Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Собрание сочинений. Том 3

Шаламов Варлам Тихонович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Собрание сочинений. Том 3 - Шаламов Варлам Тихонович - Страница 13

Изменить размер шрифта:

Исчезли, верно, без следа

И сказкой кажутся года

И выглядят, как небыль,

Когда хватало хлеба всем,

Когда подобных странных тем

Не выносило небо.

Когда усталыми людьми,

Как на работе лошадьми,

Не управляли плетью,

Когда в сырой рассветной мгле

Не видно было на земле

Двадцатого столетья.

Когда так много было Мекк

И человека человек

Назвать пытался братом,

Когда не чествовалась лесть

И не растаптывалась честь,

Не расщеплялся атом.

III

То расщепленное ядро

Нам мира вывернет нутро

Гремучую природу.

Отяжелевшая вода,

Мутясь, откроет без труда

Значенье водорода.

Липучей зелени листок,

Прозрачный розы лепесток —

Они — как взрыв — в засаде.

И, приподняв покров земной,

Мир предстает передо мной

Артиллерийским складом.

Мы лишь теперь понять могли

Все лицемерие земли,

Коварство минерала.

И облака, и чернозем,

Что мы материей зовем, —

Все стало матерьялом

Убийства, крови и угроз,

И кажутся разряды гроз

Ребяческой игрушкой.

И на опушке в тишине

Нам можно сравнивать вполне

С любой хлопушкой пушку.

Мир в существе своем хранит

Завороженный динамит,

В цветах таится злоба,

И наша сонная сирень

Преодолеет сон и лень

И доведет до гроба.

И содрогнется шар земной,

И будет тесно под луной,

И задрожит сейсмолог.

К виску приблизит пистолет,

И Новый грохнется Завет

На землю с книжных полок.

В масштабе малом иногда

Показывала нам вода

Капризы половодья.

Сметая зданья и леса,

Их возносила в небеса,

В небесные угодья.

Но это были пустяки,

Годились только на стихи.

И бедный Всадник Медный,

Когда покинул пьедестал,

Внезапно сам от страха стал

Зеленовато-бледный.

Когда же нам концерт давал

Какой-нибудь девятый вал —

Подобье преисподней,

То только на морской волне,

Вдруг устремившийся к луне

И к милости Господней.

Без уваженья к сединам

Подчас взрывало сердце нам

Отвергнутой любовью.

Мы покупали пистолет

И завещали наш скелет

На доброе здоровье

В анатомический музей,

А для романтиков-друзей

На пепельницу череп.

И с честной горечью в крови

Мы умирали от любви,

Какой теперь не верят…

Но эти выпады реки

Бывали слабы и мелки

И зачастую личны.

Такая ж сила, как любовь,

Не часто проливала кровь,

Удержана приличьем.

Что принимал я сорок лет

Лишь за черемуховый цвет,

За вербные початки —

Все нынче лезет в арсенал —

Вполне военный матерьял —

Подобие взрывчатки.

И это страшное сырье

В мое ворвалось бытие

В зловещей смертной маске,

Готово убивать и мстить,

Готово силой рот закрыть

Состарившейся сказке.

Но я не знаю, как мне жить,

И я не знаю, как мне быть:

Травиться иль опиться,

Когда ядро в любом цветке,

В любом точеном лепестке

Готово расщепиться.

У нас отнимут желтый клен,

У нас отнимут горный склон

И капли дождевые.

Мы больше не поверим им,

Мы с недоверием глядим.

Ведь мы еще живые.

Мы ищем в мире для себя,

Чему бы верили, любя,

И наших глаз опорой

Не будут лилий лепестки

И сжатые в руках реки

Задумчивые горы.

Но нам оставят пульс планет,

Мерцающий небесный свет,

Почти что невесомый,

Давленье солнца и луны,

Всю тяжесть звездной тишины,

Так хорошо знакомой.

Мы ощущали ярче всех

Значенье этих светлых вех,

Их странное давленье.

И потому для наших мук

Оставят только свет и звук

До светопреставленья

Ведь даже в тысячу веков

Нам не исчерпать всех стихов,

Просящихся на перья.

И, потеряв привычный мир,

Мы требуем для арф и лир

Особого доверья.