Криминальная Москва - Хруцкий Эдуард Анатольевич - Страница 44

Третья большая компания ни с кем не общалась и жила обособленно.

Это номенклатурные дети. Сыновья маршалов и министров, послов и крупных аппаратчиков. Они все, в отличие от нас, учились в престижных институтах и военных академиях. Посторонних в свой круг избранных они не пускали.

А они действительно считали себя избранными. С благословения Сталина в стране начинал формироваться новый класс партийно-государственной номенклатуры.

Дети этих людей со временем должны были занять командные высоты в стране.

Я не называю их фамилий, потому что они ничего не скажут нынешнему читателю.

Время беспощадно смыло их из людской памяти. Родители умерли в забвении, сыновья в основном спились.

Я уже писал о том, что вдоль Бродвея стояли и «топтуны» из МГБ.

Как вытягивались они и даже вроде выше становились, когда медленно полз вдоль тротуара «паккард» Берия!

Он тоже не боялся агентов и террористов, такой уж отважный человек был маршал Берия. А тихую езду практиковал он совсем по другому поводу. Полз за его машиной второй «паккард», и сидел в нем полковник Саркисов, начальник личной охраны лубянского маршала.

По команде шефа выскакивал он из машины и проводил «оперативно-розыскные действия». Задерживал красивых блондинок.

У меня был друг — веселый и щедрый студент-плехановец Боря Месхи.

И вот он влюбился. Безнадежно полюбил девушку, которая нравилась всем нам. Она появлялась на «Броде», но только днем и всегда одна. Интересная, изящная, недоступная… Она даже в кино ходила одна или с подругой. Никаких мужчин рядом. Никогда!

Мой друг проследил ее. Тем более что это было не очень сложно — она жила на улице Горького.

А потом были цветы и попытка знакомства. Все было, что полагается в таких случаях. Но неудачно.

Однажды, когда мы стояли у ее дома, к нам подошел веселый парень в модном костюме, взял нас под руку и отвел в переулок.

— Ребята, — он улыбнулся широко и добро, — оставьте ее в покое.

— Что? — удивился Боря, который был скор и тяжел на руку.

— А вот что. — Человек достал из нагрудного кармана модного пиджака алую сафьяновую книжечку с золотым тисненым гербом и тремя буквами — МГБ.

Он раскрыл ее, я прочитал и навсегда запомнил: майор Ковалев Игорь Петрович, оперуполномоченный по особым поручениям.

— Ребята, я не хочу, чтобы у вас были неприятности. Она под нашей защитой.

Наша прелестная незнакомка оказалась подругой всесильного Берия.

Мы все поняли. Да и как не понять, когда почти ежедневно исчезали в небытие наши приятели. Скрипач Алик Якулов, поэт Виталий Гормаш, студент-востоковед Гарик Юхимов, трубач Чарли Софиев. Их имена в танцзале гостиницы «Москва» произносили шепотом. Исчезали и другие. Да разве перечислишь всех, с кем ходил на танцы, пил коктейли и просто гулял по нашему гостеприимному «Броду».

Сегодня, когда мы хоть что-то узнали о своем же прошлом, можно легко вычислить, что товарищи наши один за одним становились статистами в очередной пьесе «Театра на Лубянке». Но тогда мы не знали этого и пребывали в неведении и… радости. Нам казалось, что каждый новый день станет для всех необыкновенно счастливым. Парадокс, который можно объяснить только нашей молодостью.

Вот так мы жили. Сегодня я часто думаю: когда в моих ровесниках появился страх? И понимаю, что тогда, когда в Елисеевском было все, когда гулял по «Броду» Абакумов и ловил девушек бериевский адъютант.

В конце 50-х вся читающая публика увлеклась романами Эриха Ремарка. Он стал для нас неким символом поколения.

В 1961 году я с огромным трудом приобрел «Черный обелиск».

Первая фраза последней главы романа запомнилась мне своей бесконечной грустью.

Но только через много лет я по-настоящему понял ее пронзительную горечь:

«Я больше никогда не видел ни одного из этих людей».

Я живу в квартире Сталина

Когда-то наш дом назывался «Дом правительства». Потом его разжаловали, как, впрочем, и многих его обитателей.

