Под парусом в Антарктиду - Карпенко Георгий - Страница 17

— Когда ты приедешь? — в ее вопросе было столько нежной настойчивости, что это заставило меня пережить одно из счастливых и трогательных мгновений. Боже мой! Она смотрела на это так, как будто я вышел в булочную и вот-вот вернусь. Я повесил на себя еще одну, но приятную в этот раз задачу: вернуться как можно быстрее. И неважно, что я совершенно не знал, как это сделать.

Мы не исправили наш дизель-генератор 44 в Лиссабоне и отложили ремонт до Канарских островов, где получили еще более худшую ситуацию по запчастям. И с трудом решили вопрос заправки яхты дизтопливом. Не надеясь на 44, мы все-таки купили в Лиссабоне мощный, но достаточно легкий и дешевый яхтенный водяной насос американской фирмы, отказавшись от целого блока тяжеловесной советской техники, рассчитанной на 380(!) вольт, с большим и тяжелым дизель-генератором на основе двигателя 4Ч-а. У нас был маленький, 4-киловаттный японский дизель-генератор весом 35 килограмм, спонсорский подарок, который вырабатывал 220 вольт и легко «набивал» все наши аккумуляторы и мог в паре с новым насосом заменить весь наш старый ненадежный агрегат весом около двух тонн. Японское изделие работало четко и надежно и потребляло удивительно низкое количество топлива. Мы решили больше не переживать по этому вопросу.

На следующий день, распрощавшись с новыми друзьями, подняв якорь, вышли из гавани и легли курсом на острова Зеленого Мыса.

Взглянув на обтянутые ветром паруса, настырный ход яхты, я опять задаю себе вопрос: что в этой экспедиции возьмет верх? Страх? Отсутствие сил? Денег? Или вечная, неодолимая тяга к путешествиям, этот знакомый до боли, желанный бег в пространстве? Я смотрю на мужиков, работающих на палубе, и успокаиваюсь. Хотя я не взялся бы пока говорить о наших перспективах определенно, слишком много здесь солнца и тепла — время покажет…

Из десяти нас осталось восемь. В Рио-де-Жанейро к нам должны прилететь ребята из Тольятти — Артур Чубаркин и Сергей Швагирев, а Лене с Женей предстоит перелететь в Новую Зеландию и ждать там нашего прихода.

Непривычно спокойное море напомнило о рыбалке. Все стали вытаскивать свои заначки, крючки и лески. Иван Иванович, долго мечтавший дома о настоящей рыбалке, извлек на свет крючок неимоверных размеров, сваренный из арматурной стали периодического профиля. Привязав к нему разноцветные нитки от капронового каната, он насадил на крючки свиные уши, которые шли как бесплатное добавление к суповому набору, купленному Леной на рынке в Лае-Пальмасе. Эту дикую снасть, мимо которой было опасно проходить по палубе, на толстой бечеве, заканчивающейся проволокой, Иван выбросил с кормы. Рядом положил «выключатель» — киянку 5 килограммов, и рыбалка началась.

Главный рыбак Дима, порыбачивший до этого на всем Дальнем Востоке, очень обстоятельно и терпеливо готовил свои снасти. Это были настоящие блесны и лески, которые рекомендовал Ирвин и на которые Дима «ухнул» в Лае-Пальмасе кучу денег. Он знал, что если бы он поймал сейчас большую рыбу, которой могла полакомиться команда, то из растратчика мигом превратился бы в героя. Народ «ставил» на Диму и далеко от него не отходил, подгоняя его, но Дима растянул подготовку на полдня. Наконец блесны были заброшены, они тащились за кормой на пятидесятиметровых капроновых бечевках. Море было спокойным, хода были небольшие, но рыба не клевала. Через несколько дней мы уже привыкли к тому, что, вытаскивая блесны, Дима показывал нам разогнутые крючки и глубокие борозды на теле блесны от зубов сошедшей с крючка добычи. Но вот однажды тишина раннего утра огласилась истошными криками: «Есть!!!» Выскочив на палубу, я увидел, как Дима, напрягаясь всеми мышцами, держал бечеву, а за кормой, в пятидесяти метрах, из синих с белой проседью волн вылетал на поверхность большой тунец. Он свечой взмывал метра на три-четыре в небо и возвращался в океан. «Смотри, как борет-

