Не повторяй ошибок - Хупер Кей - Страница 29

— Вчера я наблюдала, как Бишоп смотрел на нее.

— И это все?

— Для меня этого было достаточно, — не без хвастовства заявила Лиз.

Алексу захотелось наказать ее дружеским шлепком, но он воздержался.

— Я про их историю ничего не знаю, но нутром чую, что она далеко не кончилась. Проблема в том, смогут ли они решить свои дела миром или раскипятятся так, что оба лопнут и нас всех ошпарят. Боюсь, что взрыва нам ждать осталось недолго.

— А это мешает работе?

— Пока вроде бы нет. Но если честно говорить, то работы у нас мало. Я подразумеваю конструктивную работу, а не рутину. Мы копаем и перекапываем все ту же землю и ищем то, что якобы когда-то упустили. Даже сами Бишоп и Харт занимаются ерундой — переклеивают фото на стенде в другом порядке, будто складывают новую головоломку.

— Ну а третий агент ФБР, эта женщина-эксперт, она-то, как я полагаю, не сидит сложа руки, а проводит тесты, химические анализы?

— Алхимические, вернее… Ей для своей алхимии потребовалось более совершенное оборудование, чем то, что мы ей предоставили, и то, что она притащила с собой. Прошлой ночью она улепетнула в штаб-квартиру ФБР в Куан-тико, и до сих пор от нее нет известий, что она смогла выудить из косточек бедного Адама.

Лиз отвлеклась на обслуживание очередного клиента, а когда вернулась, Алекс, несмотря на ее протесты, выложил мелочь на стойку и надел шляпу. Ниточка вот-вот могла оборваться, и Лиз тогда решилась на смелый шаг:

— Каролин сегодня работает в вечернюю смену, а я по глупости приготовила целый горшок жаркого. Ты не поможешь мне съесть его за ужином?

Приглашение было произнесено с шутливой интонацией, как бы между прочим, но от Алекса не укрылось, что при этом Лиз покраснела до ушей. Его не радовала перспектива провести вечер одному в пустом доме в ожидании срочного вызова на службу. Трогательный голосок Лиз начал растапливать ледышку, давно засевшую у него в сердце.

— Неплохая идея, Лиз, спасибо.

Он еще сомневался, но ему было жалко эту женщину… и еще немного себя.

— Все будет готово к семи, — поспешила с заключением договора Лиз. — Но если ты заявишься пораньше, ничего страшного.

Она всегда была тактична и никогда ни на чем не настаивала. Может быть, потому, что они были с его покойной Джанет близкими подругами. А может быть, еще и по той причине, что чаинки на дне ее чашки каждый раз сообщали ей о том, что он хранит верность своей первой любви.

— Я принесу бутылку вина, — пообещал Алекс на ходу и этим еще больше ввел ее в краску.

Бонни, массируя кончиками пальцев виски Миранды, спросила с тревогой:

— Тебе лучше?

— Гораздо лучше. Спасибо, милая.

Бонни, однако, не прекращала массаж.

— Ты же знаешь, что это лишь временное облегчение. Голова не перестанет болеть, пока ты…

— Я знаю, знаю…

— Ты уверена, что поступаешь правильно, Рэнди?

— Иначе нельзя.

— Если бы ты сказала Бишопу…

— Нет. Не сейчас.

— В том нет твоей вины… и его тоже. Сколько раз ты мне твердила, что то, что должно произойти, то и случится.

— Иногда. Но не всегда.

Бонни выдохлась и, отойдя от сестры, села на кушетку. Ей надо было вновь зарядиться энергией.

— Даже если так, неужели ты уверена, что его реакция будет той же самой?

Миранда, не поднимая отяжелевших век, откинулась на спинку стула, но, несмотря на расслабленность позы, в голосе ее был металл.

— Потому что он тот же самый бесчувственный мерзавец, каким был прежде. Для него результат — это все, а какими средствами он будет достигнут, не важно.

— Так ли это? Сегодня он один человек, вчера был другим, а завтра…

— Он не меняется, Бонни. Выброси из головы эти глупые мысли. Мужчины всегда таковы, их характер не переломишь.

— А все потому, что некоторые женщины хотят, чтобы они такими и оставались, — с горечью сделала вывод Бонни, вспоминая о Стиве и бедной Эми, прощающей ему все и любящей его таким, какой он есть. А может, уже не есть, а был? Страшно даже думать об этом.

