Дневник мамы первоклассника - Трауб Маша - Страница 4

3 сентября Первый полноценный учебный день

Встали относительно легко. Относительно — это про меня. Никогда не хотела быть учительницей в школе. Даже в первом классе не хотела. Хорошо, что муж согласился отводить Васю. Ему-то хорошо — не нужно рисовать глаза, чтобы они хотя бы выглядели открытыми. И круги под глазами не надо замазывать.

— Надо было вчера лечь пораньше, — сказал муж, когда я жарила ребенку яичницу. Яйцо разбила мимо сковородки и обожглась.

— Надо было, — сказала я.

В двенадцать ночи я вспомнила, что родители должны были подписать тетради. Не просто подписать, а красиво. Я, конечно, забыла.

— Подпиши тетради, — попросила я мужа, — у тебя почерк красивый.

— Сама подписывай.

Мне понравилось подписывать. Это такой ажиотаж начала года — сначала красиво, высунув от старания язык, заполняешь дневник, а потом забрасываешь его куда подальше. А еще я помню, как учебники оборачивали в бумагу — раскладываешь лист, сгибаешь, разглаживаешь, переворачиваешь. И сверху, по голубому листику-трафарету пишешь, какой учебник. Давно забытый навык. Кстати, мне он очень в жизни пригодился — я, например, очень хорошо подарки упаковываю. Да, в двенадцать ночи воспоминания нахлынули — про прозрачные обложки-пленки для тетрадей, про пеналы на магнитах, про первые дипломаты вместо портфелей. Но это уже в старших классах. У нас не только мальчики, но и девочки с дипломатами форсили…

Так вот, я заодно подписала мешок для сменки и куртку. Еще я хотела подписать сменные ботинки, но впала в ступор — оба подписывать или только один?

Утром муж отвел сына в школу. Вернулся.

— Ну как? — спросила я.

— Нормально. Только я назвал учительницу Александра Светлановна.

— Как это?

— Да прицепилось. От Васи. Так и сказал: «Здравствуйте, Александра Светлановна». Может, она не услышала?

Я должна была забрать. Рано, в 11 утра. Начала собираться в десять. Пришла на полчаса раньше.

Во дворе по классам толпились родители.

Какой-то папа закурил.

— Что ж вы тут курите? — накинулась на него чья-то бабушка. — Здесь же школа, а не бордель!

Папа затушил сигарету и долго держал в руках бычок, не зная, куда его деть — урн не было.

Некоторые родительницы что-то живо обсуждали. Очень хотелось подойти — послушать. Но это как в школе — страшно подойти к незнакомой компании. Я все-таки вспомнила, что взрослая, и подошла. Мамаши тут же замолчали и уставились на меня. Ну точно, как в школе.

— А у вас зажигалки нет? — спросила я первое, что пришло в голову. Надо было спросить про то, когда детей будут выпускать, или сказать что-то про погоду.

— Мы не курим, — сказала за всех одна мама.

Я отошла и встала рядом с папой, который по-прежнему держал в руке бычок.

Детей наконец вывели.

— Товарищи родители, давайте отойдем в сторонку, — громко сказала учительница, легко перекрыв гул толпы.

Мы послушно засеменили за Светланой Александровной.

— Ну как они? Как мой? Нормально? — спрашивали наперебой все.

— Так, родители, успокойтесь, — опять перекричала всех Светлана Александровна, — вы слушаете, как ваши дети! Я не знаю, чем вы слушаете! У половины класса не было цветных карандашей в пенале! Почему вы не собрали пеналы? А у Васи, — Светлана Александровна посмотрела на меня и все остальные тоже посмотрели, — не было ручки!

Я подумала, что сейчас рухнет мир. Как минимум. Страшно было до жути.

— Они их едят, что ли? — продолжала тем временем Светлана Александровна. — Пять минут прошу потратить на проверку пенала. Всего пять минут. Больше ничего не прошу.

— Была ручка, даже две, — сказала я обиженно, потому что лично запихивала ему две ручки в пенал.

— Не было, — категорично заявила учительница, — я ему свою давала. И он не сидит. Надо с этим что-то делать. Не так много прошу…

— А мой как? — спросила другая мама.

— И ваш не сидит, — ответила Светлана Александровна, — и ваш тоже, — сказала она бабушке, которая успела только рот открыть. — Так, запоминайте домашнее задание. Страница шесть в прописях. Страница два — в математике.

— Ой, а повторите, пожалуйста, — попросила бабушка, — я прослушала.

— Товарищи родители, повторяю в последний раз. Больше повторять не буду. Страница шесть, страница два. — Светлана Александровна взяла на полтона выше. — Кстати, Вася сделал сразу три урока. А надо было один. Только мишку раскрасить. А он все прописи прописал. Мы с ним поговорили, но вы тоже обратите внимание, — сказала мне она.

Я кивнула, так и не поняв, почему можно было раскрасить только мишку и на что нужно обратить внимание.

— И без опозданий, — велела нам учительница, — приходить нужно к первому звонку, а не ко второму.

Потом ее отвлек папа, который уточнял, каким конкретно должно быть содержимое пенала.

— Дима, Дима! — позвала мама из нашего класса.

— Антон, Антон, — звала бабушка.

Дима, Антон и Вася нашлись на дереве.

— Кто разрешил лезть на дерево? — увидела их Светлана Александровна.

— Это Вася первый начал, — тут же сдали его друзья.

Ситуация была спорная. Вася стоял под деревом, а Дима с Антоном висели на ветках. Так что доказательств не было.

— До свидания, спасибо, — быстро сказала я Светлане Александровне, чтобы еще чего-нибудь не услышать. Дима с Антоном попадали с веток и спрятались за спинами взрослых.

— Так, родители, задержитесь еще на минутку, — сказала учительница. Все застыли. — Если у кого из детей недержание, скажите мне сейчас. Потому что сегодня один попросился, и половина класса бегала в туалет. Отпускать с урока не буду, только на переменах. Отпущу только с недержанием. Поднимите руки, у кого недержание.

Я хотела поднять руку — у меня уже точно недержание начиналось. Да и Вася начал выразительно притопывать.

— Пойдем, — сказала я Васе, и мы быстренько слиняли. — Ну как тебе? — спросила я по дороге.

— Завтрак понравился. Булочка с чаем и банан. Чай вкусный. Ты такой не умеешь делать.

Я тоже любила школьный чай — жидкий и сладкий из огромной эмалированной кастрюли, который наливали суповым половником. А на кастрюле было написано красной краской: «Чай».

— А в туалет ты ходил? — спросила я.

— Нет.

— Не хотел?

— Хотел. Но когда захотел, учительница сказала, что хватит ходить туда-сюда.

— Ладно, побежали.

— А правда, что папа мне утром сказал?

— А что папа сказал?

— Что я буду учиться одиннадцать лет и это больше тысячи дней?

— Правда.

— А папа всегда правду говорит?

— Да.

— А ты не всегда. Лучше бы ты меня утром отвела.

— Почему?

— Ну, ты бы сказала, что нужно учиться пять дней. Чтобы меня не расстраивать.

Пришли домой. Переоделись.

— Вася, сделай сейчас домашнее задание. А то тебе еще на тренировку идти.

— Не буду.

— Будешь.

— Не буду.

Полчаса мы орали эти вечные «буду — не буду». За пять минут раскрасили цыпленка-уродца и нарисовали кривые палочки.

— Все, — выдохнула я и швырнула ластик.

— Все, — швырнул тетрадь на пол Вася.