Наследник волшебника - Худ Дэниел - Страница 27

– Может быть, заказать чего-нибудь сладкого, – призадумалась Мопса, затем с сожалением заключила: – Нет. Может стошнить.

– А вот этого никому тут не надо, – сказал Лайам, бросая на стол несколько монет. – Когда будешь в состоянии сдвинуться с места, скажи.

Девчонка оправилась на удивление быстро, хотя двигалась медленно и время от времени испускала тяжелые стоны. На площади они, договорившись о завтрашней встрече, расстались. Мопса, переваливаясь как утка, нырнула в толпу, а Лайам, немного подумав, решил заглянуть в казарму.

Кессиас оказался там и пригласил приятеля поскучать вместе с ним у камина.

– По правде говоря, Ренфорд, я очень рад вас видеть, – сказал он, держа над ровно пылающими поленьями кружку с ликером. – Дела мои идут все хуже и хуже, вот послушайте-ка, что я вам расскажу.

На плечи Кессиаса действительно свалилось немало хлопот. В Муравейнике завелся блуждающий призрак, корабль “Удалец” спешно покинул порт, не заплатив по счетам, небо прочертила вторая комета. Канцелярия эдила была завалена письмами, требующими немедленно с этим всем разобраться.

– Ну скажите, как можно со всей этой чепухой разобраться? – вопросил Кессиас, ошалело встряхнув головой.

Впрочем, он не ожидал никакого ответа. Его самой большой заботой по-прежнему оставался скандал на Храмовой улице. Лайам скривился, заслышав, какие неприятности повлекли за собой попытки эдила перевести ход следствия в новое русло. Кессиас пошел с расспросами к иерархам враждующих храмов, но, видимо, повел опрос так неуклюже, что Клотен вообще отказался с ним говорить. Гвидерий раскипятился и принялся выяснять, не сам ли Клотен является вдохновителем странных действий эдила. Хранитель оружия храма Беллоны Эластр заявил, что светские власти не имеют права касаться религиозных вопросов, и весьма резко оборвал разговор.

– Но это еще не все, Ренфорд, – это пока не самое худшее! Во-первых, люди Клотена таки сцепились с людьми Гвидерия. Ничего серьезного не стряслось, так, пара переломанных костей, – но это уже драка! Драка – и где? – на Храмовой улице! Можете вы себе такое представить? А во-вторых… – Эдил кивком предложил Лайаму придвинуться ближе и понизил голос почти до шепота, словно собирался заговорить о темных богах и боялся привлечь их внимание. – Вы слышали про вторую комету?

Лайам кивнул и сказал, что сам видел ее.

– Вот так, Ренфорд! Их уже две! А матушка Джеф сказала, что в соседнем селении родился теленок о двух головах!

Ни о каком таком теленке Лайам не слыхал, но на всякий случай кивнул еще раз.

– А теперь слушайте, – только я вам это говорю по секрету и надеюсь, что вы будете хранить этот секрет! Прошлой ночью, сразу после появления второго знамения, все свечи на Храмовой улице – все до единой! – погасли. Жрецы в один голос твердят, что никаких сквозняков не было, – свечи просто мигнули и погасли, словно кто-то одновременно потушил их щипцами.

Лайам потер переносицу, пытаясь сообразить, что бы это могло означать. Обычно он не очень-то верил во всякие там знамения, но сейчас по спине его скользнул холодок. Лайаму вспомнились намеки матушки Джеф на то, что Саузварку грозит что-то ужасное.

– И мало того, – продолжил эдил, и Лайам с удивлением уловил нотки растерянности в голосе бравого стража порядка, – я сегодня побывал в храме Урис. Тамошние жрецы лучше всех гадают по внутренностям животных, по коровьим лопаткам и по всяким другим вещам. Так вот, эти жрецы полдня бросали плашки с рунами и разглядывали чьи-то кишки, но наотрез отказались сказать, что они из всего этого поняли. Просто уперлись – и все! И при этом казались сильно испуганными. Как это вам?

Лайам только пожал плечами. Обычно он пропускал подобные разговоры мимо ушей, но слова матушки Джеф накрепко засели у него в голове, и Лайам, сам того не желая, не мог не считаться с ними. Кессиас умолк, задумчиво глядя на огонь. Минуту спустя Лайам встал, набросил плащ и сказал, что ему надо идти.

