У мужчин свои секреты - Хупер Кей - Страница 58

Дверь была заперта — Рэчел видела на ней массивный висячий замок, покрытый пятнами ржавчины. Но в самой двери — всего на несколько дюймов выше ее лица — было прорезано небольшое оконце, закрытое обыкновенной заслонкой, скользившей в металлических пазах.

Стоны и всхлипы по-прежнему неслись из-за двери, но теперь Рэчел различала и другие, гораздо более страшные звуки.

И ей снова захотелось повернуться и уйти. Нет, не уйти, а бежать прочь, бежать сломя голову, все равно куда — лишь бы подальше от этого места.

Но рука Рэчел словно сама собой поднялась к смотровому окну и коснулась заслонки. На одно короткое мгновение ее собственное дыхание — громкое, хриплое, частое — заглушило несущиеся из тюремной камеры стоны.

— Нет! — прошептала Рэчел. — Я не хочу, не могу этого видеть! И знать тоже ничего не хочу!

— Открой дверь, Рэчел!..

Это был голос Тома, она узнала его, но страх был сильнее.

— Нет!

— Открой, загляни!..

— Я не хочу…

— Так надо, Рэчел!

—Нет!

— Ты должна знать, где он был и что перенес. Только так ты сумеешь понять его, Рэчел.

— Том, пожалуйста, не заставляй меня!

— Открой дверь, Рэчел.

Ее пальцы дрожали от усилий, но заслонка наконец подалась и, визжа, сдвинулась. Еще секунда, и смотровое окошко открылось.

— Не заставляй меня!

— Ты должна!

Дрожа от предчувствиячего-то страшного, Рэчел привстала на цыпочки и заглянула в комнату.

И закричала от ужаса.

Они подвесили его за руки к какой-то перекладине под потолком. Он был без рубашки и висел спиной к двери. По обеим сторонам от него стояли двое в масках, и один из них держал в руках кнут.

Увидев этот страшный черный кнут из толстой, тяжелой резины, Рэчел поняла, что за звук напугал ее сильнее, чем стоны и всхлипы.

То были свист рассекаемого воздуха и удары кнутом по человеческому телу.

Пока она как заколдованная смотрела на открывшуюся ей картину, тюремщик снова взмахнул кнутом и с силой опустил его на спину жертвы, и без того сплошь исполосованную.

Раздался новый стон — мучительный, долгий стон сквозь стиснутые зубы.

— Прекратите! — закричала Рэчел и заколотила кулаками по двери. — Прекратите сейчас же! Ему больно!

Один из палачей повернулся к ней, и Рэчел услышала глухой, холодный смех, раздавшийся из-под белой маски.

Тюремщик с кнутом, чья маска слегка серебрилась, словно сделанная из какого-то тусклого металла, тоже посмотрел в ее сторону, потом протянул руку и повернул узника так, чтобы Рэчел могла видеть его лицо.

— Нет! — вырвалось у Рэчел. — Нет! Нет!! Нет!!!

Маска с лицом Эдама, скрывавшая черты висящего под потолком человека, была смята и сплошь залита кровью, так что Рэчел едва его узнала. Из-под маски падали на обнаженную грудь тяжелые капли крови, оставлявшие на блестевшей от пота коже расплывающиеся красные полосы.

— Эдам! Не-ет!..

Тюремщик гулко захохотал и, вцепившись пальцами в глазницы и судорожно кривящийся рот маски

Эдама, одним резким движениемсорвал ее с невидимого лица.

— Смотри! —загрохотал чей-то голос. — Смотри, что ты с ним сделала!

Но Рэчел не могла смотреть. Закрыв лицо руками, она только кричала, кричала и никак не могла остановиться.

Ее крик был на самом деле не громче самого тихого шепота, однако когда Рэчел пришла в себя, горло ее болело и саднило так, словно она рыдала в голос несколько часов подряд.

Закутавшись в одеяло, Рэчел долго сидела на постели и дрожала крупной дрожью, глядя на включенный ночник. Лишь час спустя она успокоилась настолько, что сердце ее перестало колотиться, а дрожь улеглась.

На будильнике было начало третьего ночи.

На мгновение Рэчел подумала о том, чтобы снова лечь и попытаться заснуть, но она боялась опять попасть в плен страшного сна и, решительно встав с кровати, направилась в ванную комнату.

