Ручей любви - Ховард Линда - Страница 18

— Вы не видели Ди Сван? — рассеянно спросил он Оливию, продолжая наблюдать за гуляющей публикой.

При упоминании этого имени Оливия слегка подняла брови и в ее глазах сверкнул интерес, который она попыталась скрыть.

— Нет, не видела. Сомневаюсь, что она здесь. Она никогда не бывает на пикниках.

— Я просил ее прийти. Думаю, ей нужно отдохнуть от этой фермы. Я слышал, что на позапрошлой неделе она упала с чердака и ушиблась.

— Не может быть! — воскликнула Оливия. — И сильно она ушиблась?

Лукас отметил, что Оливия неподдельно встревожена.

— Я слышал, что она ударилась довольно сильно. Но теперь она снова в своей прежней боевой форме.

Интерес Оливии усилился. Хотя она была действительно встревожена, волнение не помешало ей заметить, какое смущение испытывал Лукас, говоря о Ди, как если бы он случайно сказал больше, чем следовало. Действительно, от кого он мог слышать, что Ди ушиблась? Оливия прекрасно знала, как уединенно живет ее подруга. Для нее было очевидным: если Лукас знал, что ее подруга упала, значит, он видел ее, посещал ее, может быть, даже ухаживал за ней. Она вспомнила свою мимолетную мысль о том, как подошли бы друг другу Лукас и Ди.

— Она должна быть здесь, — повторил он нахмурившись.

До самого ленча Лукас не верил, что Ди действительно не собиралась приходить. Он надеялся заметить ее в толпе, пока наконец не понял, что она не находилась бы в толпе людей, даже если бы пришла на пикник. Она бы наблюдала за происходящим со стороны своими темно-зелеными загадочными, как у кошки, глазами. Он не мог себе представить ее, участвующей в дружеской болтовне, или хихикающей с группой девушек. Но Лукас нисколько не удивился бы, если бы она, зная, что он становится с каждой секундой все злее, не спеша подошла к нему с крайне надменным видом, чтобы посмотреть, осмелится ли он что-нибудь сказать ей.

Но в конце концов он понял, что она не придет. За едой он старался подавить в себе разочарование и злость и вести себя так, как если бы он наслаждался угощением, хотя на самом деле он вряд ли замечал, что кладет себе в рот. Черт бы ее побрал, почему она не пришла? Теперь он знал, что она не придет на танцы. Но Лукас не мог позволить ей не обращать внимания на его просьбы.

В то время Ди Сван была неподалеку от того места, где вся округа наслаждалась пикником. Она сломала рукоятку мотыги и отправилась за новой в город. Но там ее ждало разочарование. Универсальный магазин был закрыт на весь день. Ди разозлилась на себя за свою глупость. Конечно, семья Винчеса, как и все, отправилась на пикник. Да и весь город тоже. Улицы были пустынны. Пикники пользовались большой популярностью.

Не позволив себе терять драгоценное время на бессмысленные переживания, Ди развернула повозку и отправилась домой. Сорняки можно было полоть руками не хуже, чем подрубать мотыгой. Единственными людьми в городе, встреченными ею, были две девушки из салуна. Конечно, они нежеланные гости на городских общественных мероприятиях. Обе женщины сидели на улице, на тротуаре, чего бы они никогда не сделали, если бы город временно не опустел. Одна из них, рыжеволосая Тилли, помахала ей рукой, и Ди помахала в ответ.

«На что похожа их жизнь… — думала Ди. — Они, должно быть, страшно одиноки, хотя почти никогда не остаются в одиночестве».

— Разрешите мне пройтись с вами? — вдруг обратилась к ней Тилли.

Вкусная еда и полуденная жара возымели свое действие. Многие уже дремали на стеганых одеялах, привезенных из своих домов. Оливия бесцельно бродила, улыбаясь знакомым, но не вступая с ними в разговоры. Лукас уехал, а мисс Милликен, куда бы она ни направлялась, всюду сталкивалась с Кайлом Беллами. Он был очень вежлив, но она не могла испытывать симпатию к этому человеку. Его глаза были слишком дерзкими, и он был слишком настойчивым. В конце концов ей пришлось прогуливаться не останавливаясь, потому что стоило ей только остановиться, как Беллами оказывался рядом.

