Тревожный август - Хруцкий Эдуард Анатольевич - Страница 13

— Что-то вы долго топчетесь на месте, орденоносная бригада, — сказал на очередном совещании начальник. — У меня это дело вот где, — он похлопал себя ладонью по шее. — Вы, между прочим, по городу бегаете, воздухом дышите, а я перед начальством отдуваюсь. Молчишь, Иван Александрович?

А что Данилов мог ответить? Ничего, совсем ничего.

После совещания начальник попросил его остаться, сел на диван, расстегнул воротник гимнастерки.

— Ну давай вместе помозгуем над этим ребусом. Что же у нас есть?

— Немного.

— Это как смотреть. Есть Шантрель, есть приметы всех четверых, правда, двоих уже можем списать. Какие размеры обмундирования похищены?

Данилов сказал.

— Значит, остались двое: один ростом примерно сто семьдесят пять, а второй — сто шестьдесят пять. Так? Теперь, что дал ГУМ?

— Отпечатки принадлежат убитому, некоему Музыке Станиславу Казимировичу, проходившему по делу о вооруженном нападении на инкассатора в Брестской области. Он к нам в картотеку попал после воссоединения западных областей. До этого, как указано в справке, промышлял контрабандой.

— Подарочек. Непонятно только, почему он там не остался. При немцах ему бы хорошая должность нашлась. Ты обрати внимание. Попова из промкомбината тоже говорит о Минске, и груз Шантрель оттуда доставил, а города не знает.

— Да я уж думал об этом.

— Ну и чего надумал?

— Решил: пусть и Королев голову поломает.

— Передал ему данные?

— Официальное письмо послал. Я к тому, что и Широков с Минском был связан.

— То-то и оно. Папиросы есть?

— Нет, кончились.

— Подожди, я у Осетрова возьму, у него в столе всегда лежат.

Начальник вышел и через минуту вернулся с черной пачкой, на которой золотыми буквами было написано: «Герцеговина Флор».

— Смотри, чем разжился, — засмеялся он.

— Где он их берет? — завистливо поинтересовался Данилов. Он взял одну папиросу, понюхал ароматный табак.

— Тайна. Личная тайна Осетрова. Сам пытался узнать — не говорит. Но вернемся к нашим баранам, — начальник глубоко затянулся, с силой выпустил струю дыма.

— Есть еще Гомельский.

— Между прочим, большая сволочь. Гастролер. Что о нем известно?

— Глухо. Как в воду канул. Его группа Муштакова ищет, весь город перевернули — пока ничего.

— Ладно. Теперь Спиридонова, старушка — божий одуванчик. Как с ней, наблюдение за ее квартирой ведется?

— Круглосуточно, но пока ничего интересного.

— Дай-ка мне акт баллистической экспертизы. Так… Понятно… Так, — начальник внимательно прочитал заключение экспертов.

— Я уже распорядился. Если где-нибудь будет применен наган или ТТ, все данные к нам.

— Только по Москве?

— Нет, по области тоже. Кроме того, есть еще Григорий Яковлевич Шантрель.

— Да, да. Его и Гомельского фотографии и приметы отправлены на все контрольные пункты, всем отделениям. Ориентировки разосланы представителям НКВД и работникам особых отделов. Москву им покинуть практически невозможно, — начальник погасил папиросу, встал, прошелся по кабинету. — Ну, вроде ты все сделал.

— Более того, объявлен всесоюзный розыск, пусть и в тылу посмотрят.

— Вот что, Ваня, твое отделение, как работающее на самом тяжелом участке, решено укомплектовать полностью. Сколько у тебя не хватает людей?

— Семь человек с заместителем.

— Сегодня всех получишь.

— Откуда?

— Из тайных фондов. Замом к тебе идет Парамонов из Сокольнического райотдела.

— Николай?

— Он самый. Доволен?

— Очень.

— А оперативников дадим из числа присланных нам раненых сержантов и командиров и рядовых милиционеров.

— Их же учить надо.

— А где я тебе академиков возьму? В ГКО напишу, верните, мол, нам людей, ушедших на фронт? Вот Парамонов их учить и будет. А ты со своими выделяешься в отдельную группу по ликвидации банды «ювелиров». Так операцию закодируем.

— А как же с рынками?

