Тревожный август - Хруцкий Эдуард Анатольевич - Страница 37

— А может, я не пью пиво, — небрежно протянул Костров.

— Тогда сюда и ходить незачем.

— Может, я шампанское пью.

— А по мне хоть «Шартрез». Не хочешь пива, другие выпьют, а с такими запросами в «Гранд-отель» ходить надо.

— Ладно уж, поесть что-нибудь имеется?

— Сюда обедать не ходят, по нынешнем временам есть дома надо.

Мишка оглядел стойку. За стеклом сиротливо приткнулось несколько тарелочек с кусками селедки, обложенной кружочками вареной картошки.

— Ну ладно, пару пива, селедочку. А если?.. — Мишка подмигнул.

Буфетчица внимательно посмотрела на него, подумала. Костров видел, что она внутренне боролась с собой. Но, вероятно, профессиональная интуиция взяла верх, она поняла, что этот молодой пижон никак не может причинить ей вред. Да и вообще, видать, паренек тертый, много таких забегало к ней, а потом исчезало бесследно. Чем они занимались, она не знала, да и не хотела знать, у нее своих забот хватало.

— Ладно, — буфетчица осклабилась. — Сколько?

«Как укусит — полруки нет», — подумал Мишка и ответил:

— Как положено, к кружечке прицеп — сто грамм, а кружек-то две.

Буфетчица наклонилась под стойку и, выпрямившись, поставила перед Костровым граненый стакан, до краев наполненный водкой.

Мишка полез в карман, положил на стойку четыре радужных тридцатки, потом подумал и добавил еще одну.

Он сел за столик в самом углу, спиной к стене, и внимательно оглядел пивную. За соседним столом удобно устроилась компания здоровенных мужчин в темных костюмах, они тихо переговаривались, не обращая ни на кого внимания, только один из них, седоватый, коротко стриженный, поймав Мишкин взгляд, чуть заметно подмигнул и почесал щеку.

«Наши», — понял Костров, и ему сразу же стало легко и спокойно. Теперь здесь он был не один. Ребята из МУРа, его друзья и друзья Данилова, были рядом, и он чувствовал свое единение с ними, и от этого ощущения к нему приходила уверенность.

Мишка сел поудобнее и выпил полстакана, потом сдул с кружки белоснежную шапку и с наслаждением потянул пиво. Водка теплом разлилась по телу, и ему стало совсем хорошо. Шум в пивной находил морским прибоем, то накрывая его, то вновь откатываясь. Иногда он слышал обрывки фраз, чей-то смех. На какое-то время ему показалось, что войны нет вовсе и что сидит он просто так: шел по улице да и заглянул сюда. Но постепенно первый хмель начал проходить. Так с ним и раньше бывало: чуть ударит в голову, а потом пей сколько влезет — и ничего. Мишка решил заказать еще пива и было совсем поднялся из-за стола. Но в это время увидел, как от буфетной стойки к нему направляется юркий паренек в кепочке-малокозырке с четырьмя кружками пива в обеих руках. Нес он их аккуратно, стараясь не расплескать.

— Свободно? — Не дожидаясь ответа, паренек поставил кружки на стол и присел осторожно, словно кот.

— А может, у меня занято? Может, я подругу жду, к примеру, — Мишка, прищурившись, в упор поглядел на парня, — тогда как, а?

— Тогда я уйду, ты чего, уйду я, — парень отодвинулся вместе со стулом.

— Ладно уж, сиди. — Мишка полез в карман, вытащил тридцатку. — Ну, в железку зарядим?

— С тобой-то. Нет. С тобой пусть другие играют.

— По маленькой, чтоб время провести.

— Не буду.

— Не знаешь ты закона, сявка. Когда тебе деловой говорит, все исполнять надо. Запомни: в блатную жизнь вход рупь стоит, вошел туда — исполняй закон, тогда в авторитете ходить будешь.

— Так я всегда. Как кликуха-то твоя будет? Может, я слышал.

— Червонец я. Мишка Червонец.

— Как же, — в голосе парня послышались уважительные нотки, — много слышал от старших. Говорили, что вы по самому краю пошли.

— Говорили, — Мишка выплеснул в рот остатки водки, лениво пожевал картошку, — они много чего говорят. Сами падаль жрут, а нам завидуют. Значит, так, — он вынул из кармана скомканные деньги, — организуй выпить, закуску, ну, пива, конечно.

— Это мы в момент, прямо сейчас, — парень метнулся к стойке, о чем-то зашептался с буфетчицей, показывая на Мишку. Минуты через две он вернулся, присел у стола: — Сейчас все будет в лучшем виде.

