олигарх разбушлатился», — решали на его счет девицы.

После разведки Коля приглашал очередную нимфу отобедать в «Гранд Отель Европа» или «Шератон Невский Палас», потому как «кто тетку обедает, тот ее и танцует». Поев дорогостоящих предметов, попив кислухи «Дом Периньон» (приведен подлинный мордовский прононс, хотя, конечно же, это был оригинальный французский брют по 200 баксов за бутылку) девица буквально подпадала под милое очарование буржуазии. Затем Коля рассказывал пару реальных историй своей несчастной любви — про то, как сожительница Наташка по наущению подруги-сучки Яны ушла от него с ребенком, — пускал почти настоящую соплю (пардон — слезу), и вечер у девицы был уже занят на все сто процентов.

Причем, что особенно ценно, Коля был, в сущности, не просто мордвин, а еще и деревенский мордвин, следовательно, не особенно эстетствовал, гуманизм практиковался у него в лучших, широчайших проявлениях. Трахал он все, что не было приколочено: заезжих проституток, петэушниц, спешащих по делам, подруг пьяных друзей, знакомых и малознакомых барышень любой наружности, социальной группы и политических убеждений — одним словом, был санитаром леса. Кроме того, мордовский джигит просто начинал чесаться от возбуждения, наблюдая грудь третьего номера и больше. Позже выяснилось, что Клоун — «конекэбунок» — отчаянно любит хныкать на груди у потенциальной жертвы, рассказывая о несправедливости судьбы к его такой кристальной и милой персоне. Ему остро не хватало дежурной мамы с ее уютной сиськой.

Как этот кобель путал девиц на смесь денег и соплей, достаточно ясно, но как он их трахал — это особая глава в его жизни, почти биг сюрпрайз. Коля был похотлив и норовист. Добравшись «до сладкого», он не «занимался любовью» — нет, он буквально пилил дамочку в мелкую стружку, не меняя темпа и позы, невзирая на вопли предмета страсти о пощаде и досрочной сдаче. «Белый флаг» как аргумент не принимался. Прибор у девиц тотально выходил из строя, а учитывая аллергию Клоуна на презервативы, вполне можно было обзавестись более серьезными проблемами, типа пьяного зачатия или гипотетического триппера. Хотя, что поразительно, Коля ухитрялся никогда ничем не болеть — еще одна загадка природы и тонкой мордовской души. Справедливости ради следует заметить: ничто не могло омрачить возбужденного рассказа «потерпевшей» своим подругам о бешеном Клоуне, который «вот с таким делал вот такое», да еще на протяжении времени, сравнимого с заводской сменой. К Коле приводили подруг, уточняли, показывая на него пальцем: «Люди брали — хвалили». Это приводило его в неописуемый восторг и раскрашивало существование в восторженные цвета.

В то время как он бодро нюхал кокаин и транжирил гормоны, дела дали трещину. В итоге балагур попал почти на два с половиной миллиона долларов, что для 1994 года было не так уж много. Этот сердцеед ухитрился отдать большую часть денег, оставшись должным сущую безделицу — двести тысяч долларов.

В этот момент их и свела судьба.

Клоунский оптимизм не мог не нравиться. Коля, потеряв кучу денег и сидя на попе, активно искал заработка, бегал кроссы и, конечно, трахал девок. Последние давали уже без «Европы» и «Паласа», кормили и оставляли у себя ночевать, передавая затем, как переходящий вымпел, еще неосвоенным подругам.

В отличие от Клоуна, у него были деньги, которые он зарабатывал консультациями в области безопасности, порой по нескольку сотен тысяч долларов в месяц, ухитряясь пользоваться достаточно уважительным вниманием по обе стороны правоохранительного забора. Он в ту пору был единственным, кто давал Коле деньги, и единственным, кому Коля их возвращал. Более того, новый знакомый каким- то фантастическим образом попал в клоунскую «Санта-Барбару» — с его женами, детьми, любовницами, друзьями и долгами. Посудите сами.

Коля жил с Наташкой, у них родился сын.

Колин друг Леша, он же земляк из Горького, был его постоянным дольщиком. Леша познакомил его с Наталией Ивановной Великой — своей старшей сестрой, дамой властной и влиятельной (антиквариат, ювелирка, политики).

У нее было две дочери — Яна и Нона. Старшая, Яна, стала подругой Наташи, по этой причине Наташа торчала целыми днями — по сути, жила — у Великой, в итоге на стенах роскошной квартиры Наталии Ивановны появились фотопортреты сына Коли Клоуна (?!).

Яна, будучи девицей стервозной, разведенной и богемной, знала и муссировала все Колькины похождения, втайне завидуя чужим оргазмам. В итоге она приложила максимум усилий, чтобы надуть в пустую Наташину голову, что она (эта дура) — богиня неземной красоты, а таких уродов, как Коля, — как дерьма за баней.

Живя в загородном доме, она познакомила Наташку с каким-то бандитом казанской принадлежности. У них завязался конспиративный роман, и бандос, наслушавшись историй про мордовского буржуя, уже мечтал как-нибудь «раздеть» Клоуна, что в общем-то и предпринял в итоге.

Нона росла-росла и выросла. Сгоняла между делом пожить в Америку и вдруг на чужбине поняла, что Коля Клоун — ее сексуальный объект. По приезде в Санкт-Петербург она секунд за семь возбудила в Кольке пламенную страсть, которую он боязливо воплотил в жизнь.

Яна шипела на Нону, Наташа тихо шизела, не зная, как ей быть. Коля регулярно давал денег и отправлял отдыхать от безделья за границу — тут следовало не перегнуть палку, имеющую меркантильные корни.

Наталия Ивановна, которую Коля боялся больше злобных кредиторов, рычала на все стадо и удивлялась по незнанию, что эти дуры нашли в этом кривоногом огрызке.