Драконья справедливость - Худ Дэниел - Страница 50

Зря он так ополчился на эту достойную даму. Положа руку на сердце, Лайам не мог бы опротестовать ни один ее приговор. Правда, какие-то наказания слишком суровы, а проповеди занудны, но в этом не видят ничего необычного остальные члены суда. Вдова хорошо справляется со своими обязанностями, а если она порой кое-кого по-матерински одергивает, то ее очень даже можно понять. Что же ей еще делать, когда новичок-квестор заносчив, вечно с ней спорит и всюду суется, и даже заработал под глазам синяк? Как втолковать герцогу, что малый с внешностью забулдыги – серьезный, приличный, тактичный молодой человек?

Вот и приходится убирать мальчика в тень, несмотря на всю его хватку и дознавательские таланты. Тем более что, передав дело Проуну, она никакой ошибки не совершит. Толстяк, с ее точки зрения, компетентен, имеет опыт, одет нарядно, да и покойный муж ему вроде бы доверял.

«И все-таки Проун – скотина, осел и засранец!»

Этого мнения Лайам менять не стал.

На закате они добрались до постоялого двора – полудеревянного-полукаменного строения, спрятанного в густом перелеске. Лайам возблагодарил небеса, услыхав, что свободных помещений полно и что номер ему делить с Проуном не придется. И вдова, и толстяк соблаговолили отужинать в своих комнатах, а Лайам пошел к писцам.

Клерки тепло приняли квестора, а когда выяснили, что тот никогда не встречался с Акрасием Саффианом, многое порассказали о нем. В конце ужина Лайам составил себе мнение о покойном судье, как о человеке умном и осторожном, с развитым чувством юмора и ошеломляющей проницательностью. Один из писцов даже уподобил Акрасия древнему королю Таралона Асцелину Эдару, прославившемуся своей мудростью на полсвета. Возможно, эти добрые люди и перехватывали в своих воспоминаниях через край, но то, что усопший был человеком незаурядным и дельным, сомнению нс подлежало.

Когда с ужином было покончено, Лайам пошел к себе, раздумывая об услышанном. Уже в комнате до него вдруг дошло, что в разговоре клерки ни разу не упомянули о госпоже Саффиан. Это показалось ему странным. «Ничего странного, – тут же поспешил он себя успокоить. – С какой стати было о ней поминать, когда помыслы всех собравшихся обратились к великому Асцелину? Знает женщина свое дело – и ладно, и хорошо».

В дверь постучали, потом она приоткрылась, и в щель просунулась голова в ночном колпаке.

– А, квестор Ренфорд, я очень рад, что застал вас. Скажите, вы не могли бы вернуть мне… э-э… тот отчет?

– А обещанные документы вы принесли?

Проун протянул ему ворох бумаг. Лайам взял их и повернулся к свече.

– А… а отчет?

Лайам глянул на Фануила, лежащего на груде сумок, и поддался соблазну.

– Боюсь, он глубоко запакован. Завтра без лишней спешки я его раскопаю. Доброй вам ночи, приятных снов. – Он попытался закрыть дверь, но Проун вцепился в косяк мертвой хваткой.

– Но… но нельзя ли это сделать сейчас?

– Помилуйте, квестор, сейчас уже поздно. Я устал, мне хочется спать. Не беспокойтесь, все к вам вернется в полной сохранности. Кроме того, у вас ведь имеется оригинал. Так зачем же вам копия?

Какое-то время Проун стоял недвижно, словно соображая, как поступить, затем голова его дернулась.

– Вы правы, да, вы, конечно же, правы. – Толстяк отступил в коридор. Лайам закрыл дверь и разочарованно хмыкнул. Поиграть с Проуном в кошки-мышки не удалось.

«Неужто в нем и вправду проснулись и рассудительность, и деликатность?» – думал он, укладываясь в постель.

Утром, устроившись поудобней в седле, Лайам издали поклонился вдове Саффиан и направил Даймонда к середине колонны. Долгое время он ехал с клерками, с ними же и перекусил на привале, а после полудня ускакал далеко вперед. Окружающие дорогу леса постепенно сменились лугами в кудряшках дубовых рощиц, и Лайам позволил чалому перейти на галоп.

Он первым добрался до места ночлега и битый час любовался закатом, посиживая в придорожной беседке с кружкой пива в руке. Завидев его, подъезжающий Проун сделал большие глаза и что-то шепнул госпоже Саффиан, но Лайам решил не обращать на это внимания. «Терпеть осталось недолго, – сказал он себе. – Затем нас с чалым ждут Саузварк и свобода. А пока пусть все идет, как идет».

