Под парусом в Антарктиду - Карпенко Георгий - Страница 27

Это были тяжелые для меня, но, несомненно, своевременные разговоры, заставляющие отстоять Антарктиду и вспомнить наши московские договоренности, согласно которым женщины и дети в Антарктику не идут. Настроение у Димы испортилось окончательно, да и было из-за чего: ему предстояло оформить визы, договориться по телефону со своими друзьями в Австралии, чтобы те приютили его женщин, и вбухать кучу денег в авиабилеты.

Я все больше и больше убеждался в том, что экстремальная экспедиция — это в меньшей степени борьба с суровой природой, но в основном преодоление человеческой психики.

В Рио нам предстояло также получить аргентинские визы. Предчувствие этой операции портило настроение уже мне.

Начало раздувать с утра. К вечеру дуло крепко, опять разболталась рулежка и стала подклинивать. В 20 часов полностью зарифили грот и бизань. Ночью был жесткий ветер, и я боялся, что если что-нибудь отвалится, то в этой динамике моря будет рисковано работать на палубе. До четырех утра дуло как из пушки. Штормовой стаксель с высоким шкотовым углом несколько раз «поймал» волну, но выдержал. Две волны одна за другой пришли в высокий кокпит «Урании-2» и унесли за борт залебедочные шкотовые концы, оставив мне полные сапоги воды и мутную пелену соленой воды в глазах.

Все бы ничего, но настроение портила рулежка, которая неизвестно сколько выдержит.

Я спустился в кают-компанию, где было темно и пустынно, слышались удары волн над головой, по полу катались канистры с водой и какая-то посуда, было сыро и неуютно*.

Весь следующий день 7 декабря идем с хорошим ветром с 8-узловой скоростью.

Подошла стая животных. Крупнее дельфинов, тупорылые, темно-коричневые, с отверстием в спине для дыхания. Поиграли с яхтой и исчезли. Ветер скисает на глазах, и мы отдаем рифы и меняем стакселя. До Рио 150 миль. Пишу список ремонтных работ по яхте. В два ночи налетает жуткий шквал, а мы с полной парусиной! Ливень, ничего не видно, кормовой фонарь освещает стену, побеленную известкой! Гик залетел за бакштаг, и грот в этом положении взял ветер. Шквал был минут сорок и разом прекратился, так что «Урания-2» не пошла на поворот, и мы с Аркадием долго мучились с оверштагом, а потом раскрутились через фордевинд.

Утром справа по курсу замаячила земля, это были горы, и судя по всему — не маленькие. Я пошел считать убытки, нанесенные ночным шквалом и насчитал около десятка поломок, обрывов, потертостей в такелаже и парусах. Но ходов не было, и мы до обеда изнывали в ожидании ветра, а потом завелись и пошли под мотором.

Вскоре увидели лодку, которая очень быстро стала догонять «Ура-нию-2». Это заставило нас вспомнить о предупреждении, полученном еще на Канарах.

В кокпит очень быстро вывалилось все мужское население яхты, вооруженное подводным ружьем, монтажкой, топором, тяжелой битой и «выключателем» Иван Ивановича. На лодке тоже, наверное, вовремя сориентировались, пересчитав нас по головам, и вместо пиратских нападений, предложили свежую рыбу. Мы тихо попрятали свои ломы в кокпит под лавку и, не переставая улыбаться, обменяли рыбу на водку. Черные бразильцы, не привыкшие к такой валюте, тем не менее остались довольны. С тем и разошлись в разные стороны.

Тем временем земля придвинулась ближе, это были настоящие горы, и где-то между ними лежала наша бухта, которую мы еще не могли вычислить. Море было тихое, я стоял на бушприте и вглядывался в берега, а когда посмотрел себе под ноги, то сразу же увидел двухметровую меч-рыбу, которая в этот момент проплывала под бушпритом. Это было так неожиданно, очень близко и от этого совершенно невероятно, но я до сих пор отчетливо вижу неторопливые движения ее стремительно вытянутого тела и безупречную геометрию хвоста.

А потом был заход в бухту. Мы как бы протиснулись между двумя скалами, на вершины которых по еле видимым паутинкам бежали крошечные кабинки фуникулеров. Бухта открылась, подпружиненная горами, в ложбинах которых, под защитой разверзнутых рук громадной статуи Христа, лежал белый город. Это был Рио-де-Жанейро, город светлой мечты Остапа Ибрагимовича, что само по себе было достаточным, чтобы город авансом получил и нашу любовь.

