У любви свои законы - Ховард Линда - Страница 17

Она не может даже сбежать из дома, потому что не на кого оставить Скотти. О нем никто не будет заботиться. Фэйт была так же беспомощна, как младенец. Выхода не было, кроме как оставить все как есть.

Она сидела на пеньке, а время шло. Фэйт была слишком подавлена, чтобы подняться, войти в дом и приняться за обычную домашнюю работу. У нее было ощущение, что она лежит на доске гильотины и лезвие вот-вот должно обрушиться на нее сверху. День клонился к вечеру, а внутреннее напряжение в ней все возрастало, и нервы будто кто-то медленно наматывал себе на кулак… Скотти уже проснулся и играл у нее в ногах, словно боялся отойти хотя бы на шаг.

Но вечер наступил, а лезвие не упало. Скотти проголодался и тянул ее за руку в дом. Фэйт нехотя поднялась с пенька и повела его внутрь. Расс и Ники как раз собрались уехать на свою очередную гулянку. Джоди надела желтое мамино платье и тоже ушла.

«Может, Джоди была права», — подумала Фэйт.

Может, Грей всего лишь выпускал пар и всерьез не имел в виду то, о чем говорил. Может, Ги связался сегодня днем со своей семьей и как-то разрядил обстановку. Он мог даже передумать и вернуться домой, отказавшись от Рини. Все возможно.

Но в любом случае глупо ждать, что Рини вернется. А без нее, даже если Ги покается перед семьей за свой побег, не было никакого смысла держать их на земле Руярдов дольше. Конечно, дом их — убогая лачуга, но все же крыша над головой. К тому же бесплатная. Нет, надеяться на что-то бесполезно. Так или иначе, если не сейчас, так в скором времени им все равно придется убраться отсюда.

Фэйт знала своего отца и понимала, что он добровольно не сдвинется с места и будет держаться за их конуру до последнего.

Она накормила Скотти ужином, искупала и уложила в кровать. Второй вечер подряд у нее выдалось несколько свободных спокойных часов. Быстро приняв душ, она переоделась, легла и достала из-под матраса свою драгоценную книгу. Увы, сосредоточиться на чтении ей не удалось. Кошмарная сцена, разыгравшаяся у них дома утром, вновь и вновь живо вставала перед глазами, словно кинопленка, которую кто-то без конца крутил в проекторе. Снова и снова перед ее мысленным взором возникало лицо Грея с выражением крайнего презрения. От нестерпимой боли теснило грудь. Повернувшись на живот, она уткнулась лицом в подушку, борясь со слезами. Она так его любила, а он ее презирал. Презирал только за то, что она носила фамилию Девлин.

Последнюю ночь Фэйт провела почти без сна, а прошедший день со всеми его душевными травмами совершенно вымотал ее, поэтому она вскоре задремала. Спала она всегда чутко, как кошка, вот и сегодня просыпалась каждый раз, когда кто-то из членов семьи вваливался в дом с ночной гулянки. Первым пришел отец. Он, разумеется, был пьян, но сегодня, по крайней мере, не стал поднимать крика из-за ужина, который все равно не стал бы есть. Фэйт прислушивалась к тому, как он, шатаясь и спотыкаясь, добрел до своей спальни и рухнул на постель. Спустя минуту по дому уже стал разноситься его раскатистый храп.

Джоди вернулась около одиннадцати. Она пребывала в самом дурном расположении духа. Очевидно, свидание прошло не так, как задумывалось. Фэйт лежала тихо на своем месте и ни о чем не расспрашивала сестру. Джоди сняла с себя желтое платье, скомкала его и зашвырнула в угол. После чего легла на свою раскладушку и сразу же повернулась лицом к стене.

Сегодня все что-то вернулись довольно рано. Вскоре после Джоди приехали и братья. Они, как всегда, во весь голос ржали и вообще своим появлением подняли большой шум. Скотти проснулся, но Фэйт не стала подниматься, и скоро все утихло само собой.

Итак, все были дома. Все… кроме мамы. На глаза Фэйт вновь навернулись горькие слезы. Она утерла их углом тонкого одеяла и вскоре снова уснула.

Страшный треск заставил ее вскочить и выпрямиться на раскладушке в ужасе и растерянности. В глаза брызнул ослепляющий яркий свет, и в следующее мгновение чья-то грубая рука схватила ее за шиворот и стащила с постели. Фэйт взвизгнула и попыталась освободиться. Ей это не удалось. Тогда она изо всех сил уперлась ногами в пол, но и это не помогло. С ней обращались так, как будто она весила не больше игрушечного плюшевого мишки. Ее в буквальном смысле выволокли из их убогой лачуги. Среди всего этого ужаса до нее доносился дикий плач Скотти. Папа и братья отчаянно ругались и орали, Джоди громко рыдала.