– Точно надо? – мрачно спросил эдил. – Вы уже отужинали? Жаль. Я надеялся с вами перекусить. Как там ваше расследование?

– Довольно неплохо, – коротко отозвался Лайам. Он еще не обдумал, что можно сказать эдилу. Впрочем, говорить о том, что он установил связь с воровской гильдией, точно не стоило. Не хотелось ему сообщать и о Двойнике. Тот, кто носит удачу с собой, не должен испытывать ее понапрасну. – Извините, Кессиас, но у меня сейчас просто глаза закрываются. Я вчера очень поздно лег.

Кессиас улыбнулся, но это было лишь жалкое подобие его обычной улыбки.

– Что ж, остается лишь пожелать вам спокойного отдыха. Вы, небось, уже подобрались к нужному человеку – а?

Лайам сделал неопределенный жест.

– Я пока не уверен. Надеюсь, завтра смогу сказать точно. Я намерен провести в городе весь день. Хотите – пообедаем вместе?

До обеда он успеет прикинуть, что рассказать эдилу, а о чем умолчать.

– Хорошая мысль. Тогда в полдень встречаемся здесь – идет?

Лайам коротко кивнул и удалился, а Кессиас остался сидеть, уныло глядя на пылающие в камине поленья.

Лайам явно чувствовал себя не в своей тарелке. Он присматривался к Саузварку – к людям, к домам, к булыжнику мостовой, пытаясь найти во всем этом малейшие признаки перемен. Но все казалось совершенно обычным: те же толпы на улицах, редеющие по мере наступления темноты, те же факелы и падающие из окон квадраты света, те же стражники, обходящие город дозором. Но эта привычная взору картина теперь воспринималась иначе, и пахло вокруг иначе – словно после удара молнии. Город застыл в ожидании.

За городской чертой Даймонд перешел в ровный галоп, ветер ударил Лайаму в лицо, и он вздохнул с облегчением. Мысли его постепенно переключились на дела более личного плана, но, как оказалось, лишь для того, чтобы окончательно спутаться.

Что можно сказать Кессиасу о ходе своих поисков? Лайам не знал, как ответить на этот вопрос, и вообще не был уверен, что сможет ответить. Если он расскажет эдилу о гильдии, у того может появиться желание ее уничтожить, и Лайам волей-неволей должен будет ему помочь. Возможно, это – в главной своей сути – деяние и благое, но какая-то часть существа Лайама восставала против той роли, которую он в этом деянии был обязан сыграть. Он не мог отплатить черной неблагодарностью людям, оказавшим ему доверие. Все было бы по-другому, если бы Лайам сообщил о своих подозрениях Кессиасу прежде, чем переступил порог воровского притона. Но теперь он не считал себя вправе подводить этих людей под арест.

Лайам вдруг сообразил, что ему даже в голову не пришло соблюсти интересы эдила и выспросить у воров, не причастны ли они хоть каким-нибудь боком к нападению на храм новой богини. Впрочем, такая попытка была бы чревата теми же осложнениями. Рассказав о полученных сведениях представителю власти, он тут же стал бы доносчиком, а этого Лайаму никак не хотелось. Конечно, можно было бы успокоить свою совесть, вообразив себя шпионом в стане врага. Но между деятельностью шпиона и действиями доносчика пролегала черта, и Лайаму уже приходилось ее для себя проводить. Он знал, что способен на многое, но только не на предательство.

“О боги, – подумал Лайам, – и как я умудрился во все это вляпаться?”

Но, похоже, удача опять не покидает его, какое-то божество все же следит за ним и проносит кораблик Лайама через шторма и шквалы. Это божество прихотливо, оно порой швыряет своего подопечного в жаркий огонь, но лишь для того, чтобы тут же его оттуда извлечь. Слегка опаленного и сжимающего в руках кусок хорошо пропеченного мяса. Образ получился немного странным, однако Лайам не стал ничего в нем поправлять.

В данном случае удача привела его к Двойнику, но зато поставила перед почти неразрешимым вопросом. На одной чаше весов – эдил, на другой – воровская гильдия Саузварка. Лайам устал и не хотел больше на этот счет размышлять. Пусть все идет как идет, а что будет – покажет завтра.

Домик на берегу никогда еще так его не манил, и Лайам, пошатываясь как пьяный, поднялся по ступеням к порогу.