На карте небольшой, но длинный залив Ботафогу, слева от судового хода, с отметкой красного паруса в дальнем конце — яхт-клуб. Подворачиваем в залив, видим в его окончании лес мачт. Метров за двести до входа в яхт-клуб качаются несколько разбросанных по заливу буев. Сбрасываем лодку и с ее помощью цепляемся за яркий желтый буй, ответный конец забиваем на утку. Все! Приехали! — наступил момент истины. Расслабляясь, осматриваемся. «Урания-2» затихла у подножия высоченной скалы, которую кто-то из наших сразу же окрестил Огурцом, такую она имеет форму. На самом деле эта лысая скала, совершенно лишенная растительности из-за крутизны своих склонов, называется «Сахарная голова». На ее макушке, куда в далекой синеве ползут кабинки фуникулеров, раскинулся буйный парк. Правее Огурца в глубине бухты господствует более высокая гора Корковадо, на вершине которой застыла гигантская фигура Иисуса Христа. Раскинув руки, Спаситель парит над пятнаддатимиллионным городом, разбросанном по берегу океана среди бухт и лагун.

Не успели толком осмотреться — подскакивает моторка, двое в форме сообщают, что в яхт-клубе нас ждет человек. Боцман! Наш дорогой и горячо любимый Боцман! Мы даже соскучились. А кому же, как не Боцману ждать нас в Рио-де-Жанейро? Одичал уж на больничном сервисе, дошел. Понимаем.

Едем с бразильцами на их моторке за Боцманом. Обшариваю взглядом пирс — никого. То есть, бразильцев много, а нашего Боцмана нет. Лодочник показывает на какого-то деда в белых штанах и рубашке — вот он. И дед идет к лодке, улыбается.

— Спик инглиш? — спрашивает. И начинает нам рассказывать, как он тоже давно ходил на яхтах, и тут, только нас увидел, сразу же пришел познакомиться. Лучше бы нашего Боцмана привел. Дед спускается в лодку и, не переставая трещать, едет к нам смотреть «Уранию-2». Мне тошно. Получить это вместо Боцмана! Но едем.

Дед проболтался, что увидел в бинокль из своей квартиры, как мы заходили в бухту. Вспоминаю угодливость перед дедом наших лодочников и странную его навязчивость, не характерную для яхтсменов. Все это звенья одной цепи. Настроение продолжает портиться. Дима чешет по-английски. Дед осматривает яхту, неприлично долго задерживаясь в каждой каюте, позволяя себе зайти вглубь и долго распространяться по любому поводу. Этот дед, работая осведомителем, хорошо отрабатывал свое членство в этом элитном яхт-клубе, зато те, кому это было нужно, достоверно знали подноготную, цель прихода и другие интересные для них сведения о приходящих яхтах.

Едем в город, только уже на нашей надувнушке, и наконец-то ступаем на твердую землю. По сравнению с пыльным и грязным Ресифи, Рио совершенно другой город. И дело даже не в том, что здесь много зелени в виде газонов-плантаций или гигантских пальм с древним, экзотическим видом фактуры стволов. Горы. Вот что здесь было самым вкусным. Горы, которые накрыли город. Они постоянно висели над тобой, где бы ты ни находился и под какой пальмой ни сидел, вот как сейчас мы, попивая холодное пиво и спускаясь взглядом по их склонам до моря с яркой линией прибоя, легко скользя дальше по синему, замершему до самого горизонта океану, откуда только сегодня пришли… В супермаркете набираем традиционный по прибытию в порт набор: пиво, овощи, фрукты и мясо. Звоним в Ресифи, и выясняем, что Боцман наш еще там, заканчивает курс и через несколько дней, возможно, прилетит в Рио. Не могу понять, почему Боцман так спокойно долечивается, не одичав от долгого лежания. На его месте я был бы уже здесь, в Рио, дрожа от нетерпения плыть дальше. Но вид Рио уводит мысли дальше, туда, где сумерки окрашивают бирюзой небо, а прожекторная подсветка делает фигуру Христа парящей над городом.

Шелестят шины по шоссе, из увеселительных заведений, расположенных около яхт-клуба, доносится барабанный ритм «латины». Мы в кокпите «Урании-2» управляемся с шикарным ужином, посматриваем по сторонам, наблюдая за происходящими изменениями наступающего вечера. Нам хорошо, нам здесь очень нравится.