Под парусом в Антарктиду - Карпенко Георгий - Страница 11

Вскоре после моего прибытия Дима с Сашей тихо улизнули на свою стройку, а я взялся составлять список работ по подготовке судна.

Лодка простояла почти год. Все ее системы нужно было опробовать и запустить. Они могли сопротивляться и отвечать сюрпризами, в основном неприятными. Аккумуляторы, которые спасал Сашка в наше отсутствие, возив их на тележке для зарядки на русский корабль, стоящий тогда в километре от «Урании-2», дотянули до нашего приезда, но были слабые. Иван подсчитал, что для того, что бы их зарядить как следует, придется гонять наш маленький дизель-генератор неделю без перерыва. Запуск главного двигателя тоже был проблемным моментом, так как год назад в Ла-Манше в его цилиндры попала забортная вода, и хотя тогда все кончилось благополучно, это могло проявиться сейчас.

Трещал без умолку дизель-генератор, синий дым его выхлопа тек из машинного отделения в рубку, где я из большого 50-килограммового рулона путевых карт отбирал необходимые для Атлантики и складывал их в определенной последовательности в штурманский стол. Предстоял и осмотр обеих мачт сантиметр за сантиметром, проверка рангоута, соединения талрепов, вант, краспиц, вант-путенсов — любая трещина или раскрутившееся соединение могли привести к потере мачты. Паруса, высушенные нами год назад и уложенные в большие мешки-кисы, лежали в парусной, носовом отсеке яхты. Их нужно было вчетвером, протаскивая через люки и двери яхты, выволочь наружу и там, на палубе, стакселя пристегнуть карабинами к штагам, переднюю и нижнюю шкаторины грота и бизани завести на мачты и гики и после этого, не торопясь, со смаком, завести все рифления — эти элементы будут работать во время будущих штормов. Нужно разнести шкоты и проверить, чтобы они не соприкасались с другими снастями, а свободно шли от шкотовых углов стакселей вдоль всей длины борта до шкотовых лебедок в кокпите. Нужно было ставить радиостанцию, закреплять спасательные плоты, стоящие на корме сзади рулевого, наводить порядок в форпике, красить палубу и борта. Кроме того, предстояло залить в танки три с половиной тонны пресной воды, заправиться керосином для камбузной плиты, затариться провизией. Нужно было сделать попытку найти продуктового спонсора из местных португальцев, используя связи нашего персонала на «Экспо-98», получить бразильские визы, утрясти все вопросы с миграционными службами и капитаном порта.

То, что происходило на яхте и как шли дела по подготовке, абсолютно меня не устраивало. Работы было много, рук не хватало. Лысенко и Виталий, отдыхая по вечерам от своей кругосветки, выпивали большое количество сухого вина, активно привлекая к этому занятию безвольную и податливую часть команды. Но через пару дней, когда я «накалился» и готов был к тому, чтобы отрывать головы, произошли некоторые положительные изменения. Нашелся незнакомый, но, несомненно, добрый человек, который подъехал к стройке, где трудились Дима и Боцман, и сфотографировал их за этим занятием, зафиксировав тем самым факт нарушения законодательства Португалии. Этот факт произвел на них до того сильное впечатление, что они, побросав лопаты, моментально оказались на яхте. В тот же день Лысенко и Виталий, выкупив свою машину, ожидавшую их на штрафной стоянке, и оставив на яхте батарею пустых «гусей», незамедлительно рванули в сторону Парижа, надеясь там разжиться деньгами на бензин и продукты. Третьим положительным моментом стал приезд последних членов экспедиции. У меня был готов список всех дел по яхте, и процесс пошел. Работа кипела и прерывалась лишь криками Лены, звавшей на обед. Она не прекращалась тогда, когда был готов ужин, ее не могла остановить темнота наступившей южной ночи. Каждый вел свое дело и не желал ударить лицом в грязь. Мы с Димой обследовали мачты, отрегулировали талрепами натяжение вант, законтрили все соединения, завели паруса и шкоты. Болтаясь в беседке у топа мачты на 24-метровой высоте, я видел, как команда внизу красит, передвигает, привязывает под азартную музыку, долетавшую из рубки. Лена с Боцманом подвозили продукты на яхту. Коробок и мешков было столько, что Боцман забил ими всю ходовую рубку, и к вечеру мы потеряли возможность пробраться в кают-компанию. Боцман сиял, желающим он показывал ящик, полный литровых бумажных пакетов-«кирпичей» фантастически дешевого сухого красного вина.