Сначала посадили одних, потом тех, кто сажал и занял их квартиры, а позже поснимали с работы и отправили в политическое небытие третье поколение сталинской номенклатуры.

После блистательного романа Юрия Трифонова дом наш стал именоваться «Домом на набережной».

Сегодня он стоит на страже Замоскворечья, словно старшина-сверхсрочник, увешанный, как медалями, мемориальными досками.

Нынче творение архитектора Иофана — только памятник архитектуры, образец конструктивизма тех далеких лет.

В 1941 году я жил в доме № 26 по Грузинскому Валу. Немцы неуклонно приближались к Москве. Каждое утро мы, «не уехавшие в эвакуацию» (так говорили в то время) пацаны, бежали на задний двор и собирали все, что выкидывали по ночам перепуганные пламенные партийцы. Портреты и бюсты Дзержинского, Ленина, Сталина, какие-то партийно-политические книги, подшивки газет и журналов.

Мне повезло, среди этого мусора я откопал подшивку замечательного журнала «30 дней».

Там я прочитал рассказ Б.Левитина «Тайна стен старого Кремля».

Суть его была в том, что некий инженер Гаврилов изобрел прибор, который подключался к стене и передавал на киноэкран веками спрессованные события, происходившие у стен Кремля.

Чтение это было весьма занятным.

Жаль, что не существовало такого инженера и его прибора под названием «историофон».

Много чего могли бы спроецировать на киноэкран стены дома № 2 по улице Серафимовича.

Особенно 181-й квартиры, где я живу.

Когда мы переезжали в эту квартиру после капитального ремонта дома, сосед по лестничной площадке спросил меня:

— Знаешь, кто здесь жил раньше?

— Нет.

— Василий Сталин. Нехорошая это квартира.

Сегодня о Василии Сталине говорят по-разному. Особенно летчики. Одни считают, что он был плохим командиром и никудышным пилотом. Другие приписывают ему невероятные подвиги в небе.

Шла война, а мы были мальчишками. Мы знали, что сын вождя — военный летчик. Чего только не приписывали мы ему! И необычайные тараны, и десятки сбитых самолетов, и даже бомбежки Берлина.

И если бы нас тогда спросили, кто отважнее всех — Гастелло, Талалихин, Сафонов, Покрышкин, — мы не задумываясь ответили бы: «Василий Сталин».

Да, именно он. Сын вождя.

Устные рассказы о его подвигах обретали в те годы характер эпический. На этом человеке лежал отблеск неземного, божественного величия его отца.

Мы их выдумывали и свято верили в это, потому что свято верили в вождя.

Как хорошо я помню торжественный голос Левитана, ведущего репортаж с первомайских и ноябрьских парадов на Красной площади:

— Первую эскадрилью, пролетающую над площадью, ведет командующий ВВС Московского военного округа генерал-лейтенант Василий Сталин.

Значительно позже, в 50-е годы, я видел его несущийся по Москве автомобиль. Белый открытый «хорьх» с красными сафьяновыми сиденьями. Таких машин в столице было две. На одной ездил всесильный начальник сталинской охраны генерал Власик, а на второй — сын вождя.

Впервые я увидел его в спортивном зале «Крылья Советов».

Шла обычная тренировка. И вдруг кто-то сказал: «Сын Сталина приехал». Мы выскочили в коридор, и я увидел невысокого человека в коричневом кожаном пальто, на которое были нашиты генеральские погоны, в низко надвинутой на глаза летной фуражке.

Он посмотрел на нас, разгоряченных после тренировки, улыбнулся и подмигнул.

Сталин-младший формировал новый спортивный клуб ВВС и отбирал лучших футболистов, хоккеистов, боксеров.

Он очень любил спорт. И сделал много хорошего для спортсменов.

О нем всегда хорошо вспоминал мой друг и тренер, знаменитый боксер Николай Королев, много доброго рассказывал Всеволод Бобров.

Через десять лет в МУРе я узнал весьма интересную историю.

…Дверь была выломана грубо, по-дилетантски. Ни один уважающий себя квартирный вор не оставил бы столько следов.

Майор Чванов внимательно оглядел ее, провел пальцами по щербатым вмятинам и спросил эксперта: