Для подростков или Вся правда о наркотиках - Ципоркина Инесса Владимировна - Страница 47

Кроме кодирования, существуют и другие методики, окруженные мифами. В частности, группа тяжелых процедур, которые у медиков носят название «экстракорпоральная детоксикация» и пользуются определенной популярностью в среде наркоманов. Заметьте — наркоманов, а не наркологов. Сейчас объясним, почему. Речь идет о следующих методиках:

1) гемосорбция — заключается в том, что кровь пропускается через сорбент (особым образом обработанные кусочки угля и других впитывающих материалов) и возвращается после очистки в систему кровообращения;

2) ликвосорбция — тот же принцип применяется к ликвору (спинномозговой жидкости), проводится его очистка и возвращение внутрь позвоночника;

3) плазмафорез — разделение крови на форменные элементы, то есть на клетки, и на плазму, то есть на раствор белков, после чего форменные элементы возвращаются в кровяное русло, а плазма просто выливается и заменяется таким же объемом стерильного раствора, введенного внутривенно.

Все перечисленные процедуры длятся от получаса и долее и представляют собой определенную опасность для организма. В первую очередь тем, что они связаны с проникновением во внутренние среды организма и с изменением — вольным или невольным — этих сред. Например, во избежание сворачивания крови и плазмы во время процедуры, их избыточно насыщают гепарином — веществом, не позволяющим крови сворачиваться. И некоторое время гепарин не позволит крови сворачиваться даже после возвращения в кровеносную систему. Кроме того, при ликвосорбции нарушается целостность не только кожных покровов, но и оболочек спинного мозга и происходит проникновение в пространство, общее для спинного и головного мозга. Вот почему наркоманы, подвергшиеся этой процедуре, довольно часто жалуются на боли в спине, возникающие через 3–4 недели после лечения и усиливающиеся в периоды абстиненции. А поскольку многие, несмотря на сложные и опасные процедуры, снова возвращаются к наркотикам, осложнения тут как тут.

Зачем же больные настаивают на проведении столь глубокой очистки? Именно затем, что само магическое слово «очистка» кажется первым шагом к новой жизни и к новому состоянию тела. Наркоманы верят, что эти мероприятия освобождают кровь и ликвор от токсинов, или, как они выражаются, «от грязи», а иными словами, от частичек растительного сырья, которые невозможно отфильтровать в домашних условиях и благодаря которым готовые наркотики становятся темными и непрозрачными. Действительно, все эти частицы при внутривенном введении наркотика попадают в кровь, но циркулируют в сосудах недолго — в течение нескольких часов. Клетки-макрофаги[54], нацеленные на уничтожение инородных тел, уничтожают всю грязь, какую могут. А все, что не подвергается уничтожению, оседает в клетках ретикулоэндотелиальной системы (РЭС). Эти клетки выстилают внутреннюю поверхность кровеносных сосудов и помещаются в основном в сосудах печени. Попав в РЭС, инородные частицы, в массе своей, увязают в ней навечно. И никакая гемосорбция уже не в силах извлечь их оттуда.

Поэтому эффект облегчения в результате «глубокого дренажа» организма представляет собой либо последствия самовнушения, либо последствия тех успокоительных, обезболивающих и снотворных средств, которые полагается принимать после гемосорбции. А сама процедура необходима лишь тогда, когда:

1) налицо передозировка наркотиков, особенно барбитуратов, и их надо срочно вывести из организма, пока наркоман не умер от остановки дыхания;

2) когда в результате лечения абстиненции организм наркомана оказывается перегружен седативами и транквилизаторами, и больной чувствует себя вялым, апатичным и слабым.

А в целом при лечении наркотической зависимости соблюдается тот же принцип, что и при лечении алкоголизма: вещество-антагонист снижает прием аддиктивного агента, транквилизаторы облегчают синдром отмены; а пока действуют эти препараты, пациент может адаптироваться к действительности при помощи психотерапии. Для того, чтобы аннулировать действие психоактивных веществ, применяются все новые и новые препараты. Но, в отличие от лекарств, средства воздействия на человеческую личность не сильно развиваются.