Она вздрогнула, когда мягкий, низкий голос неожиданно раздался позади нее. Обернувшись, Оливия увидела мексиканца Фронтераса, смотревшего на нее с улыбкой в своих черных глазах. Он предложил ей прогуляться с ним. Она заколебалась, поскольку он работал на Беллами и она не была с ним знакома.

— Разумеется, если вы откажетесь, я пойму это, — сказал он.

Оливия поняла: он ожидал ее отказа из-за того, что был мексиканцем. Ее сострадательное сердце слегка защемило, и она невольно произнесла:

— Конечно, я пройдусь с вами.

Ее безупречные манеры, казалось, тут же покинули ее, и она не знала, о чем говорить. Они гуляли уже, вероятно, минуту, когда он представился:

— Меня зовут Луис Фронтерас.

— Я — Оливия Милликен, — и снова замолчала. Наконец она в отчаянии выпалила:

— Вы мексиканец?

Ее лицо сейчас же залилось краской. Почему из всех вещей, которые она могла произнести, она сказала именно это? Ей захотелось укусить себя за язык.

— Я родился в Мексике, — объяснил он со спокойной улыбкой, совершенно не раздраженный ее вопросом. — Думаю, что это позволяет считать меня мексиканцем, хотя я не бывал там с детства.

Он действительно разговаривал без малейшего акцента.

— Вы давно живете в этих краях?

Даже если он жил здесь давно, она никогда не видела его раньше, поскольку дочь банкира вращалась в иных кругах, чем ковбой.

— Вы имеете в виду Колорадо или окрестности Проспера?

— И то и другое, — заинтересованно сказала она. Было похоже, что он много путешествовал, а ее всегда интересовала кочевая жизнь.

— В прошлые годы я пару раз путешествовал по Колорадо. Несколько лет я провел на территории Нью-Мексико, некоторое время прожил в Монтане и еще дольше на западе в районе реки Снейк. — Он задумался. — Раз или два я побывал в Калифорнии. Можно сказать, что повидал все части этой страны к западу от Миссури.

— Вы наверняка не задерживались долго в одном из этих мест.

Она заметила, что он был высоким, таким же высоким, как Лукас Кохран. Когда Оливия шла рядом с ним, она чувствовала себя маленькой и защищенной. Она бросила взгляд на большой револьвер в кобуре на его правом бедре. Он носил оружие, не обращая на него внимания, как если бы никогда не расставался с ним. Был ли он на самом деле бандитом, а не ковбоем?

— Да, я много путешествовал.

Какое-то время он считал, что штат Нью-Мексико мог стать его домом, но эта мечта умерла под убийственными копытами жеребца. Он чувствовал опустошение, похоронив Селию, как если бы часть его самого ушла с ней в могилу. Прошло много времени, прежде чем он осознал, что все еще жив. Но теперь все было по-другому. Он не знал, когда скорбь прошла, знал только, что это случилось. Луис помнил лучезарную улыбку Селии, ее пронзительную красоту, но черты лица стерлись в его памяти. Прошло десять лет, и за эти годы он побывал во многих краях и держал в своих объятиях много женщин.

— Я всегда думала, что мне бы понравилось путешествовать, — сказала Оливия, поглядывая на солнце сквозь шевелящуюся от легкого ветерка массу листьев над головой. — Чтобы не встречать закат на одном месте два дня подряд.

Вряд ли она могла сказать что-либо более неожиданное. Луис посмотрел на нежный овал ее лица, попытался представить ее, идущую целый день, не мывшуюся неделями, с толстым слоем грязи и пыли, покрывавшим эту белую кожу, и решил, что это совершенно нелепо. И кто бы мог ожидать, что она сможет спать на земле, завернувшись в одеяло?

— Вам бы это не понравилось, — уверенно заявил он. — Насекомые, грязь, скверная пища, нехватка воды, невозможность крепко выспаться — вот что такое жизнь в пути.

Ее губы раздвинулись в улыбке:

— Ах, но существуют другие способы путешествовать. Представьте себе езду из города в город на поезде, когда качка вагона усыпляет вас по ночам. Возможно, я не захотела бы заниматься этим всегда, но не отказалась бы попробовать.

«В этой женской душе есть тяга к приключениям», — с уважением подумал он. Он бы хотел путешествовать с ней по стране на поезде. У них было бы спальное купе, и по ночам он бы входил в нее, и поезд раскачивал бы их для наслаждения, а не для сна.