Как закалялась сталь 2 и 1/2 - Кочергин Андрей Николаевич - Страница 13

Судьба редко с ним заигрывала, а уж если хотела что-то пояснить, то делала это с прямолинейностью кувалды.

…Он торопливо сбегал по обесточенному подъезду, перепрыгивая через две-три ступеньки. Бегун хренов… В самом темном месте, прямо около дверного тамбура одной ступенькой оказалось больше — нога предательски хрустнула. Он рухнул, завыл, схватившись за стопу. Прошло, пожалуй, минут пять, а он все еще протирал своей манерной «Аляской» заплеванный пол. Нога сразу превратилась в подобие уродливого воздушного шарика.

В травмпункте сонный врач посмотрел на не очень удачный снимок и обронил:

— Да ничего страшного, кости вроде целые, связки, наверное, порвал, ну и сосуд какой-нибудь. Короче, не ссы — плясать еще будешь.

— А у меня соревнования через три дня. Я смогу выступать?

— Конечно, сможешь, если соревнования по шашкам А вот если по шахматам, то я бы воздержался — может быть осложнение на нервной почве.

Увидев его на костылях, начальник кафедры умело и сочно выругался, вспомнив все этапы его зачатия и родителей, а заодно позволил себе усомниться в традиционности его теперешней половой ориентации.

Через некоторое время полковник все же сумел сформулировать вопрос.

— Что, на округе, значит, не выступаешь, скотина тупая?!

— Очень даже выступаю, — бодро ответил ему хромой товарищ старший сержант.

— Ну-ну, выступатель…

На мандатную комиссию он пришел, засунув почерневшую уже ногу в старый добрый советский голеностоп. Теперь таких и не делают. Нога уже не гнулась, что хоть как-то снижало дикие прострелы.

Первым видом была стрельба — для него ведущий и самый важный раздел многоборья. В ней он достиг самого ощутимого прогресса. Видимо, из-за угнетающей боли и полной отстраненности от нервной составляющей процесса производства отверстий в бумаге он отстрелялся так, что дух захватило, сразу перебравшись в верхнюю часть рейтинговой таблицы соревнований.

Обколов ногу новокаином, весьма средненько выступил по гимнастике, сохранив однако положение в таблице. Удивительно, но на ногу никто не обратил внимания. Для откровенного лоха, начавшего плавать в двадцать один год, он обычно плыл достаточно бодро: 100 метров вольным стилем по длинной воде за 1,15. Голова отказывалась верить в худший результат, температура незамысловатого тельца к тому времени была уже 38 градусов. Только в душевой бассейна тренер Рехтин из Свердловска увидел его «валенок» — кроваво-сине-черную ногу, раздувшуюся от колена до стопы включительно. По бассейну прокатился интриганский шепот: «Да он ни плыть не будет, ни на лыжах бежать. Ловите подставу! Вот танкисты сейчас вляпаются!»

Поплыл, неуклюже толкнувшись от тумбочки одной ногой и плюхнувшись боком на «дорожку», греб, протяжно визжа в воду от боли и ярости. Если бы какой-нибудь маг-чародей провокационно спросил его: «А давай ножку оттяпаем, но ты добьешься того, что хотел», то он совершенно точно ответил бы: «Легко! Режь!» Вода казалась кипятком. Не хватало дыхания, не хватало длины гребка, ноги висели сзади, как два куска дерьма на хвосте дворового Тузика. 1,23 — чистый позор! Рейтинг после периода эрекции печально обвис до середины таблицы, а мастерский норматив виделся ему чем- то вроде полетов Дэвида Копперфилда. То есть выполнить как бы можно, но иди и сам попробуй пробежать на одной ноге 10 км чуть быстрее собственного лучшего времени — чистый фокус.

Ночь он провел в ознобе и кошмарном полусне. На утро не мог заставить себя проглотить кусок курицы… Голеностоп, бинт, пара кубов новокаина, пара горстей аспирина, какие-то антибиотики, какая- то мазь, что-то дали понюхать — фу, нашатырь. Спасало то, что всю зиму тренировал коньковый ход. К тому же дело было в марте — лыжня жесткая и «теплая».