День был заполнен работой, а ночь приносила мне страдания по поводу зыбкости нашего предприятия: уже сейчас я упирался в стену, стоящую где-то между Антарктидой и Австралией, откуда предполагалось наше безденежное существование. Я знал, что на том конце земного шара, где-то на полпути кругосветки, уже нечем будет платить за продукты, солярку, стоянки, возможные ремонты, визы. Приходящий день, наполненный работами, уводил от этих предчувствий, но по ночам я был в их полной власти.

У механиков Ивана и Валеры дело не шло. Вкладыши, которые мы привезли из Москвы, не подошли, и дизель-генератор пришлось собрать не отремонтированным, в надежде, что на Канарах на российской базе мы достанем их. Система аварийного осушения трюмов «Урании-2» была рассчитана на 10-киловаттный дизель-генератор 44, который продолжал оставаться полутонным балластом. «Северная Верфь», впервые создавая парусную яхту, сделала прекрасный корпус, применив лучшие принципы отечественного кораблестроения, насытила ее системы тяжеловесной и ненадежной советской техникой.

В этой лодке было около километра труб разного калибра, больше сотни задвижек и кранов, четыре электросети — 12, 24, 220, 380 вольт!!! Для поддерживания всех этих систем предполагался значительный штатный персонал, ничего общего не имеющий с яхтингом. Могучие насосы, призванные откачивать попавшую в корпус забортную воду, работали от 380 вольт, но источник питания этих насосов — знаменитый дизель «44», конечно же, пребывал в своем привычном нерабочем состоянии. Поэтому мы купили яхтенный насос американской фирмы, с приличным расходом и работающий от аккумуляторов. Вопрос безопасности был решен.

Итак, команда собралась. Первым приехал сюда Саша Харитонов — наш боцман, родом из Петрозаводска. Три года назад он участвовал в строительстве парусных кочей и ходил на них от Владивостока на Аляску. Потом путешествовал в свободном состоянии по США и Канаде в течение почти двух лет. Вернувшись в Россию, Сашка понял через некоторое время, что именно эти два года были лучшими из всей его тридцатидвухлетней жизни. И поэтому, когда я через Диму вышел на него с предложением о кругосветке, он тут же оказался на Сибирском проезде в Москве, где среди глобусов, карт и деловых писем все сильнее проглядывала синь Океана. Он безукоризненно знал английский язык, располагал к себе, вдруг «загорался», обнажая такие утесы и глубины, что удивлял даже своих. Было у Боцмана еще две страстки. Первая — гитара и висящая на шее губная гармошка. Одновременно играть на гитаре и губной гармошке и петь при этом английские песни — это Боцман делал мастерски, к слову сказать, битловские песни в его исполнении можно было слушать. Лет десять назад, занимаясь в Петрозаводске строительством кочей, Боцман умудрился отпилить себе фалангу указательного пальца, работая на циркулярке. Но, по счастью, медики успели палец пришить, и сейчас это было незаметно — остался небольшой шрам. Вторая страсть Боцмана всегда предшествовала первой, так как он не мог взять гитару, не отхлебнув из высокого яхтенного стакана доброго красного вина. В наше отсутствие он сидел в Лиссабоне на самолично придуманной диете — белый хлеб, сухое красное вино и зелень. А его любимая книга «Наука выпивать с пользой для здоровья» Аркадия Спички встретила нас на самом видном месте в кают-компании у портрета крестной матери «Урании-2» Татьяны Савониной. Мы с Сашкой занимали кормовую, по левому борту, каюту.

Было отрадно видеть, как Валера Пикулев тихо, без лишних слов, делает много полезных дел. Радист по образованию, имеет навыки по электрике и механике. Иван наконец-то получил добровольного и способного помощника, и теперь они везде вместе, и, судя по их воркованию, доносящемуся из машинного отделения, они подружились. Валера занял носовую по правому борту двухместную каюту. Он жил там один и в силу своей природной скромности добровольно занял верхнюю койку. Иван традиционно занимал среднюю каюту. Здесь по-военному не было лишних вещей, и каюта была как будто пустой, не то что бардак у нас с Сашкой. Когда штормило, Иван ложился на пол, между койкой и переборкой, и храпел так, что заглушал рев океана и удары волн. Мне казалось, что это было единственное место на всей яхте, где стоило только прикрыть глаза, как можно было почувствовать тонкий аромат рома.