Послание из ада (Одержимая) - Хупер Кей - Страница 13

За исключением Мэгги, разумеется.

Неужели Скотт и Дженнифер правы, и Окулист действительно выбирает свои жертвы, основываясь на старых, нераскрытых делах шестидесятипятилетней давности?

Разумеется, делать какие-то выводы на основе одного-единственного случая было, по меньшей мере, неблагоразумно, однако открытие молодых коллег заставило Энди задуматься. До сих пор следствие не могло объяснить, чем руководствуется Окулист, когда решает напасть на ту ли иную женщину. На основании того, что одна из жертв была похищена в многолюдном универсаме, а другая – выкрадена из собственной квартиры в доме, оборудованном всеми мыслимыми и немыслимыми охранными системами, полицейские психологи пришли к заключению, что доступность не имеет для преступника решающего значения. Следовательно, выбирая объект для охоты, он основывался на каких-то иных соображениях.

Каких?

На этот вопрос до сих пор не было определенного ответа.

Мог ли Окулист действительно использовать старые полицейские отчеты? И если да, то нашел ли он интересующие его сведения в популярной книжице, наскоро состряпанной каким-нибудь пронырой-репортером, или у него был доступ к полицейским архивам?

Энди очень хотелось надеяться на последнее. Если бы его соображение оказалось верным, очертить круг людей, кто мог, не привлекая к себе внимания, рыться в старых делах, было проще простого.

Для этого достаточно было проверить одного за другим всех сотрудников полицейского управления города.

3 ноября, суббота

Когда в два часа пополудни Мэгги приехала в больницу, чтобы встретиться с Холлис Темплтон, она обнаружила там Джона Гэррета. Ее это, впрочем, не особенно удивило, но и не обрадовало.

– Я буду разговаривать с Холлис один на один, – предупредила она.

– Я и не собирался тебе мешать, – спокойно ответил Джон. – Просто я подумал, что после этой беседы мы с тобой можем выпить по чашечке кофе.

Мэгги не стала говорить, что после таких бесед она чувствует себя как выжатый лимон и ей не до общения. Вместо этого она сказала:

– Я сомневаюсь, что мне удастся узнать что-нибудь важное. Первый допрос очень редко приносит конкретный результат. Как правило, для этого нужно гораздо больше встреч. Жертва преступления идет на контакт, только когда начинает испытывать ко мне доверие.

– Я понимаю, – нетерпеливо перебил Джон. – И все-таки мне хотелось бы с тобой поговорить. Я собирался тебя кое с кем познакомить.

Этих слов оказалось достаточно, чтобы разжечь ее любопытство, и Мэгги кивнула.

– Хорошо, – сказала она. – Жди меня в холле на первом этаже – я спущусь, как только закончу.

Джон ушел. Мэгги проводила его взглядом и повернулась к дверям палаты Холлис Темплтон. Набрав полную грудь воздуха, она на несколько секунд задержала его внутри, потом решительно выдохнула и, негромко постучав, вошла в палату.

– Мисс Темплтон?

– Да? – Холлис сидела у окна. Ее глаза были плотно забинтованы, но лицом она повернулась в сторону стекла, словно высматривала что-то на улице. Одета она была в мешковатый свитер, джинсы и удобные, разношенные кроссовки без шнурков. Темно-русые волосы Холлис были коротко подстрижены и уложены таким образом, чтобы за ними было легче ухаживать.

Мэгги подошла к кровати и остановилась возле стула, несомненно, поставленного специально для нее.

– Добрый день, мисс Темплтон. Я – Мэгги Барнс.

– Я догадалась, слышала вас еще в коридоре. – Холлис повернулась к ней, и ее не до конца зажившие губы растянулись в улыбке. – Садитесь, пожалуйста.

Мэгги села.

– Просто удивительно, – снова заговорила Холлис, – до чего обостряется слух человека, который вдруг теряет зрение. Раньше-то я, можно сказать, была немного глуховата после перенесенного в детстве отита. Зато теперь я отлично слышу, как дежурная сестра на посту в конце коридора любезничает по телефону со своим кавалером.

Она еще раз улыбнулась, и Мэгги подумала, что лицо Холлис почти не пострадало, конечно, если не считать глаз.