— В компанию не примете? — спросил кто-то. Мишка поднял глаза и увидел Сутулого.

— Садись.

— Спасибо. Ну, как там? — Сутулый обратился к пареньку.

— Все сейчас принесут, Сергей Сергеевич, вот Червонец гуляет.

— Ладно, потом я отвечу. Здорово, Михаил. Не признаешь?

— Теперь я тебя, Фомин, признал. А тогда нет, больно исхудал ты, что чахотка бьет?

— Она. Врачи говорят: питаться лучше надо. Да где там… Каждую копейку горбом выбиваешь, прямо чистый лесоповал, — Фомин вздохнул, потянулся к кружке.

— Что-то я тебя на повале-то не видел, — ехидно сказал Мишка, — ты больше в нарядчиках придуривался.

— Кто как может, Миша, кому какая жизненная линия.

— А что ты меня пасешь, чего твои за мной бегают? Может, ты для МУРа стараешься?

— Ты меня за стукача держал когда разве? Нет. Мне мальчики мои сказали, что есть у тебя золотишко. Вот я прицениться и хотел. Может, сторгуемся?

— Может.

— Так покажи.

— Прямо здесь? — насмешливо спросил Костров.

— Зачем здесь, можем выйти.

— Золото есть и камни, только я им цену знаю.

— Про цену сейчас разговора нет. Слушок прошел, будто ты с каэрами спутался, у Резаного в банде был.

— Слушай меня внимательно, Фомин, — твердо сказал Мишка, — я сейчас и тебя и твою шестерку шлепну и уйду. — Он выдернул из-под пиджака пистолет. — На мне крови много, чуть больше, чуть меньше — роли не играет.

— Погоди, погоди, спрячь примус. Ты меня знаешь, а я тебя. Живи как хочешь, я тебе не судья, я о другом: есть товар — возьму, нет — разошлись. Годится?

— Добро, — Мишка сунул пистолет в карман, огляделся и вытащил кожаный мешочек. — Гляди, Сергей, вот что имеем, — он вытряхнул на ладонь осыпь.

Фомин весь подался вперед, стараясь получше рассмотреть. Мишка подержал ее немного и опять положил в мешочек.

— Большой цены вещь, — хрипло сказал Фомин, — у меня таких денег нет.

— Это точно, — Мишка покосился на пацана, услужливо расставлявшего на столе закуску и водку, — мне клиент с копейкой нужен. Есть у тебя такой?

— Найдем.

— Только ты помни: я к любому не пойду. Что за человек?

— Человек тебе хорошо известный. Володя Гомельский.

— Идет, — равнодушно ответил Мишка. Если бы кто знал, чего стоило ему это равнодушие! Ему хотелось кричать от радости. Он даже глаза опустил, чтобы Фомин, не дай бог, не прочитал бы в них эту его радость.

— Ну давай, — Мишка поднял стакан, — выпьем, Серега, за жизнь нашу, копеечную жизнь.

— Давай, — Фомин протянул стакан, чокнулся, — только копеечная она не для всех. Ты вот…

— Давай пей, — Мишка выпил стакан залпом, сморщился, отхлебнул пива.

— Ты, Мишка, — наклонился к нему Фомин, — скажи мне, какой мне интерес выйдет. Я тебя с Володей сведу, ты ему камни, он тебе деньги, а мне?

— Тебе, — Мишка задумчиво повертел в руках стакан, — польза тебе будет. — Он сунул руку в карман, увидев, как при этом беспокойно забегали глаза у Фомина. — Не бойся, вот, — он положил на стол две золотые десятки, — бери аванс. После дела еще три.

— Широкий ты парень, Червонец, люблю тебя, как брата люблю.

— Это потом. Когда Володю увижу?

— Сегодня в семь. Как найти тебя?

— Здесь. Хотя, нет. Я в одном и том же месте появляться не люблю. Сквер на Миусской знаешь? Там площадка детская есть, вот на ней буду в песочек играть. Ну, гуляйте, а я пойду.

— Так в семь?

— Точно. Только скажи Володе, что я на Тишинке этим заниматься не буду. Пусть другое место ищет. Когда мы с ним дело уладим, я тебе три червонца отдам, да и по мелочи кое-что у меня есть, на это у тебя денег хватит. Мне надо в Ташкент подаваться, а то климат у вас тут для меня неподходящий, — Мишка встал, кивнул Фомину и вышел из пивной.

Он бежал по коридору мимо сотрудников, изумленно оглядывавшихся на него. Остановился только у двери приемной, толкнул ее и, переводя дыхание, спросил у Осетрова: