У мужчин свои секреты - Хупер Кей - Страница 32

— Да, — спокойно согласился Эдам. —Но ведьэто Ричмонд,а не Чикаго, не Лос-Анджелес и неНью-Йорк.

— И все же мне кажется, что один-два твоих приятеля так тебя «любят», что готовы последовать за тобой хоть на Северный полюс.

Эдам медленно повернул голову и уставилсяна Майкла.

— Кого ты имеешь в виду?

— Макса Гэллоуэя. Я видел его буквально на днях. Он — та песчинка, которая может попасть в часовой механизм и вывести его из строя. Или, вернее, не песчинка, а нечто более увесистое. И опасное.

— Что Макс делает в Ричмонде? Что он задумал?

— Честно говоря, не знаю. Но готов поставить свой последний доллар, что ничего хорошего.

— А ты можешь это выяснить?

— Вряд ли. Мы можем взять его за бока, только если он нарушит закон. Но он, похоже, не собирается предпринимать ничего такого. Полиции Ричмонда Макс, во всяком случае, неизвестен. Один я знаю, что это за фрукт, потому что когда-то я работал в Калифорнии и в Чикаго.

— Может быть, стоит предупредить копов?

— Возможно, я так и поступлю. Но до тех пор, Эдам, я рекомендую тебе почаще оглядываться. Гэллоуэй никогда не скрывал, что ненавидит тебя. Не исключено, что он приехал в Ричмонд, чтобы, наконец, поквитаться с тобой.

Эдам ничего не ответил, но когда он выходил из машины, лампочка под потолком осветила его лицо. Оно было спокойным, хотя и бледным.

— Спасибо, что дал мне взглянуть на вещественное доказательство, — сказал он, придерживая дверцу. — Когда достанешь заключение экспертов — позвони. Я буду ждать.

— Дай мне несколько дней, — попросил Майкл.

— Хорошо. — Эдам захлопнул дверцу.

Не тратя времени даром, Майкл включил передачу и отъехал. Когда красные тормозные огни его машины в последний раз мелькнули вдали и пропали за углом, Эдам зашагал в противоположном направлении. Ночная прохлада, которую он неожиданно почувствовал, заставила его поднять воротник куртки. Улица, по которой он шел, была пустынна, хотя из расположенной неподалеку «Старой таверны» доносились нестройные пьяные крики. Это, да еще шорох его шагов и шелесч газетных обрывков, которые тащил по асфальту порывистый северный ветер, были единственными звуками, нарушавшими ночную тишину.

Макс Гэллоуэй.

Что это — случай? Паутина, сплетенная богинями судьбы? Тяготеющее над ним проклятие? Как еще объяснить, что его злейший враг появился в Ричмонде именно сейчас, когда столько поставлено на карту?

Как давно Макс в Ричмонде? Что он делает? Наблюдает? Выжидает? Или уже действует?

Эдам покачал головой и невольно ускорил шаг. Насколько он знал своего врага, Макс Гэллоуэй никогда не отличался терпением. Прежде Эдам просто не позволял ему подойти к себе достаточно близко, чтобы нанести удар, но теперь, когда он вынужден был делить свое внимание между безопасностью Рэчел и собственными проблемами, его бдительность неизбежно должна была ослабеть. И Макс мог воспользоваться первой же представившейся ему возможностью.

Стало быть, ему тоже грозит опасность. И не только ему, но и Рэчел…

Эдам машинально поднял руку, чтобы потрогать под рубашкой золотой медальон. Но это прикосновение лишь усилило его тревогу.

Макс Гэллоуэй.

Рэчел.

Господи Иисусе!..

Эдам Делафилд бросился бежать.

Выйдя из ванной комнаты, Рэчел опустила полотенце и тряхнула влажными волосами. И остолбенела. На мгновение ей показалось, что она снова почувствовала ускользающе тонкий запах одеколона Томаса.

«Опять мое дурацкое воображение разыгралось», — подумала Рэчел, но эта мысль ее не успокоила.