И опять председательница с толстяком соизволили ужинать в одиночку. Впрочем, Лайам немало тем не смутился – в компании клерков он уже чувствовал себя почти что своим. Правда, на сей раз их высказывания сделались более осторожными (видно, и до них дошел слух о трениях между новым квестором и толстяком), но общая атмосфера застолья оставалась по-прежнему дружелюбной. Затем, после короткой прогулки на сон грядущий, Лайам пошел к себе. День удался, но еще не окончился – в дверь постучали.

– Да? – Лайам встал на пороге, не давая гостю войти.

– Вы… вы нашли тот отчет? – Проун явно заискивал. Лайам, поморщившись, пошел к своим сумкам и без труда отыскал в них нужный пакет.

– Вот, получите, – сказал он, швыряя бумаги Проуну, и почему-то счел нужным добавить: – Я уже снял себе с них копию, так что можете все это спокойно забрать.

– Копию? – глаза толстого квестора округлились. – У вас есть еще одна копия?

– Да. А в чем, собственно, дело?

– Ох, я… вы… видите ли, – сбивчиво забормотал Проун, – вы человек, конечно же, свой… но должна соблюдаться секретность… эти записи… не все в них бесспорно… вдруг обнаружится, что кто-нибудь невиновен…. чья-то честь будет задета… так что уж будьте добры…

Лайам устало вздохнул. Раболепие толстяка начинало вызывать в нем брезгливость.

– Я пошутил, квестор. Никакой копии у меня нет.

«С чего он так суетится?»

– Нет?

– Нет. Я пошутил.

– А. – Проун провел ладонью по лысине, смахнув капли пота, и затравленно хохотнул. – Понимаю. Хорошо. Посмеяться иной раз не грех. Доброй ночи, квестор, доброй вам ночи. – Сжав в кулаке драгоценный отчет, толстяк поспешил прочь.

«Вот идиот», – подумал Лайам и, покачав головой, постарался закрыть дверь поплотнее.

16

К вечеру ареопагу надлежало прибыть в Дипенмур, и Лайам, вновь вознамерившись опередить колонну, погнал Даймонда по боковой тропе. Ему хотелось еще до сумерек успеть взглянуть на герцогский замок – поговаривали, что в дневном освещении он очень хорош. Стражники крикнули, что от поезда удаляться опасно. Он махнул им рукой и тут же о них забыл.

Широкое полотно пустынной дороги само, казалось, текло под копыта коня, и Лайам пускал Даймонда то галопом, то рысью, наслаждаясь ветром и скоростью. Когда чалый, отдыхая, переходил на шаг, его хозяин любовался окрестностями и пару раз даже понуждал своего любимца взбираться на прилегающие к дороге холмы, чтобы взглянуть, что там за ними. Здешний ландшафт напоминал ему Мидланд. В краю, где прошла его юность, так же привольно расстилались торфяники, окаймленные тенистыми перелесками, правда, ручьи там впадали не в болота, а в реки, и текли они по равнинам, а не сбегали с холмов. На востоке в туманной дымке виднелись очертания невысоких гор, где-то среди них находилось и герцогское родовое поместье.

Около полудня Лайам вернулся к поезду, остановившемуся возле бившего из скалы родника, кивнул издали вдове Саффиан и перекусил в одиночестве, притулившись к узловатым корням древнего дуба. Несколько кусочков холодного мяса он скормил Фануилу – тот жадно их проглотил. Лайам еще с утра запретил уродцу охотиться. До Дипенмура подать рукой, каждый окрестный заяц мог находится на счету у герцогских егерей, а нарываться на неприятности Лайаму не хотелось.

После привала Даймонд сам запросился в галоп, и Лайам не стал его сдерживать, пока не удалился от медленно ползущей колонны на добрую милю. Он дал чалому отдохнуть, пустив его размашистой иноходью. Фануил взмыл в небеса, отправившись куда-то на север.

Лайам поймал себя на том, что по мере приближения к Дипенмуру он все чаще задумывается о феномене Южного Тира в ослабленной междоусобицами стране. Герцогство было самым крупным феодом из тех, что входили в состав королевства еще с древнейших времен. Повсюду, и особенно в Мидланде, власть местных лордов обычно заканчивалась в дне верховой езды от их родовых поместий, но ареопаг находился в пути уже больше недели, а владения герцога все не кончались, и везде царили спокойствие и порядок. Король Таралона уже не правил страной, его подданные впивались друг другу в глотки за крохотные участки земли, не способные прокормить и заморенной клячи, но семейство Веспасианов умудрилось сохранить свой феод неделимым и в эти смутные времена. С запада земли Южного Тира омывались Уорином – рекой глубокой и полноводной, с севера герцогство было прикрыто горами, линия морского прибоя служила ему границей с восточной и южной сторон.