Двор был залит светом от фар патрульных полицейских машин, расположившихся полукругом перед его фасадом. Глаза Фэйт не сразу привыкли к яркому освещению, но ей показалось, что во дворе очень много людей. Все что-то энергично делали, суетились. Человек, который схватил ее, распахнул дверь-сетку и пинком вышвырнул ее из дома. Споткнувшись на шатких ступеньках крыльца, Фэйт упала лицом вперед прямо в грязь, подол ночной рубашки высоко задрался. Во время падения она сильно оцарапала себе колени и ладони, заработала себе ссадину на лбу.

— Вот, — крикнули у нее за спиной, — берите пацана. С этими словами с крыльца грубо вытолкнули Скотти, который приземлился рядом с Фэйт. Бедняжка был охвачен истерикой, его круглые голубые глазенки были полны ужаса. Фэйт села на земле, одернула подол ночной рубашки и крепко прижала к себе малыша.

В воздухе над ее головой что-то мелькало, вокруг все гремело и трещало. Это из дома выкидывали их вещи. Она увидела Эмоса, которого пытались выпихнуть с крыльца двое мужчин в коричневой форме. «Помощники шерифа, — подумала Фэйт, глядя на них словно зачарованная. — Что они здесь делают? Может, па или ребята что-то украли?» Отец отчаянно упирался, держась руками за косяк двери. Один из помощников шерифа ударил его по пальцам тупым концом металлического фонаря. Эмос страшно взвыл и перестал цепляться за дверь. Его пинком выкинули во двор.

Вслед за ним из дверей вылетел стул. Фэйт успела увернуться. Стул ударился о землю как раз в том месте, где она со Скотти была секунду назад, расколовшись на мелкие щепы. Скотти ухватился своими ручонками за ее шею и своей тяжестью тянул вниз. Поднатужившись, она почти на четвереньках сумела отползти за отцовский старый грузовичок, где привалилась спиной к переднему колесу.

Ничего не соображая, она с ужасом смотрела на разворачивавшуюся на ее глазах кошмарную сцену, пытаясь хоть что-то понять. Из окон вылетали их вещи, одежда, кастрюли и тарелки. Посуда в доме была пластмассовая, поэтому она приземлялась с диким грохотом. Кто-то подошел к самому окну и вытряхнул на землю ящик буфета со столовыми приборами. Вилки и ложки из дешевой нержавейки заблестели в лучах яркого света.

— Надо вымести оттуда все, — услышала она вдруг чей-то густой, сочный голос. — Я хочу, чтобы внутри ничего не осталось.

Грей!

Она мгновенно узнала любимый голос, звук которого поверг ее в оцепенение. Она замерла в том положении, в каком была: сидя в грязи у отцовского грузовика с цеплявшимся за нее Скотти. Повернувшись на звук голоса, она быстро нашла самого Грея. Он стоял рядом с шерифом в гордой позе, скрестив руки на груди и немигающими глазами глядя на то, что происходило вокруг него.

— Ты не имеешь никакого права! — взревел Эмос, пытаясь ухватить Грея за руку. Но тот стряхнул его с себя без видимых усилий, словно докучливую собачонку. — Ты не имеешь права выкидывать нас на улицу среди ночи! А как же мои дети, мой несчастный и больной младший сын? Беспомощное дитя! Или у тебя совсем нет сердца?!

— Когда я говорил, чтобы вы убрались отсюда до наступления вечера, я не шутил, — рявкнул в ответ Грей. — Забирай все, что ты хочешь взять с собой. И побыстрее, потому что через час я подожгу все, что останется.

— Мои вещи! — вдруг дико взвизгнула Джоди, выскочив из своего укрытия между двумя машинами.

Она стала метаться по двору, посреди общего разгрома, поднимая с земли одежду. Она тут же швыряла обратно все, что принадлежало не ей, а свои платья перекидывала через плечо.

Фэйт с трудом поднялась на ноги. Скотти тянул ее вниз, но отчаяние придало девушке сил. Их жалкие пожитки, возможно, ничего не стоили в глазах Грея, но это была вся их собственность. Ей удалось расцепить ручонки Скотти, нагнуться, схватить в охапку какой-то комок одежды и бросить его в кузов отцовского грузовика. Она не разбиралась в ту минуту, что кому принадлежало, это было не важно. Надо было спасать все подряд.