Сев перед зеркалом, Рэчел стала приводить себя в порядок, однако движения ее были автоматическими и, глядя на себя в зеркало, она почти ничего не видела. Почудившийся ей запах снова пробудил в ней воспоминания, совладать с которыми было нелегко. Ну разве могла она не вспомнить, как Том добродушно поддразнивал ее тем, что туалетная вода, которую она подарила ему и которая потом так нравилась ей самой, была той, что усиленно рекламировалась по телевизору. В рекламе утверждалось, что каждая женщина «мечтает о том, чтобы от ее мужчины пахло морскими просторами», и Том говорил, что, когда одеколон кончится, ему придется бросить летать и пойти матросом на нефтеналивной танкер или на какую-нибудь пропахшую сырой рыбой посудину. Теперь-то Рэчел понимала, что сам Том никогда не купил бы себе ничего подобного, однако ради нее он постоянно пользовался именно этой водой. Томас… Он любил писать ей записки и делать маленькие подарки, которые прятал здесь же, в доме или в саду, а потом заставлял искать, счастливо смеясь всякий раз, когда она их находила. Он нашептывал ей на ухо горячие слова любви, и Рэчел чувствовала, как ее охватывает сладкая истома. Он рассказывал Рэчел об их долгой и счастливой жизни, которую Том обещал ей в самом ближайшем будущем.

Но и это обещание он не сумел сдержать. Когда эта мысль пришла ей в голову, Рэчел неожиданно почувствовала такое острое разочарование, что ее грезы прервались сами собой, и она в мгновение ока вернулась из сладостного прошлого в одинокое воскресное утро, которое она не знала, чем занять.

Посмотрев на себя в зеркало, Рэчел увидела, что ее щеки мокры от слез.

«Этого еще не хватало!»

Разозлившись на себя, она схватила со столика салфетку и поспешно вытерла глаза.

Да, Том не сумел сдержать свое обещание, и не только то, которое он дал ей, отправляясь в свой последний полет. Часто бывало, что, пообещав ей что-то под влиянием минутного настроения, порыва, простой прихоти, он впоследствии оказывался не в состоянии сдержать слово. Когда это случалось, Том всегда искренне сожалел и горячо извинялся, и Рэчел вполне мирилась с этой особенностью его характера, но сейчас ей совершенно неожиданно пришло в голову, что из Тома вряд ли бы вышел идеальный муж.

Это соображение снова расстроило ее, и она поспешила занять себя чем-нибудь, чтобы отогнать непрошеные мысли. Рэчел поднялась, подошла к стенному шкафу и стала одеваться. Она уже повернулась, чтобы выйти из спальни, когда вдруг заметила розу. Цветок лежал на ее подушке. Роза была такая свежая, что на желтых матовых лепестках еще блестели капли росы.

Сначала Рэчел не удивилась. Она всегда любила розы, особенно — желтые. Лишь когда она взяла цветок в руку и поднесла к носу, чтобы вдохнуть сладкий, легкий аромат, Рэчел неожиданно поняла, насколько все это странно. Откуда здесь взялась эта роза? Час назад, когда она пошла в ванную комнату, никакой розы здесь не было — в этом Рэчел была совершенно уверена. Значит, пока она принимала душ, кто-то заходил к ней в спальню. Но кто?

Она посмотрела на часы. Вряд ли это был Кэмерон — как все артистические натуры, дядя Рэчел любил поспать подольше, особенно в выходные. Фиона? Тоже нет. По самому складу своего характера старая экономка вряд ли была способна на подобное проявление сентиментальности. Кроме того, в саду не было ни одного куста желтых роз, а представить себе Фиону, едущую за цветами в Ричмонд, Рэчел не могла при всем желании.

Значит, в спальне побывал кто-то чужой. Но кто?

Только после обеда Рэчел сумела заставить себя засесть за разборку отцовских бумаг. Откровенно говоря, этой работе она предпочла бы любую другую, однако сознание того, что кто-то пытается запугать или даже убить ее, пугало Рэчел даже больше, чем перспектива остаться один на один с памятью отца.

По крайней мере она надеялась, что страх поможет ей справиться с болью.

В первый час она, однако, занималась в основном тем, что доставала из верхних ящиков стола их содержимое и аккуратно раскладывала по столешнице. В одной кучке оказалось несколько перекидных календарей за разные годы, которые Рэчел собиралась просмотреть позднее. Рядом она сложила личные письма, однако пока читать их не стала. Карандаши, ручки, скрепки для бумаг и прочие канцелярские принадлежности она сметала в картонную коробку, чтобы отдать их Фионе — пусть разберется и выбросит все ненужное или испорченное. Отдельно Рэчел положила карточки из плотной бумаги, на которых рукой ее отца были сделаны разнообразные пометки, не всегда понятные ей или просто загадочные. В последней маленькой стопке лежала деловая корреспонденция, не имевшая отношения к компании.