Для Миранды ничего не было скрыто из того, о чем думала сестренка. Даже слабый мысленный сигнал заставил ее напрячься. Глаза открылись, спина выпрямилась, она была готова к сражению.

Бонни опередила ее в атаке:

— Ты говорила, что Бишоп отнял у тебя возможность раскрыть дело Льюиса Харрисона и все лавры присвоил себе?

— Не совсем так. Он просто преградил мне дорогу и занялся этим делом сам.

— Все равно он поступил подло.

— Он так не считает. Он добился результата, может быть, скорее, чем я с этим бы справилась, а может, я вообще потерпела бы неудачу. Зачем тебе, Бонни, понадобилось ворошить прошлое и вспоминать это имя?

— Не знаю. Не отдаю себе отчета. — Бонни нервно вскочила с кушетки и прошлась по комнате. — Ты не будешь возражать, если Эми с утра будет здесь? Пока нет новостей о Стиве, она чуть ли не сходит с ума, а ее предки на нее крысятся. Здесь хотя бы она найдет с кем поговорить.

— Согласна. Но только «предков» надо поставить в известность.

— Разумеется, шериф. Спокойной ночи, Рэнди.

Сестры расстались.

Оставшись одна в гостиной, Миранда попыталась расслабиться, но это ей не удалось. Головная боль сменилась свинцовой тяжестью, а разговор с сестрой не принес облегчения, а, наоборот, оставил неприятный осадок.

Бонни, без сомнения, добрая девочка, чересчур добрая. С точки зрения Миранды, такая доброта уже опасна. Можно жалеть бездомных кошечек и собачек, рыдать навзрыд, когда кто-то гибнет, пусть даже заведомый негодяй, получивший по заслугам и показанный на телеэкране, но, однако, нельзя переходить грань, когда вообще теряется чувство справедливой злобы к подлым, отрицательным явлениям в жизни.

Вот, например, Бишоп. Можно ли жалеть его, когда он сам отвергает всякую жалость не только к своим жертвам, но и к своим соратникам?

«Что есть такое, что мы не нашли, но обязаны найти? Я не знаю, и ты не знаешь».

Как эти фразы смогли вспыхнуть в мозгу Миранды? Наверное, виноват в этом компьютер, который она держала включенным, задвинув его ширмой. Это был ее личный компьютер, более современный, чем те, что использовались в полицейском участке. Он был на два года моложе прежних моделей и охотно пичкал ее ненужной информацией.

Миранде хотелось стукнуть по бездушной машине кулаком и скомкать выползающее из принтера послание Бишопа, не читая его. Все же она его прочла.

Он передал ей срочное известие о том, что ей надо немедленно вскрыть файл Льюиса Харрисона. До сих пор дело о Розмонтском Мяснике не выдается для прессы, а держится ФБР под секретом, но для расследования преступлений в Гладстоуне это важно.

Миранда скептически отнеслась к этому «красному сигналу». За годы своей работы в полиции и на посту шерифа она поняла, насколько ФБР презирает их, мелких «насекомых», воюющих с преступностью на местах. Зачем Бишоп бьет тревогу и сообщает ей то, что мог бы в письменном виде давно извлечь из кармана пиджака? Однако опять же приобретенный опыт заставил Миранду вчитаться в сообщение, пусть оно и устарело за давностью лет.

Тогда Бишоп был еще простым агентом — как незаметно пролетели эти годы, почти шесть с половиной, — а доклад составляли два старших агента и их руководитель отдела ФБР в Лос-Анджелесе с участием представителей местной полиции. Миранда даже сомневалась, что Бишоп был как-нибудь связан с ними в то время.

Единственное, к чему он приложил руку, было подробное описание его финального противостояния с Льисом Харрисоном, закончившегося смертью последнего. Полицейский и федеральный агент были свидетелями того, что случилось, и оба подтвердили, что Бишоп действовал в пределах допустимой самообороны в возникшей перестрелке. Сухое изложение фактов самим Бишопом сразу же заставило напряженно работать воображение Миранды. Она представила себе мелькающие картинки, как в телевизоре, и скептически оценила их. И полицейские, и начальник Бишопа в ФБР были щедры на похвалы ему, но уже задолго до того, как Миранда вдоволь «накушалась» полученной информации, ей стал ясен главный смысл запечатленной в документах драмы. Один человек посвятил себя всего без остатка неустанной, продолжительной и безжалостной охоте за другим человеческим существом, отмечавшим свой путь по жизни чудовищными убийствами, и наконец вышел на него благодаря чуду. Это и вправду выглядело как чудо.