Как закалялась сталь 2 и 1/2 - Кочергин Андрей Николаевич - Страница 10

Отправили гонца, через пару минут он примчался с выводком крысят — эдаких розовых жирных червяков с прозрачными лапками и такими же хвостиками. Кодла замерла. Престарелый «хозяйский» равнодушно разглядывал этих представителей живой природы, откинувшись на спинку стула и меланхолично катая одного из «червяков» по столу заскорузлым, исколотым до синевы пальцем с коричневатым ногтем.

— На пузырь «белой»?

— Да, на пузырь, на пузырь!

— А побежит кто?

— Да ладно, не блатуй — я побегу. Ну, пошло…

«Угол» взял крысенка, скептически осмотрел его на свет, затем флегматично засунул в рот и начал жевать. Хвост неодобрительно хлестнул его пару раз по лицу и пропал в золотой мясорубке, грызун нежно хрустнул и был благополучно проглочен.

— Во, мля, человек!

— А я и еще могу, — ответил приободренный живодер и уже с огоньком засунул второго в те же золотые жернова.

— Стакан, суки рваные, налейте, вдруг у него свинка или корь — оно мне надо?..

Парень бурно блевал за складом. Казалось, от подобного зрелища кишки вывернутся наизнанку, а веселая компания гоготала взахлеб, пребывая в прекрасном расположении духа. Гонец резво метался в магазин с периодичностью, достойной рейсового автобуса. Жизнь кипела и булькала, оставляя неопрятные следы на лицах и стенах.

Вагон обычно разгружается за пять часов. Правда, бывали и рекордсмены, например некто Чапа. О нем следует упомянуть отдельно. Костлявый гигант ростом выше 190 см, с пятьдесят восьмым размером пиджака и пятидесятым — брюк, с членом, измерением длины и толщины которого занималась вся упившаяся в дым бригада. «28 см в эрегированном состоянии, причем в стакан до конца не засунуть!» — таков был вердикт уважаемой комиссии. Так вот, этот Чапа в одиночку разгружал вагон за три с половиной часа, и это с учетом профессиональных заболеваний — геморроя и грыжи.

Надо добавить, что внешность Чапа имел эксклюзивную — под стать своим трудовым и сексуальным подвигам. Длинный нос («нос — горбинкой, член — дубинкой!»), очки, усы подковой и лохматые волосы делали его похожим на неопрятного героя Сервантеса. Читал он много и был страшно ядовит на язык, от этого его постоянно пытались бить незнакомые молодые люди. Кроме того, Чапа пользовался бешеной популярностью у дам бальзаковского возраста и педиков. Последние ходили за ним гурьбой, но в силу чудовищного диаметра своего члена он не мог им ничем помочь, хотя искренне хотел. «Да я за 25 рублей его хоть в бюстик Карла Маркса засуну, лишь бы диаметр ноздри подошел». Диаметр, как правило, не подходил.

Чапа сменил три жены, не выдержавших этой зоофилии, четвертая была худенькая и застенчивая еврейка. На нее с сочувствием поглядывали элеваторские бабы, уже пробовавшие эту елду в разных видах и расписавшиеся в абсолютной беспомощности перед чудесами природы.

— Знакомлюсь в ресторане с теткой. Ей про меня уже напели. Ну, мы к ней, муж в командировке. Она как его увидала, так аж лицом взбледнулась. И ну давай его засовывать! А он, падла, ни в передницу, ни задницу не входит — хоть иди кури. И тут до меня доходит мысль дать ей в рот. Она взять-то взяла, а дальше никак. Глаза вытаращила, задохнуться боится, курица! Я ей начал вопросы наводящие задавать, а прибор во рту оставил. Так вот и поладили: она ответить пытается, языком шебуршит, а я в итоге через каких-то пару часов допроса накормил ее белком на пару лет вперед.

Так и подмывает вспомнить не вполне уместную классику: «Да, были люди в наше время…»

После пяти часов неумелых попыток борьбы с непослушным мешком закончился его первый вагон. Коля получил тридцать, а он — свои первые, честно заработанные 29 рублей, выданные прямо в вагоне. Тот, кто работал на каре, получал на рубль больше — тогда рубль был еще рублем.