На старте голова просто тряслась, по показаниям очевидцев, цвет лица напоминал стену в гауптвахте. Очень цомогли ребята-лыжники из сборной округа. Видя такую беду с ногами и зная решимость этого «идиота», они согласились вести его хотя бы на 37–39 минут.

Он поставил «валенок» в лыжню, а здоровой ногой начал толкаться так называемым полуконысом. Благо техника не блистала совершенством и в лучшие времена, даже тогда он бегал в основном за счет рук… На каждом повороте трассы в его обезумевшие от боли и усталости глаза заглядывали представители всех команд, недоуменно констатируя: «Да вроде он! Ничего не понимаю — я же своими глазами ногу видел».

Когда он вдруг начинал «засыпать», на него, обернувшись, орал впереди бегущий «сборник»: «Быстрее, не сдувай, хрен ли спишь!» Захлебываясь собственными соплями, «просыпаясь», он начинал орать, кровь возвращалась в голову, и снова практически на одних руках он рвал эту бесконечно белую линию, виляющую перед глазами. Голова заунывно гудела, последние километры дороги он почти не видел.

Глухо рыдая и хрипя, ничего не понимая, он продолжал бежать вперед. Уже не для того, чтобы набрать какие-то там очки или получить какой-то значок с буковками — бежал потому, что нога, сволочь, пыталась растоптать своей болью его волю, унизить его, заставить захныкать, уступить вполне понятным смягчающим обстоятельствам.

На финише его схватили и остановили. Не удивительно, что он упал и долго бился в истерических конвульсиях. Корчился, не стесняясь своих слез и людей, удивленно смотрящих на буйно помешанного, забрызганного всем, что ему удалось выделить: соплями, слюнями, слезами.

Пробежал гораздо быстрее 37 минут, получив более тысячи очков и набрав в итоге 3600, что на 200 очков больше норматива мастера спорта. Да причем тут мастер спорта?!

Начальник команды, который его так недолюбливал, подошел к молодым ребятам и сказал:

— Идите и посмотрите на него! Если вы не прибежите с такими лицами, лучше даже не выбегать.

Стоило попробовать сделать это, хотя бы для того, чтобы узнать про себя так много нового…

А через неделю повторный снимок покажет, что у него, оказывается, была сломана кубовидная кость стопы. Как замечательно, что он этого тогда не знал, хотя ничего и никогда не происходит с нами случайно.

8. Учебник истории

Всё — выпуск! Каких-то пару недель, и вы уже не бесправные курсанты, а буквально господа офицеры (товарищи, конечно, — правда, не ясно чьи). Как всегда, перед «госами» строевые смотры и прочая ритуальная чепуха. Нога работала еще неудовлетворительно, хотя на дворе был вполне взрослый июль.

Жизнь военного спортсмена — очень странная штука. Как бы ясно, что армия и дисциплина, как партия и Ленин, без сомнения, близнецы-братья. Но любое исключение лишь подтверждает правило — сборная команда высшего военного училища по своей разношерстности и разгильдяйству отчетливо напоминала толпу пленных румын времен Второй мировой. Военная форма за отсутствием острой надобности передавалась более военным и менее экипированным, неспортивным собратьям по оружию. Спортивная форма образца 1983–1988 гг. — это гротескная пародия на сегодняшний сэконд-хэнд. То есть «кто во что горазд», и то, «что осталось» от старших товарищей по команде.

На строевой смотр он вышел в том необходимом для этого события, что вся команда сообща ухитрилась собрать по ящикам в каптерке: коротковатые и узкие форменные брюки, собственный широкоплечий китель с погонами старшего сержанта. Видавшая виды фуражка чудовищного размера чудно повисла на ушах, придавая лицу патриотическое выражение и не оставляя у вероятного противника сомнений в том, что этот военный и есть угроза миру и демократии. «Вершиной» формы одежды были ботинки — они же «гады». Претерпевшие в свое стародавнее время не вполне успешный тюнинг, они были манерно длинны, остры носами и вызывающе стоптаны. Гады — они и есть гады.

После контрольного осмотра ему захотелось написать на груди мелом сакраментальное из школьной программы: «Филиппок в школу пошел». «Ну да ладно, хуже относиться уже не будут, лучше — уже не успеют, нового ничего не увидят. Так какого хрена?!» — шагом марш, в строю смотреться!