Горячий душ чудесным образом помог ей. Он избавил ее от озноба, согрел и взбодрил настолько, что, растершись жестким махровым полотенцем, Рэчел почувствовала себя человеком.

Единственным человеком, который не спит в этот глухой, поздний час.

В доме было тихо, и Рэчел не решилась спуститься вниз, чтобы не разбудить ненароком Фиону и Кэмерона. До утра, однако, было еще далеко, и Рэчел, которой вовсе не улыбалось несколько часов ворочаться с боку на бок, вспоминая свой страшный сон, включила телевизор, настроив его на круглосуточный канал новостей. Звук она отрегулировала таким образом, чтобы никого не потревожить, но мелькающие на экране картинки скоро ей наскучили, и Рэчел принялась оглядываться по сторонам, ища себе какое-нибудь занятие. В конце концов взгляд ее упал на отцовский ежедневник, в который Дункан Грант записывал все деловые встречи, которые он провел или собирался провести. Два дня тому назад Рэчел принесла его из кабинета в спальню, намереваясь просмотреть, когда у нее будет свободное время.

Теперь время у нее было.

Устроившись в кресле, Рэчел придвинула к себе настольную лампу и открыла ежедневник. Он охватывал период в несколько месяцев, заканчиваясь днем смерти Дункана Гранта, и содержал подробные отчеты обо всех деловых свиданиях, обедах и личных встречах, а также кое-какие отрывочные записи, пометки, номера телефонов и адреса.

Читать дневник было тяжело. Последние дни Дункана Гранта во всех подробностях вставали перед ней, и сердце у Рэчел щемило, а к глазам подступали слезы. За этими строками она видела отца таким, каким он был всегда — живым, деловитым, энергичным, полным грандиозных планов на будущее. Он не подозревал о катастрофе, о том, что его планам не суждено сбыться, — он просто жил и радовался жизни.

Но смерть перечеркнула все.

При мысли обо всем, что не успел сделать отец, Рэчел всплакнула, но все же нашла в себе мужество читать дальше.

Вскоре она добралась до записей, сделанных им в последний день жизни.

И похолодела…

Когда в дверь его номера кто-то постучал, было всего четыре часа утра.

Заглянув в глазок, Эдам вздрогнул от удивления и бросился открывать, но тут же остановился. Сорвав с шеи золотой медальон, он сунул его в карман джинсов, и только потом повернул ручку замка.

— Рэчел?! Что случилось? Почему в такое время?! — воскликнул он взволнованно. — И почему ты одна? Ведь это опасно!

— Извини, если я тебя разбудила, — пробормотала Рэчел, оглядывая Эдама, на котором, кроме брюк, ничего не было.

— Я только что из душа, — ответил он, в свою очередь внимательно рассматривая ее. Рэчел держалась с каким-то неестественным спокойствием, которое его пугало.

— Проходи.

Она послушно прошла в глубь номера.

— Оказалось, что я запомнила твой номер, и вот… — Рэчел вдруг негромко ахнула, увидев его голую спину, испещренную длинными светлыми шрамами.

Эдам, который закрывал дверь, резко повернулся.

— Что, Рэчел?

— Боже мой!.. — прошептала она.

— Это совсем не так страшно, как кажется, — сказал он, сразу сообразив, в чем дело. Достав из шкафа рубашку, Эдам проворно надел ее и застегнул на две пуговицы. — Это всего лишь шрамы, которые в конце концов исчезнут…

— Но как… как они могли сделать с тобой такое?

— Они были плохими парнями, — с усмешкой ответил Эдам. — А плохим парням полагается поступать плохо. Ты, наверное, видела в кино: негодяи только и делают, что воруют и убивают, а положительные герои всех спасают.

Он взял ее за руку и заставил сесть на диван в крошечной гостиной.

— Присядь-ка… — сказал он. — Какие у тебя холодные руки — прямо как лед. Хорошо, что кофе еще горячий.

Она внимательно следила за ним, пока Эдам наливал в чашку кофе, клал сахар и размешивал. Кофе действительно был горячим, и Рэчел взяла кружку обеими руками, чтобы немного согреть застывшие пальцы.

— Пусть они негодяи, но я все равно… не понимаю.

— Ну и не надо, — откликнулся Эдам и улыбнулся.