– Зовите меня просто Холлис, – добавила она. – Смешное имя, правда? Собственно, это не имя, а домашнее прозвище, оно никогда мне не нравилось, но вот – прилипло. Когда я была маленькой, отец пытался сократить меня до Холли, но я решила, что это уже чересчур, и перестала отзываться, даже когда он звал меня есть мороженое.

Со стороны этот разговор мог показаться странным, но Мэгги нисколько не удивилась. Она была достаточно опытна, чтобы знать: жертвы жестоких преступлений часто начинают разговор издалека, чтобы хоть немного оттянуть неприятный и мучительный момент, когда им придется заново переживать кошмарные подробности случившегося. Кроме того, всем им необходимо было создать хотя бы иллюзию нормальности – обычного разговора об обычных вещах. Мэгги прекрасно это понимала, поэтому нужный ответ пришел к ней легко и естественно.

– А я – Мэгги. Просто Мэгги. Многие думают, что это сокращение от Маргарет или Маргариты, но на самом деле я всегда была Мэгги.

– Красивое имя. Кажется, «Маргарита» значит «жемчужина»?

– Да. Хорошо еще, что меня не назвали «Перл». С таким именем только одна дорога – в цирковые клоуны.

– А «Холлис», значит, «та, что живет в зарослях падуба». Ничего себе имечко для взрослой женщины, да? – Она тряхнула головой и неожиданно добавила: – Впрочем, все это не интересно и не важно. Что-то я сегодня разболталась. Извините, Мэгги, я не хотела отнимать у вас время.

– Вы вовсе не отнимаете мое время, Холлис. Я очень рада, что вы нам позвонили…

– Нам… – Холлис кивнула с таким видом, словно Мэгги только что подтвердила какую-то ее догадку. – Значит, вы считаете себя одной из них?

– Вы имеете в виду полицейских? – осторожно переспросила Мэгги. – Пожалуй, да.

– Наверное, это очень тяжелая работа – выслушивать рассказы о том, как… как люди иногда поступают с другими людьми?

– Да, эту часть моей работы нельзя назвать легкой.

– Тогда почему вы пошли работать в полицию?

Несколько мгновений Мэгги разглядывала сидевшую напротив молодую женщину – ее напряженную позу, ее вцепившиеся в подлокотники кресла руки, на которых еще видны были желтоватые следы синяков и заживших царапин.

– У меня есть особый дар, – начала она осторожно. – Я выслушиваю людей, свидетелей, потом сопоставляю детали и пытаюсь представить общую картину преступления. Часто могу нарисовать лицо преступника.

Холлис слегка наклонила голову:

– Да, я знаю. Но почему вы решили посвятить себя этому? Может быть, вы сами когда-то стали жертвой насилия?

– Нет.

– Значит, кто-то из ваших близких?

Мэгги отрицательно покачала головой, но тут же вспомнила, что Холлис не может ее видеть. Но вместе с тем – как ни странно! – Мэгги не оставляло ощущение, будто она чувствует на себе чей-то внимательный, испытующий взгляд. Должно быть, подумала она, от того, что все внимание Холлис сейчас сосредоточено на ней, и от этого кажется, будто молодая женщина действительно ее видит.

– Тоже нет, – негромко проговорила Мэгги, отвечая на вопрос, а про себя подумала: «Что-то у меня воображение разыгралось».

– Тогда почему же?! Из жалости?

Холлис явно ждала, что Мэгги поспешит опровергнуть ее слова, но этого не случилось. Негромко, но твердо Мэгги сказала:

– В том числе и из жалости. Из жалости, сочувствия, сострадания – называйте как хотите.

Холлис улыбнулась.

– По крайней мере, вы не лжете, не выкручиваетесь. Уже хорошо…

– Я стараюсь быть честной.

С губ Холлис сорвался короткий смешок.

– Достаточно ли вы честны, чтобы признать: говорить людям всю правду не всегда полезно?

– В конце концов я это поняла. Это было печальное открытие.

– Жизнь полна горьких истин. – Холлис немного помолчала. – Я знаю, что я – четвертая жертва, – добавила она неожиданно. – В газетах писали, что первые две женщины умерли…

– Да.

– Но это не он их убил, правда? Они умерли позже.