ся! Смотри, как борется!» — кричал Дима. Я бросился к парусам и растравил грот и стакселя, яхта сбавила ход, и мы стали помаленечку выбирать бечеву. Тунец не хотел мириться со своим положением. Он был сильный, но семидесятитонная стальная махина неумолимо тащила его за собой, и он с каждой минутой терял силы. Проблем поднять тунца на палубу не возникло, благодаря все тем же домашним заготовкам Ивана Ивановича. Мы имели опорный крюк, которым и подцепили рыбину за жабры, подняв на корму. Ажиотаж вокруг поимки тунца длился почти день, пока его чистили, потрошили, а потом жарили и варили уху, вспоминая, как он доблестно бился, желая спастись. Яхта тем временем с настроенными парусами делала по 6–7 узлов, сокращая расстояние до островов Зеленого Мыса.

Считая, что долгое хождение на крейсерской яхте в силу малоподвижного образа жизни является губительным для физического здоровья, были выделены 25 долларов и в Лиссабоне куплен велосипед-тренажер. Установили его на корме, позади спасплотов, и теперь, когда пришли погожие дни, я заставлял себя подходить к этому снаряду и крутить педали в течение 5–6 минут, затем шел на бак и прыгал через скакалку сто раз без перерыва. Потом отжимался на руках от палубы. Этим же, не изменяя своим спортивным пристрастиям, занимался и Дима, реже Валера. Боцман если и садился в седло, так только с сигаретой в зубах и, задумчиво глядя вдаль, уезжал в своих мыслях, казалось, очень далеко. Лена, распевая английские песенки, могла долго крутить педали. Иван и Аркадий вообще обходили это место стороной. Прокрутив пять минут педали, отжавшись три подхода по 25 раз и перепрыгнув сто раз через скакалку, ленивый по натуре, я считал задачу дня выполненной. Покончив с этим мучительным для себя делом, я переключался на другие, более интересные дела, например настройку парусов. Для меня это стало любимым занятием на яхте и отдушиной от экспедиционных проблем. Было приятно работать с каждым парусом, настраивая его на максимальную тягу.

У Ивана была своя страсть. Дело не в том, что он был мастером спорта по радиосвязи. Это был настоящий спорт и самая преданная любовь к радиопередатчику, с которым он не расставался целый день, и если не работал в данный момент в эфире, то ходил вокруг него и мечтал, как он его включит и погрузится в это не сравнимое ни с чем, почти наркотическое, состояние работы в эфире.

Меня часто злило, что при обилии дел на яхте Иван не мог прожить без радиопередатчика и двух часов, и всякий раз ухитрялся возвратиться к нему и трещал ключом в эфире. Его клиентами были радиолюбители-радисты со всего мира. Из Южной Америки он доставал Землю Франца Иосифа и вел теплый дружеский разговор с радистом по кличке «Пидерсия» — общим знакомым по прошлым экспедициям в Арктике, а из середины Атлантики общался с Японией, где, по статистике, таких же, как он, радиолюбителей-радистов насчитывается аж полтора миллиона. Успешным радиосвязям способствовал мощный усилитель, сделанный в Россоши самим Иваном.

По части приема погоды до Канар все обстояло прекрасно. Каждый день мы имели прогноз от англичан и немцев, а при хорошем прохождении — от кого-нибудь еще. Но после Канар как отрезало, началась южная зона, здесь должны были работать другие станции, со своими позывными. Иван метался в эфире и не мог найти нужные станции, их частоты и время передач, или радиосигнал был слабый и не оставлял на компьютере рисунка и описания. Но, собственно, в этих водах прогноз не особенно требовался. Хорошо по этому поводу сказал радист проходящего мимо корабля: «10 градусов до и 10 градусов после экватора прогноз погоды просто не нужен. Будет жара и штиль». Действительно, море, в котором лежит «Урания-2», спокойно, как вода в ванне. Чуть угадывается волна. Ветерок, как и все вокруг, еле живой. Ему трудно даже приподнять легкий колдунчик, сделанный из красного Анькиного бантика. Включаем двигатель — хватит, надоело стояние, поехали! Хотя бы час.

Хорошо делать по восемь узлов в спокойной воде. Тепло. Солнце. Поверхность моря почти зеркальная — и скорость. Свиные уши за кормой начинают глиссировать, путая рыбу.

А ночью тишина. Поскрипывание блоков на верхушках мачт похоже на крик гусей, прорывающийся через шелест моря…