— Этим Парамонов займется. Ты сейчас все силы брось на ликвидацию этих бандюг. Помни, что дело на контроле у замнаркома. Он мне вчера сам звонил. Безусловно, обстановку понимает, поэтому и приказал для твоей группы выделить «эмку» из наркомовского резерва. Так что давай действуй. Я тебя дергать не буду, но сроку дам до первого сентября.

Данилов мысленно поблагодарил начальника. При такой ситуации это действительно большой срок. Можно было работать не торопясь, без излишней спешки, которая обязательно влечет за собой значительные ошибки. А их немало было за все время работы его, Данилова, в органах.

В тот же день Иван Александрович принимал пополнение. К нему направили четырех милиционеров из конвойного подразделения и трех военных, по состоянию здоровья негодных к службе в действующей армии. Милиционеры оказались людьми знающими, правда, опыта оперативной работы у них не было. А вот с демобилизованными ему просто повезло. Удружил ему Серебровский. Он позвонил Данилову по телефону и сказал:

— За тобой бутылка.

— Это за что же?

— Благодарить будешь всю жизнь, Ваня. Ребят тебе отобрал лучших. Сержант Никитин — бывший оперативник из Тулы, младший лейтенант Ковалев — начальник паспортного стола из Львова, а Ганыкин, лейтенант, юридическую школу окончил и нотариусом работал в Ленинградской области. Одним словом, юрист.

Новость была приятная. Иван Александрович пошел к начальнику и договорился, что Никитина и Ковалева назначит оперуполномоченными, а остальных пока помощниками. Потом вместе с Парамоновым они быстро получили для всех обмундирование, устроили их в общежитие недалеко от управления.

Утром следующего дня Иван Александрович вызвал Полесова, Муравьева и Белова.

— Вот, — сказал он, — прочтите приказ… Всем ясно? Освобождаю вас от всех дел. Передадите их Парамонову. Новички заканчивать будут. Весь сегодняшний день ваш. Помогите новым сотрудникам. Завтра начинаем работу. У меня все. Вопросы есть?

Вопросов не было.

Зазвонил телефон.

— Иван Александрович, к вам из госбезопасности товарищ поднялся, — предупредил дежурный.

Данилов еще трубку не успел положить, как в кабинет вошел Королев.

— У тебя совещание?

— Уже кончил. Идите, товарищи.

— Нет, ты их попроси задержаться. Как я понимаю, это и есть группа по работе над делом «ювелиров». Мое сообщение будет всем небезынтересно.

Королев взял стул и сел к окну, чтобы видеть находящихся в комнате.

— Вот какое дело, товарищи. Показания Поповой очень заинтересовали нас, мы послали своего сотрудника в оперативную партизанскую группу, действующую в районе Минска. В ее составе находилось несколько работников белорусского Ювелирторга. Наш сотрудник предъявил им для опознания фотокарточку Шантреля, ту самую, из его личного дела. Никто его не узнал. Это не Шантрель. Что нам удалось еще установить. Королев достал из планшета блокнот. Старший инкассатор Григорий Яковлевич Шантрель на грузовой машине с охраной выехал из Минска буквально за несколько часов до того, как в город вошли передовые немецкие части.

— Видимо, выехать выехал, — сказал Муравьев, — а в Москву доехал другой.

— Игорь, — Данилов строго поглядел на него.

— Ничего, ничего, — Королев полистал блокнот. — Дальше нами установлено, что дорога на восток в это время была блокирована, правда не надолго, фашистскими диверсантами. Так что выводы делайте сами.

— А вы что предполагаете? — спросил Полесов.

— Я думаю так, Степан Андреевич. Машину с ценностями немцы перехватили, охрану уничтожили, а потом подставили своих, они и довезли золотишко до Москвы. Комбинация почти беспроигрышная: человеку, спасшему большие ценности, поверят, да и документы у них были в полном порядке, переставить карточки — для специалиста дело плевое.

— Думаю, — сказал Данилов, — что если они пожертвовали ценностями, то неспроста посылали к нам этого человека.

— Насчет золота, — Королев усмехнулся, — они были спокойны. Считали, что захватят Москву с налета, так что ценности никуда не денутся. А вот для чего они человека послали, над этим подумать надо, — он показал глазами на оперативников.