Вы знаете, что такое работа грузчика? Это несколько сот наклонов за подвижным 50-килограммовым предметом, который практически невозможно взять без «кошек», а, взяв мешок, следует поднять его до высоты человеческого роста. Это правильно сложенный поддон и штабель, обваливающийся с завидным упорством. Кто пробовал, тот поймет, почему эта работа стоила таких денег. На итог грузчики получали наличкой от пятисот до семисот рублей в месяц.

Руки и ноги отказывались слушаться, отрывались с непривычки ногти, спина просто не разгибалась, а время остановилось. Мальчик старательно учился сражаться. Он сражался с собственной немощью, бессилием и абсолютно скотской усталостью.

Ему было всего 15, весил он 70 кг при росте всего 170 см… Через полгода он уже будет ходить в «аляске», купленной на свердловской барахолке за 360 (!) рублей, в новеньких джинсах за 190. У него появится первый приличный костюм, который он будет носить по-богемному — с бабочкой, дурак-дураком.

…А сейчас он ехал по зимней дороге в автобусе № 136.

Проснется он уже на конечной остановке от глухого удара собственной головы о билетную кассу. На занятиях будет спать глубоким и ровным сном без сновидений.

Со временем он прослывет среди преподавателей избалованным сыном богатых родителей. Ухитряясь спать на занятиях, окончит техникум со средним баллом 4,75 при одной тройке. Ее поставит бесноватая математичка, называющая его барчуком и хамом. Он будет картинно выходить из аудитории и сообщать директору, что не вернется на занятия, пока это быдло не извинится перед ним.

Работа научила его ответственности и самостоятельности.

А те двадцать девять рублей были первыми и оттого самыми важными по сию пору деньгами.

4. Запах

Нет, не запах, совершенно точно — аромат женщины, как говорил герой Аль Пачино в гениальном фильме. Ее аромат — это единственно правдивое сообщение, безадресно выплеснутое в окружающий мир. Женщина врет всегда, врет даже реальностью своего существования, начатого из ребра первого мужчины и мотивированного скукой последнего. Врет, что блондинка, врет, качаясь на каблуках, что она, дескать, «на ноге». Врет, что у нее настоящие ярко-красные ногти, врет, что они не синтетические, как визажист по имени С. Зверев. Врет, что терпеть не может липких взглядов на белье, игриво просвечивающее через гипюр юбки. Врет маме, что задержится у подруги, врет мужу, что осталась у мамы. Врет подруге, трахаясь с ее супругом, что ее муженек стопроцентный урод и что наверняка он в сексе — полное ничтожество. Врет, что стройна, а вовсе не после откачки, подтяжки и протезирования груди (читай: капремонта). Врет, что черноброва и волоока. Полная херня! Все зависит от мейкапа и суммы вклада в него.

Тяга к прекрасному — бред, наслаждение жуликоватого афериста, исполняющего джигу на руинах обворованного банка.

Но запах!.. Запах — это другое. Нет, не тонкий шлейф парфюма, не компот из ароматов дорогой косметики и следов и этапов трудового дня. Нет, именно аромат женского тела — тонкие, еле уловимые флюиды сексуального пароля, знакомого животным гораздо отчетливей, чем нам, мутантам. Речь не идет о жарком лете, вчерашнем белье, общественном транспорте и критических днях — назвать это ароматом может только некрофил. Речь идет о том вполне мистическом и, возможно, самом важном, что вползает в подкорку и сносит всю лирику и логику, притупляет все условности, общественную мораль, этику и остальную чепуху, придуманную людьми для того, чтобы еще больше подчеркнуть значимость половых побед. Это — аромат женщины, неописуемый, каждый раз новый, а значит, необъяснимо, безудержно притягательный маячок той, что кокетливо оставляет в воздухе следы своего эфемерного существования, парализуя все чувства и желания, кроме одного — острого желания размножаться.

…Он шел следом, не очень понимая, что делать дальше. Тот мальчик с чубчиком внутри него сжимался от ужаса при одной только мысли, что надо будет что-то говорить, а она возьмет и рассмеется ему в лицо или пренебрежительно хмыкнет, передернув плечиком. Он видел ее и прежде, но лишь сегодня понял — нет, уловил! — ее аромат, отравивший его существование и призывно влекущий за собой. Ноги подгибались, лицо, потеряв форму, обвисло под напором гормональных потоков, переполнивших его молодое дикорастущее тело. А она даже не оборачивалась.