И нередко врач предпочитает «доломать» пациента, нежели кропотливо перестраивать его увечную психику.

Психотерапевт справедливо полагает: если внедрить в сознание больного установку на конформизм, он станет более терпимым для своей семьи и знакомых. Хотя бы на время. Притом, что внедрение конформизма не предполагает перестройку личностных стратегий копинга. Пациент как был, так и остается депрессатиком и комплексатиком, склонным искать удовлетворение во внешнем, а не во внутреннем мире.

Вдобавок существующие методики с удручающей однообразностью демонстрируют один и тот же прием: пересаживание аддикта с одного агента на другой, менее разрушительный и социально одобренный. Например, с героина на метадон или с алкоголя — на барбитураты. В основе такого воздействия лежит не излечение аддиктивного расстройства, а смена одной формы зависимости на другую, менее опасную для окружающих. Пусть себе курит, нюхает, глотает — лишь бы оставался функционирующей социальной единицей. Да, мы признаем: нормализовать взаимоотношения наркомана с обществом — это уже много, очень много. И все-таки не советуем возлагать чрезмерные надежды на «агентурный» подход. Личность благодаря ему не восстановишь. А жить без личности настолько трудно, что вероятность срыва крайне высока.

Есть варианты перехода с химической зависимости на эмоциональную. Это более перспективная методика. Поэтому масс-медиа, популярная литература и даже медицинские пособия рьяно рекомендуют «терапию религией»: приведите наркомана в церковь, крестите его, заставьте соблюдать посты и совершать обряды — глядишь, он и придет в норму. Увы, в норму он уже не придет, и с этим придется смириться. Но предположим, религиозная атмосфера окажет благотворное воздействие на зависимого. Он даже может стать очень верующим человеком, начнет спрашивать у священника разрешения на каждый свой шаг, обвенчается со своей сожительницей и поставит иконы в красный угол. Его поведение и мышление изменятся настолько, что все вокруг будут восклицать: «Скажите, пожалуйста, совсем другой человек! Будто подменили!» — хотя деформированная индивидуальность никуда не делась и даже не особо выправилась. В целости сохранилась зависимость верующего аддикта от «волшебного помощника». Просто теперь в роли такого помощника выступает священник, церковь, приход, службы и ритуалы. Помните: несамостоятельность личности может обернуться новой опасностью.

Теперь, когда эта личность накрепко связана с батюшкой (а может, с реббе или гуру), дающим советы и наставления, с церковной атмосферой и с религиозными обрядами, она еще более беспомощна и внушаема. Потому что убеждена: от нее ничего в жизни не зависит, она не контролирует ни мир вокруг, ни себя саму. Значит, следите за ней внимательно: если аддикта затянут в секту «собратья по вере» (а попросту вербовщики, которые шныряют не только по церковным мероприятиям, но и на улицах ловят простодушных и растерянных и ведут к своему «пахану»), он снова станет неуправляемым и опасным. И не надо отмахиваться: не может такого быть, он опомнился, он пришел в себя, он исцелился. К сожалению, он всего-навсего отказался от химического допинга. Хотя и не избавился от потребности в допинге. Для такой перестройки одних только посещений церкви мало.

Не стоит возлагать чрезмерные надежды и на ослабление химической зависимости: если психологическая зависимость не уменьшится, то ситуация останется прежней. Так, методика лечения героиноманов более легким наркотиком, родственным героину, — метадоном, существующая за рубежом, не дает результатов. Сторонники этой терапии утверждают, что аддикт, перешедший на употребление метадона, способен нормально функционировать и трудиться, что невозможно при героиновой зависимости. Многие героиновые наркоманы могут получать метадоновое лечение без предварительной госпитализации, а в ходе терапии сохранять рабочие места и положение в семье и в обществе.